– Приветствую тебя, Пинарий, – произнес слепец нейтральным тоном, ни намеком не указав на долгую историю их отношений.
– Приветствую тебя, Катулл. – Луций тоже постарался говорить ровно, хотя при первом же взгляде на советника у него участилось сердцебиение. Ладони так обильно вспотели, что их пришлось вытереть о тогу. К счастью, незрячий старик не мог видеть его замешательства.
– Для человека, который утверждает, будто не интересуется делами общественными, ты удивительно часто бываешь в дворцовых покоях, – заметил Катулл и улыбнулся. Пошутил, чтобы успокоить Луция? Или играл с ним?
– Я пришел, потому что меня позвали. Чего ты от меня хочешь?
Катулл принялся расхаживать по покоям. Он хорошо знал помещение. Не колеблясь и явно не думая, он доходил от стены до стены и разворачивался как раз вовремя.
– Мои последующие слова не подлежат разглашению. Ты понимаешь, Пинарий?
– Да.
– Под страхом смерти.
– Я понимаю.
– Точно? В прошлом Цезарь был к тебе исключительно милостив – неоправданно, на мой взгляд. Но если ты когда-нибудь разгласишь то, что я собираюсь сказать, я лично прослежу, чтобы тебя казнили.
– Ты выразился предельно ясно, Катулл.
– Хорошо. И гнусная же стояла у нас погода, ты не находишь?
– Ты, разумеется, вызвал меня сюда не погоду обсуждать.
– По сути говоря, как раз для этого. – Катулл остановился. – Тебе известно, что за последние месяцы в городе отмечено великое множество случаев, когда молния попадала в то или иное строение?
– Да, я слышал.
– Подобная активность не радует Цезаря. Откровенно говоря, Цезарь несколько удручен.
– Все боятся молний.
– Цезарь опасается не самих вспышек, а того, что они могут предвещать. Я объясню. Много лет назад, когда Цезарь еще был ребенком, астролог предсказал день его смерти – если говорить прямо, даже час. Он предсказал и причину гибели: от клинка. Тогда названная дата представлялась чрезвычайно далекой. Но время бежит. День быстро приближается. К тому же для мальчика гибель от клинка означала возможность пасть в бою, храбрым воином, однако сейчас, рисуя себе такую смерть, Цезарь думает об измене и покушении.
– Неужели государь верит в столь давнее предсказание?
– Такого не забудешь, как ни относись. Однажды отец Цезаря пошутил на сей счет. Божественный Веспасиан обедал с сыновьями; юный Домициан заподозрил, что ему подали ядовитый гриб, и отказался есть. Божественный Веспасиан рассмеялся: «Даже если гриб ядовит, отрава не возьмет тебя, сын мой, благо мы знаем, что день твоей смерти далек и наступит она не от грибов!»
Луций пожал плечами:
– Возможно, если назначенный день близок, Цезарю следует призвать того астролога и приказать составить новый гороскоп?
– Предсказатель давно мертв.
– Значит, его не удастся ни покарать за ложное пророчество, ни наградить за точное.
– Играешь словами, как Аполлоний Тианский! – буркнул Катулл.
– Ты мне льстишь, Катулл. Но существуют ведь и другие астрологи, пусть Цезарь обратится к ним.
– Он так и поступил. Свежий гороскоп составил Асклетарион, у которого государь ранее не справлялся. Астролог не предсказал ничего конкретного, но все равно выразился неутешительно. Из-за стояния звезд ослабевает благоприятное влияние Минервы – богини, которую Цезарь почитает превыше всех. Согласно Асклетариону, защита Минервы будет слабейшей в тот самый предсказанный день. Естественно, Цезарь встревожился. Желая успокоиться, он решил испытать мастерство астролога и спросил, может ли Асклетарион предсказать, какой смертью умрет он сам, на что тот ответил: «Да, господин, меня разорвут собаки».
Луций едва не рассмеялся:
– Может, твой Асклетарион боялся, что раздраженный император подумывает бросить его на арену собакам, и решил спастись, предсказав именно такой конец, поскольку тогда Цезарь не осмелится его казнить?
Катулл состроил мину:
– Если астролог кого и перехитрил, то только себя. Цезарь приказал удавить его на месте. Я наблюдал, как тот умирает крайне неприятной смертью, и думал: вот тебе и предвидение. Цезарь поручил мне провести погребальный обряд в тот же день, чтобы поскорее избавиться от трупа. Но вдруг разразилась буря, хотя прежде день стоял ясный. Дождь потушил огонь, не дав ему пожрать тело. Тут появилась стая бродячих собак. Не успели мы оглянуться, как они ринулись на пепелище и разорвали труп на части.
Луций покачал головой:
– Значит, Асклетарион предсказал правильно. Ради блага астрологов надеюсь, что Цезарь больше не обращался к ним за советом.
– В настоящее время его внимание сосредоточено на прорицателе из одного германского племени, человеке по имени Эбервиг. Цезарь вызвал его из самой Колонии Агриппины
[31]
, понадеявшись на его славу толкователя молний. В Риме искусство чтения небесных вспышек в упадке, однако его, похоже, неплохо освоили германцы. В эту самую минуту прорицатель тщательно изучает все разряды, имевшие место в последние месяцы, и составляет карту их распределения и частоты. Сегодня Эбервиг представит Цезарю отчет.
– Твой рассказ весьма захватывает, – согласился Луций. – Но я-то тут при чем? Зачем меня звали?
– Когда Цезарь не может заснуть, он читает, а в последнее время государь вообще не спит, что означает чтение непрерывное. Сейчас он увлечен правлением Тиберия, чье возвышение находит исключительно любопытным. Всю ночь напролет Цезарь вникает в документы периода правления его предшественника. Секретарей посылают то за одним свитком, то за другим. Знакомясь с личными дневниками Тиберия, Цезарь наткнулся на упоминание твоего деда, которого тоже звали Луций Пинарий. Ты знаешь, что он был авгуром?
– Как и мой отец.
– Да. Твой отец занимался авгурством и для Божественного Клавдия, и для Нерона. Но до того Пинарий был известен и Тиберию, и Клавдию, и даже Божественному Августу.
Отец Луция мало рассказывал о собственном родителе, чью ссылку в Александрию считал печальным эпизодом семейной истории, о котором лучше забыть.
– Я знаю, что дед дружил со своим кузеном Клавдием. И не ладил с Тиберием, который изгнал моих предков из Рима. Но дело не касалось ни авгурства, ни молний. Насколько я понимаю, все дедовы беды обусловило баловство астрологией, тогда как Тиберий преследовал ее адептов.
– Да, верно. Но еще прежде, когда был жив Божественный Август, он вызвал твоего отца и поручил истолковать удар молнии, имевший место в старом императорском дворце. Дед не рассказывал тебе?
– Я не знал деда, а отец ни о чем подобном не говорил.
– Поразительно, как в семьях пренебрегают передачей самых интересных родовых историй! Однако уверяю тебя, что в личном дневнике Тиберий приводит все подробности, вплоть до мельчайших. Ударила молния. Для толкования знамения Август вызвал Луция Пинария. Тот сказал, что молния сообщает следующее: императору осталось жить ровно сто дней. И на сотый день Август умер.
