Время шло, и Кезон привык засыпать, забив голову подробностями давних убийств: подобное чтение прекрасно помогало отвлечься от реальных дневных забот. Перед тем как заснуть, он теперь думал не о какой-нибудь технической проблеме, связанной с акведуком, а о патрицианке матроне Корнелии, которая убила мужа во время соития, засунув свой средний палец, покрытый белым порошком аконита, в его анус. Он требовал от нее такого способа стимуляции, она же находила это отвратительным. Яд убил мужчину в считаные минуты, но, по свидетельству Корнелии, после того, как он испытал чрезвычайно бурный оргазм. Подобных интересных подробностей в материалах дела имелось множество.
Однако никакое увлекательное чтение не избавляло от дурных снов, связанных с навязчивым беспокойством Кезона о его происхождении. Эти ночные кошмары время от времени возвращались. Обычно их вызывало какое-нибудь случайное замечание, услышанное им в течение дня. Скорее всего, это замечание не имело никакого отношения к его предкам, но все равно вызывало у него ощущение уязвимости, лишний раз напоминая, что он носит одно из славнейших имен Рима, не имея на него права по крови.
* * *
Так или иначе, жизнь Кезона шла своим чередом, пока не наступил день, которому предстояло изменить ее навсегда, но не по той причине, по которой он думал.
Очевидным событием этого дня было его обручение с девушкой по имени Галерия, ставшее кульминацией интенсивных переговоров между двумя патрицианскими семьями. Со стороны Фабиев Кезона подталкивал к женитьбе Квинт. Молодой человек, по его мнению, выказал себя сообразительным и целеустремленным, но вместе с тем упрямым и своевольным. Возможно, в этом смысле супружество повлияет на него положительно, добавив рассудительности и направив избыток энергии в нужное русло.
Сам Кезон испытывал в плане брака смешанные чувства, но Галерия была хорошенькой девушкой с фигурой Венеры, а когда они (конечно, в присутствии компаньонки) беседовали, проявляла нежность и очаровательную стеснительность. В один прекрасный день в доме Квинта Фабия состоялось обручение. Кезон, его отец и отец Галерии выпили лучшего вина из запасов Квинта, произнеся несколько тостов. Улучив момент, Кезон, слегка захмелевший, ускользнул от родных и направился к дому Аппия Клавдия: ему не терпелось поделиться новостью со своим ментором.
Раб-привратник сообщил ему, что цензор встречается с посетителем по официальному государственному делу, и попросил подождать в прихожей, рядом с библиотекой. День был теплым, двери оставались открытыми, и Кезон отчетливо слышал происходивший в соседней комнате разговор.
– Предположим, – говорил Клавдий, – что тому, о чем ты меня просишь, есть прецедент. Государственная религия так усложнилась, обросла таким множеством обрядов, которые должны исполняться во всем городе каждый день, что в последние годы все больше обязанностей делегируются храмовым рабам. Они принадлежат государству и проходят специальную подготовку у жрецов. Тем не менее, Тит Потиций, то, что ты предлагаешь, несколько отличается от общепринятого и, несомненно, вызовет полемику.
Имя Потиций мало что значило для Кезона. Он знал, что Потиции – патрицианская фамилия, одна из старейших. Но Потиции почти не играли роли в современной политике, и Фабии, вращавшиеся в высших кругах, с ними практически не пересекались. Правда, ему вспомнилось, будто они имеют какое-то отношение к Ара Максима, и на самом деле, как вскоре выяснилось, Тит Потиций пришел к Клавдию, чтобы обсудить эту древнюю наследственную обязанность.
– Пожалуйста, пойми меня, цензор.
Говоривший, судя по всему, был стар, голос его был усталым и унылым.
– Будь у меня возможность найти другое, более достойное решение этой фамильной проблемы, я ни за что не обратился бы к тебе с подобной просьбой. Однако печальная правда состоит в том, что Потиции уже не могут позволить себе содержать алтарь или устраивать ежегодный праздник в честь Геркулеса. Сам алтарь находится в плачевном состоянии и нуждается в реставрации. Ты бывал там в последнее время? Это позор для всех нас! Чествование Геркулеса превратилось в праздник нищих. Мне неловко в этом признаваться, но такова горькая истина. Наша неспособность надлежащим образом исполнять эти обязанности не добавляет чести ни Риму, ни богу, ни Потициям. Мы изо всех сил пытаемся соблюдать традицию, но она ложится на семью тяжким бременем и еще больше разоряет ее. Увы, во времена наших предков алтарь мог быть не более чем плоским камнем, а праздник можно было устроить с горсткой бобов! Но Рим уже не таков. Вместе с ростом могущества и богатства возросли и требования к религиозным церемониям. Государство может позволить себе восстановить и содержать Ара Максима и чтить Геракла праздником, которым может гордиться Рим. Потиции не могут.
– Я тебя хорошо понял, Тит Потиций. Ты хочешь, чтобы государство выкупило у тебя фамильную привилегию, и надо думать, за хорошую цену.
– Это было бы справедливо.
– Эта цена должна быть достаточной для того, чтобы избавить тебя и твоих родных от бедности, в которую вы впали.
– Цензор, я считаю, что для государства поддержка древней фамилии – не самое худшее вложение средств.
– Может быть, но тогда получается, что исключительная наследственная привилегия, которой эта фамилия гордилась на протяжении столетий, есть не более чем товар, который можно покупать и продавать. Ты понимаешь, что именно так и станут говорить люди.
– Я полагаю, что ты как цензор полномочен одобрить такую сделку.
– Но если я это сделаю, что скажут обо мне? Мало того что он забил сенат своими приятелями низкого происхождения и влияет на выборы, так теперь еще сделал предметом торга древнейший в городе религиозный обряд.
Потиций вздохнул:
– Я понимаю, что тебе будет трудно принять это решение…
– Совсем наоборот! Я всем сердцем одобряю твою идею.
– Правда?
– Абсолютно. Для меня вообще неприемлемо это устаревшее представление о том, что жреческий сан и право на отправление некоторых культов могут быть наследственным достоянием той или иной семьи. Религиозные церемонии касаются всего государства, а значит, и право их совершения должно принадлежать государству, которое может лишь делегировать это право тому или иному лицу. Религия народа должна контролироваться народом. Именно по этой причине, которая не имеет никакого отношения к бедам твоей семьи, я целиком поддерживаю твое предложение передать государству полномочия распоряжаться Ара Максима и праздником Геракла. И уверен, что смогу добиться выплаты твоей семье соответствующей компенсации.
– Цензор, едва ли могу выразить мою благодарность…
– Тогда не выражай, по крайней мере пока. Как я предупреждал тебя, у этой идеи найдутся и яростные противники, которые будут всячески позорить тебя и твою семью. Ты должен быть готов к потоку клеветы.
– Понимаю, цензор.
– Хорошо. Прежде чем мы приступим, хочу спросить, действительно ли ты выражаешь общее мнение всей фамилии Потициев. Судя по цензорским спискам…
