Мы приехали в Бауру 15 сентября 1944 года и с оптимизмом смотрели в будущее – теперь мой папа состоится как футболист, а когда ему больше не придется волноваться о деньгах, его звезда засияет еще ярче. На первых порах мы жили в отеле «Station» на авеню Родригеса Альвеса, на углу улицы Альфредо Руиза; а потом мы арендовали дом на улице Рубенса Арруды, прямо по соседству с семьей Баронэ. Один из детей этой семьи, известный как Барониньо, впоследствии будет играть за «Нороэсте» (еще один футбольный клуб в Бауру), «Палмейрас» и «Фламенго». По соседству с нами жили бабушка и дедушка Барониньо.
Бауру казался центром всего мира: в те времена я еще никогда не жил в таком большом городе, со всеми его магазинами, кинотеатром и отелями. Даже тогда это был один из крупнейших городов Бразилии с населением около 80 000 человек, а также Бауру считался крупным транспортным узлом, поскольку сквозь него проходили сразу три основные железные дороги. Жизнь началась с чистого листа, а Бауру казался местом, где можно было сколотить состояние.
Но тут же мы столкнулись с трудностями. Клуб, предложивший папе контракт, «Лузитания», переименовали в «Бауру Атлетик Клуб» («БАК»), а начальство сменилось. Новые ставленники были готовы выполнить футбольную составляющую контракта – не забывайте, Дондиньо был хорошим игроком даже несмотря на больное колено – но мы приехали в Бауру в первую очередь из-за должности в управлении, а об этом уже речи не шло. Казалось, мы вернулись к тому, с чего начинали, но теперь нужно было содержать еще большую семью, чем в Трес-Корасойнсе. Помимо моих родителей Селесте и Дондиньо, брата, сестры и дяди Жоржи с нами еще жила бабушка по папиной линии, дона Амброзина.
К счастью, папино колено зажило. В 1946 году Бауру выиграл в Сан-Паулу местный чемпионат, проводившийся среди лучших команд внутренних областей страны. Мой папа был успешным футболистом, и он тогда забил много голов. Вскоре он стал знаменитостью в городе, но все же успех оказался мимолетен, поскольку его нога была в плохом состоянии. Я помню, как отец сидел дома по вечерам из-за опухшего колена. В то время в Бауру неоткуда было ждать медицинского ухода, и я приносил ему лед и помогал прикладывать его к ноге. Тогда доктора, наверное, даже не знали слова «мениск», не говоря уж о возможности его прооперировать. Дондиньо все меньше и меньше играл, а спустя восемь лет после прихода в «БАК» он бросил футбол.
Когда папа не мог играть из-за травмы, семья начала страдать. Мы с Зокой и Марией Лусией всегда ходили босиком, и у нас были только поношенные вещи. В нашем маленьком домике жило слишком много народу, помимо всего прочего в нем протекала крыша. У нас не было постоянного источника дохода, и помню, как несколько раз нашей единственной едой был хлеб с кусочком банана. Какая-то пища у нас всегда была – как и у многих людей в Бразилии, чье положение было даже хуже нашего – но жизнь моей мамы была преисполнена страхом за то, что она не сможет нас обеспечить. И за долгие годы своей жизни я усвоил, что нет ничего хуже страха перед будущим.
Конечно, все члены семьи помогали, как могли. Дядя Жоржи стал курьером в «Casa Lusitana». Он там проработал девятнадцать лет, и его преданность (это была его сильнейшая сторона) помогла ему продвигаться по карьерной лестнице, и его зарплата поистине спасала нас от голода. А тетя Мария, папина сестра, приносила еду и иногда даже вещи, когда посещала нас в свой выходной.
Пришло время и мне помогать семье. В конце концов, я был самым старшим ребенком, поэтому я решил сделать все, что в моих силах. Мне было лет семь, когда благодаря Жоржи я скопил достаточно денег, чтобы купить набор для чистки обуви, и решил ходить по более богатым районам Бауру и зарабатывать, начищая и без того сияющие ботинки. Но мама настояла на том, чтобы я начал работать поближе к дому, к соседям. Поскольку половина людей на нашей улице ходила босиком, я помню, как понял, что это не слишком хорошая идея, но с моей мамой спорить было невозможно, и я упорно стучал во все двери на улице Рубенса Арруды, спрашивая людей, не нужно ли им было начистить ботинки. Все относились ко мне с пониманием, но лишь в одном месте мне удалось получить работу, да и тогда я не знал, сколько попросить за свой труд. Это были первые уроки бизнеса, на которые я не всегда обращал внимания: узнай, где твои потребители, и знай свою цену.
Также я понял, что мне не хватает практики. Я начищал папины футбольные бутсы и свою пару ботиночек, которые мне однажды привезла тетя Мария. Раньше они принадлежали сыну ее начальника. Я надевал их только по особым случаям, потому они исправно служили мне какое-то время до тех пор, пока я не решил узнать, каково пинать мяч в обуви, а не босиком, как обычно. Ботинки были испорчены.
В конце концов, мне удалось убедить маму в том, что бесполезно пытаться найти работу по чистке обуви в бедном районе, и нехотя она разрешила мне ходить с папой на стадион «Бауру Атлетико Клуб» в дни матчей, где было много людей, а Дондиньо мог за мной присматривать. Но мой отец слишком был занят, чтобы заботиться обо мне, но огромное количество потенциальной работы означало, что я просто не мог провалиться, и когда мы возвращались домой, у меня в кармане лежало два крузейро. После столь скорого успеха мама стала снисходительнее и разрешила мне пойти начищать обувь еще на железнодорожных станциях города – там конкуренция была выше, поскольку такая же мысль приходила в голову и другим мальчикам, но, по крайней мере, я хоть немного зарабатывал.
Примерно год спустя дела пошли на лад, когда папа наконец смог найти работу в клинике. По сути, он прислуживал – убирался, что-то приносил, таскал тяжести, но поскольку работа спонсировалась местным правительством, она казалась намного надежнее любой другой частичной занятости, и впервые за много лет тень бедности приподнялась – не исчезла, а только приподнялась – над нашим домом.
* * *
А тем временем, конечно, нужно было решать, что делать с моим образованием. Мама была непоколебима, она утверждала, что я должен идти в школу и получить максимум знаний, так что в надлежащее время я поступил в начальную школу Эрнесто Монте в Бауру. Теоретически я должен был остаться там на четыре года, а потом еще четыре года проучиться в средней школе. После этого, если бы я был достаточно прилежен, умен или удачлив, мне предстояло еще три года провести в так называемой подготовительной школе перед поступлением в университет. Правда, мне, тогда восьмилетнему мальчику, казалось, что до этого было еще очень далеко.
В те дни процесс подготовки бедных детей к школе был очень трудоемким. Мама с бабушкой зашивали рваные шорты, а также чинили мои рубашки, выполненные из материала, который использовали для мешков под пшеницу (хотя это была хорошая ткань из чистого хлопка). На самом деле, сперва я даже рад был пойти учиться. Мне дали портфель с цветными карандашами, которые вскоре закончились, потому что я раскрашивал все, что мог. В первый день папа отвел меня в школу, и поведение мое было на первых порах образцовым. Но вскоре я стал болтать на уроках и стал считаться хулиганом.
Я хорошо помню свою первую учительницу – ее звали дона Сида. Она не терпела споров и строго следила за дисциплиной – она не спускала мне плохое поведение с рук. Часто меня наказывали, заставляя стоять на коленях на куче сухих бобов, твердых, как камешки – возможно, благодаря этому мои колени окрепли и были готовы к предстоящей работе…
