Я писала и косилась на мамулю: конечно, именно она вдохновила меня на этот глубокомысленный пассаж. Изысканная и утонченная леди, воплощение стиля, она наполняла любое помещение легким ароматом французских духов и действительно предпочитала гвоздики любым другим цветам, прекрасно в них разбиралась, выбирая какие-то особенные, «усатые», и утверждала, что некоторые гвоздики замечательно пахнут, во что я совершенно не верю.
Усмехнувшись, я закончила свой пассаж о гвоздиках:
«Женщины естественные, милые, женственные не любят гвоздики или совершенно равнодушны к ним».
Будем надеяться, что мамуля эту статью не прочитает.
Надо было продолжать. Я вспомнила мамулину темпераментную подругу Ираиду и застучала по клавишам компьютера:
«Женщины, обожающие темно-красные розы на длинном черенке, живут сильными страстями, эмоциями, глубокими переживаниями. Именно такая женщина способна бросить в огонь пачку денег и спокойно смотреть, как они горят. Так что мужчинам, ценящим спокойную жизнь и собственную независимость, следует хорошо подумать, прежде чем связать свою судьбу с женщиной, у изголовья которой стоит букет красных роз…»
Я представила себе, как Ираида бросает в огонь толстую пачку денег, подумала, что это явный перебор, но тем не менее очень развеселилась и продолжила:
«Впрочем, розы, как и женщины, бывают разные. Одна маленькая девочка, рассматривая на выставке натюрморт Ренуара, остроумно заметила, что у этого художника розы такие же, как женщины – пухлые, рыжие и нахальные. Надо отметить, что женщины, признающиеся в любви к розам, делятся в свою очередь на две категории: те, кто их действительно обожает, и те, кто считает, что любовь к розам придает им респектабельности…»
Выйдя утром к завтраку, я лишилась дара речи.
Мамуля, и всегда придававшая несоразмерное значение внешнему декору, на этот раз превзошла саму себя. Стол был накрыт новой скатертью в красно-белую клетку, кроме того, перед каждым прибором походной палаткой красовалась отдельная крахмальная салфетка. Чашки из нашего лучшего парадного сервиза тускло отсвечивали темно-синими кобальтовыми цветами, посреди стола в плетеной корзиночке дымились горячие круассаны, и, конечно, не обошлось без знаменитого серебряного чайного набора.
– Ну, мамуля, ты даешь! – выразила я наконец свое восхищение в доступной мне вульгарной форме и уселась за стол.
Мамуля не обратила на мои слова никакого внимания. Ее глаза блестели, она подливала Петру Ильичу кофе и в полном восторге слушала какие-то его глубокомысленные рассуждения.
Не в силах спокойно смотреть на эту идиллию, я прибавила громкость радиоприемника и прислушалась к тому, что вещала женщина с занудным и нравоучительным голосом школьного завуча с тридцатилетним стажем:
«В заключение краткого обзора сегодняшних событий я хочу обратиться к вам, дорогие женщины, с призывом: будьте осторожны! Нас окружает в быту столько опасностей! Опасностью может грозить электроприбор и газовая плита, люстра и холодильник… Вчера сотрудница одной из библиотек Евгения Петровна Птицына, вымыв голову, захотела просушить волосы электрическим феном. Все мы проходили в школе такое понятие, как заземление. Все должны помнить, как опасно пользоваться электроприборами во влажном помещении. Тем не менее Евгения Петровна включила фен, находясь в ванной комнате, да еще и прикасаясь к корпусу стиральной машины. Результат плачевный: хотя «Скорая помощь» приехала довольно быстро, спасти пострадавшую врачи не успели.
Сколько раз уже говорилось об опасности курения в постели! Тем не менее до сих пор находятся легкомысленные люди, которые не обращают внимания на эти предупреждения. Так, вчера сотрудница одной из коммерческих фирм Ангелина Перепелкина прилегла после ужина отдохнуть с детективным романом Анны Мымриной и с сигаретой. Видимо, детектив оказался не слишком увлекательным, и Перепелкина задремала. К счастью, соседка Ангелины почувствовала запах гари и успела затушить тлеющий плед. Ангелина Перепелкина госпитализирована с диагнозом «отравление угарным газом», но, к счастью, жизнь ее вне опасности.
Помните, дорогие слушатели, что для смертельного отравления дымом достаточно, чтобы сгорело всего десять квадратных сантиметров одеяла!
Ангелине Перепелкиной спасла жизнь соседка. Тем же, кто живет в одиночестве, нужно быть особенно осторожными!
Вчера вечером одинокая женщина Алевтина Ивановна Фадеева, сотрудница КУГИ, решила принять ванну. Казалось бы, что тут опасного? Однако купание закончилось трагически. Алевтина Ивановна задремала в ванне и захлебнулась…»
– Ничего себе! – воскликнула я. – Ведь это про ту женщину говорят, Ираидину соседку! Вот это оперативность!
– Что такое? О чем ты? – удивленно спросила мамуля.
Мои престарелые голубки, естественно, не слушали радио, занятые исключительно друг другом. Я вкратце пересказала им содержание передачи, в особенности то, что касалось Алевтины Ивановны.
– Ну вот! – торжествующе заявил Петр Ильич.
– Что – ну вот?
Я совершенно не поняла причину его радости. Женщина утонула, а он выглядит именинником.
– Вода, в которой утонула Фадеева, льется на твою мельницу! – сказал он, безусловно, красиво, но непонятно.
Я даже не пыталась это осмыслить и просто ждала, когда старый демагог расшифрует свою тонкую мысль.
– Нужно писать следующую статью, – продолжил он командным голосом, как будто это все разъяснило. – Ты в первой статье намекала на какие-то известные тебе якобы махинации с коммерческой недвижимостью?
– Какое там намекала! Я чуть не прямо об этом заявляла, – напомнила я, – по вашей, кстати, указке. На месте директора этого самого «Домовенка» я бы подстерегла меня в темном переулке и набила морду! Устроила человеку неприятности ни за что ни про что!
– Как раз пока у него никаких неприятностей не будет, – хладнокровно заметила мамуля.
– Что значит – пока? – подозрительно спросила я.
– То и значит: пока ты не напишешь следующую статью, – невозмутимо заметила мамуля, а старый провокатор кивал из-за ее плеча.
– Ну, знаете! Мне и за ту-то статью от Гюрзы нагоняй был! Как бы вообще с работы не вылететь!
Но кипятилась я больше для вида, потому что и сама понимала, что одна статья никак не может прибавить мне популярности.
– Ладно, раз уж вы так просите… – я поднялась из-за стола.
– Что значит – мы просим? – возмутилась мамуля, но Петр Ильич дернул ее за руку и показал глазами, чтобы оставила меня в покое и не усугубляла.
Все их перемигивания я видела в зеркале, которое висит у нас в прихожей, в нем как раз отражается часть кухни. Как-то мне не очень понравилось, что они переглядываются за моей спиной, но в голове уже созрел план очередной статьи, и я устремилась к компьютеру.
