* * *
Многие великие футболисты прекращают играть и становятся тренерами. Но подобная карьера не для меня. Хоть я и выходил на поле на протяжении двадцати лет и работал со многими талантливыми тренерами, этот путь меня никогда не интересовал. Но в принципе я думаю, что благодаря моим знаниям, опыту и преданности игре я мог бы преуспеть на этом поприще. Правда, я не знаю, как бы я относился к ошибкам игроков. Будучи перфекционистом, я люблю, чтобы все было идеально.
Тем не менее я хотел как-то помочь развитию футбола – особенно в Бразилии, где этот вид спорта был чрезвычайно важен, но переживал не лучшие времена. Футбол в моей стране – джунгли покруче лесов Амазонии. Я думал, что могу использовать свой статус во благо.
Поэтому я начал работать на «Сантос». Некоторое время я был консультантом в сфере международных отношений, и мне эта роль очень нравилась, несмотря на то что финансовая ситуация в клубе была крайне тяжелая. Однако в конце 1994 года президент «Сантоса» Мигел Коджа Нето убрал меня с этой должности после того, как я раскритиковал его методы работы с финансами клуба – в то время мы потеряли более миллиона долларов из-за созданной им игры «Telebingo», кроме того, он несколько раз неоправданно завышал выплаты за переход и зарплаты. Но вскоре управляющий совет клуба уволил самого Коджа Нето, и я вернулся, когда его пост занял Самир Абдул-Хак. В столь тяжелый период он смог выплатить долг клуба в размере 2 000 000 долларов и даже построить центр для тренировок. Я делал все, что было в моих силах, чтобы помочь «Сантосу» преодолеть эти тяжелые времена.
Междоусобицы меня никогда не интересовали. Также я не следил и за партийной политикой. Тем не менее я достаточно разбирался в футболе, чтобы понять – если я хочу что-то изменить, я должен действовать на высочайшем уровне – на уровне правительства.
* * *
Проблема бразильских футбольных клубов заключается в том, что они существуют на границе между любительским спортом и профессиональным. С одной стороны, в стране царит такая бюрократия, что без специального разрешения нельзя подать в ресторане определенный напиток. С другой – можно продать игрока за миллионы, и никто не будет знать, куда пошли эти деньги. Из-за этого в Бразилии очень распространена коррупция. Это также являлось одной из причин, почему национальная лига находилась в столь бедственном положении, а лучшие игроки уезжали в Европу.
Как только закончился период диктатуры, большинство бразильских президентов предлагали мне стать министром спорта: первым был Танкреду Невис в 1985 году, за ним последовал Жозе Сарней, а потом и Фернанду Колор, избранный в 1989-м. Я всегда отказывался. Но когда в 1994 году президентом стал Фернанду Энрики Кардозу, который снова предложил мне эту должность, я решил, что мое время пришло.
Я выдвинул несколько условий, но прежде всего мне нужна была гарантия политической независимости. Как вы можете себе представить, каждая партия хотела, чтобы я присоединился к ней. Меня же интересовала только одна конкретная должность. Фернанду Энрики, объявляя мое назначение, сказал: «Нашего национального героя выбрало министерство. Он – символ Бразилии, человек, сделавший блестящую карьеру и добившийся триумфа». Моя жизнь изменилась. В 1995 году я занял этот пост и переехал в столицу, став первым черным в истории Бразилии, получившим пост министра.
Моя семья заселилась в апартаменты, и с понедельника по среду я проводил все время в офисе. В остальные дни я путешествовал. Какой бы выбор в жизни я не сделал, казалось, он заставлял меня все больше и больше изучать мир. Бразилиа сильно отличалась от других городов, в которых мне довелось пожить, – там попросту некуда было пойти, а еще там обитало слишком много политиков. Когда я был футболистом, я окружил себя такими же футболистами, которые вскоре стали моими друзьями. Но когда я жил в Бразилиа, было абсолютно невозможно понять, кто тебе друг, а кто попросту использует тебя. Это очень опасное место.
Вскоре после переезда я стал новой местной достопримечательностью, я шага не мог ступить, чтобы не встретить тех, кто хотел со мной сфотографироваться. Но как только все осознали, что я сломал систему, жизнь перестала быть такой простой. Я стремился изменить две вещи. Во-первых, я утверждал, что клубы должны получить статус полноценного бизнеса, чтобы управление всеми структурами стало этичным и прозрачным процессом. Во-вторых, я хотел, чтобы футболисты получили больше прав – чтобы, например, по истечении срока действия контракта у клубов не оставалось никакого влияния на игроков. В Европе этот вопрос как раз активно обсуждался благодаря Жан-Марку Босману, бельгийскому футболисту, который не мог уйти из своего клуба, несмотря на то что срок действия контракта истек, и обратился в суд. В итоге Босман выиграл, и закон изменили, тем самым позволив футболистам в Европе распоряжаться своими судьбами самостоятельно. Я хотел ввести аналогичный закон в Бразилии.
Наверное, я был слишком наивен, полагая, что сделать это будет легко. Как только я предложил обязать президентов футбольных клубов представлять ежегодные отчеты, подлежащие проверке, все обернулись против меня. Конечно, им не хотелось этим заниматься, поскольку благодаря отсутствию прозрачности миллионы долларов, полученные от продажи игроков, утекали на офшорные банковские счета. У президентов клубов было очень много денег и политической власти. Лобби футбольных клубов стало моим злейшим врагом. У глав клубов были тесные контакты со многими конгрессменами – а один из них и сам был конгрессменом! Идти против представителей власти было сложно, ведь в ответ они начали плохо отзываться обо мне. Вскоре мою деятельность выставили в неправильном свете, будто я был против футбола – но на самом-то деле все было наоборот. Они уничтожали футбол в Бразилии. Я же пытался укрепить национальный вид спорта. Если бы крупными клубами управляли должным образом, то им удалось бы удержать большинство игроков здесь и не допустить их переезд в Европу.
У меня были разногласия и с президентом Бразильской конфедерации футбола Рикардо Тейшейрой и главой ФИФА Жоао Авеланжем. Я требовал независимости для национальной лиги по аналогии с Премьер-лигой в Англии. Но они выступили против, поскольку это подорвало бы их власть. Я же не стремился никому вредить и мстить – я всего лишь хотел создать структуру, которая бы принесла пользу футболистам и болельщикам.
Я не осознавал, что политика – это бесконечная борьба. Мне надо было многому научиться. Мое министерство обвиняли в коррумпированности, и мне пришлось уволить четырнадцать человек. Было трудно. Но, думаю, я смог добиться успеха. Одной из наших лучших программ было возведение спортивных центров в сотрудничестве с местным управлением. Мы назвали их «Олимпийскими деревнями»; власти предоставили учителей. Первый такой центр располагался в Рио недалеко от фавелы Мангейра. Они пользовались огромной популярностью, что привело к снижению уровня детской преступности – ведь теперь ребятам было чем заняться.
Наверное, многие решат, что подобный проект без проблем примут в правящих кругах. В конце концов, мы вкладывали деньги в общественные цели, что шло на пользу бедным сообществам. Напротив. Мы строили десятки центров по всей Бразилии, когда конгресс начал урезать наш бюджет, который и изначально-то был весьма скромным. Я списал все на зависть и жадность. Больше всего меня угнетало то, что некоторых политиков личное благополучие интересовало больше, чем интересы молодежи.
