Когда я, нагруженная двумя пакетами с продуктами, открыла дверь своего подъезда, какой-то молодой человек открывал почтовый ящик, стоя ко мне спиной. Я сделала было шаг назад, чисто инстинктивно, но чьи-то сильные руки схватили меня сзади, а Кемаль, это был, естественно, он, брызнул мне в лицо пахучей жидкостью. Последняя моя мысль была о том, какие наглые эти арабы – при свете дня, в субботу похитить человека на глазах у изумленной публики!
Когда я пришла в себя, первым, что я увидела, было лицо того же самого Кемаля. Он наклонился надо мной с детской доверчивой улыбкой. Я попыталась пошевелиться, но мне это не удалось. Тогда я осторожно оглянулась по сторонам. Комната была небольшая и абсолютно пустая, в ней даже не было окон. Обои свисали клочьями, дощатый пол весь покоробился. Из мебели в комнате сохранился старый-престарый комод, покрытый вместо скатерти куском рваного тюля. По одной стене не стояло ничего, только по светлым кускам обоев можно было догадаться, что раньше здесь была мебель, а вдоль другой, противоположной стены тянулась достаточно широкая железная труба. Это не была труба парового отопления, потому что она была холодная. Зачем она там, я не знала, но арабы приковали меня к ней самыми настоящими наручниками, как в кино. Я посмотрела вниз. Куртку с меня они сняли, я была в джинсах и свитере. А подо мной лежала старая диванная подушка. Заботливые какие!
Увидев, что я открыла глаза, Кемаль обернулся и сказал что-то на своем гортанном языке. Тут же в поле моего зрения появился его напарник-переводчик.
– А‑а, пришла в себя! С возвращением, так сказать.
– Куда опять вы меня притащили? Чего еще надо?
– Нам надо, чтобы ты отдала чужую вещь. Брать чужие вещи нехорошо, это грех.
– Аллах не велит, да?
Его смуглое лицо пошло пятнами, я подумала, что он меня тут же зарежет.
– Не смей произносить святое имя своим нечистым ртом!
– Ладно, вашего Аллаха я не хотела обидеть, вы мне лучше скажите, что надо.
– Ты была у одной достойной женщины, – высокопарно начал он.
– Это Валентина достойная женщина? Я вас умоляю!
– Не будем отвлекаться. И ты у нее взяла очень важную вещь, которая нам очень нужна.
Ну так и есть. Им всем нужен дурацкий паучок. Дрянная брошка. Это из-за нее весь сыр-бор. Что же там такое драгоценное? Только не уверяйте меня, что камень настоящий, настолько-то я в этом разбираюсь. Но надо было что-то отвечать моему восточному другу. Я держалась так хорошо не потому, что совершенно не боялась, напротив, я очень боялась. Но меня преследовала какая-то странная нереальность происходящего. Все было как будто в кино, в боевике, причем не очень хорошем. Может быть, я просто не могла перестроиться со своей нормальной установившейся жизни на этот кошмар?
– Так вам нужна эта зеленая брошечка? Я случайно ее взяла, я не хотела, юбку заколола. Я и не думала, что она кому-то нужна.
– Ну? – с напряженным вниманием склонился он ко мне. – И где теперь эта брошка?
– А черт ее знает, – ответила я совершенно искренне.
На него эти слова произвели очень скверное впечатление. Он так помрачнел, как будто получил нагоняй от своего муллы или кто там у них.
– Я был о тебе лучшего мнения. Я думал, что ты нам поможешь и сама все расскажешь. А так придется Кемалю вынимать из тебя правду понемногу.
Он обернулся к Кемалю и, судя по всему, перевел ему наш разговор. Кемаль снова улыбнулся открытой детской улыбкой и вышел из комнаты.
– За инструментами пошел, – пояснил тот, кто знал русский.
До меня наконец дошло, что все это не сон и не кино, и стало так страшно, что я чуть опять не потеряла сознание.
На одной из тихих маленьких улочек в центре Петербурга стояла темная элегантная машина с дипломатическими номерами. Мимо по тротуару шел худощавый невысокий мужчина, которого со спины можно было принять за подростка. Когда он поравнялся с машиной, задняя дверца приоткрылась, и невысокий прохожий скользнул на сиденье. Рядом с ним сидел элегантный представительный джентльмен в безукоризненно сшитом костюме. Он приветствовал вновь прибывшего с изумительным оксфордским выговором.
– Здравствуйте, Чарльз. Мне удалось установить, что ваши люди сейчас здесь. Они занимают квартиру в первом этаже на Ковенском переулке. Квартира небольшая, переделана из бывшей дворницкой, чем и удобна: имеет два выхода – во двор и прямо в подворотню. Агенты наружного наблюдения сообщили, что в данный момент они находятся там. Я знаю, что у вас здесь замешан личный интерес, но еще раз хочу вам напомнить, что вы не должны в случае провала бросить какую-либо тень на наше государство и на наше дипломатическое ведомство в частности.
– Сэр, эти напоминания излишни. Вы знаете, что от взрыва, организованного этими террористами в восемьдесят шестом году, погибла моя жена, с тех пор их поиски стали делом моей жизни. Я понимаю, что арестовать их и заставить предстать перед судом мы не сможем, и ликвидация остается единственным способом прекратить их преступления, и что такой способ борьбы с терроризмом незаконен, и вы не должны быть к нему причастны. Я постараюсь представить это как внутреннюю разборку между разными фракциями «Черного понедельника». А теперь я хочу поблагодарить вас за информацию и приступить к делу.
Дверца машины распахнулась, и худощавый мужчина исчез, как будто его никогда и не было.
Кемаль в соседней комнате что-то переставлял, звенел какими-то предметами. Потом он громко спросил о чем-то, его напарник ответил недовольно и пошел к нему. Из соседней комнаты доносился тихий разговор, неясные звуки – скрип, шорох, позвякивание. Я представила себе, как они готовят орудия пыток, и мне стало совсем худо. Что делать? Кричать? Но в этой комнате даже нет окна, а потом они просто заткнут мне рот. Самое ужасное заключалось в том, что при всем желании я не могла ничего им сказать. Я сама хотела бы знать, где потеряла эту несчастную брошку, но совершенно этого не помнила. Может, попробовать вспомнить? Но не в этих условиях. Единственное, что приходило мне в голову, – это квартира Кирилла, но, судя по учиненному там разгрому, мои противники там все тщательно обыскали, а других мыслей у меня, хоть убей, не было… «Хоть убей» – к моему ужасу из образного выражения это становилось реальной угрозой.
В соседней комнате между тем происходило что-то непонятное: кто-то тихо вскрикнул, затем послышался звук падающего тела. Затем кто-то, кажется, Кемаль длинно выругался на своем гортанном языке, ему ответил другой, абсолютно незнакомый голос, раздался стон и снова звук падающего тела. Потом что-то передвигали, затем мне показалось, что хлопнула форточка, и все стихло. Я ожидала появления своих тюремщиков пять минут, десять, двадцать – их не было. Сначала я ждала их со страхом, потом неизвестность начала угнетать меня больше, чем страх.
Кемаль позвал Ису в соседнюю комнату вовсе не потому, что ему потребовалась помощь в подготовке орудий пыток, а потому, что он сварил крепчайший кофе, который они и выпили, пока их жертва, запуганная и деморализованная, ждала начала мучений. Опытные в таких делах, Иса и Кемаль знали: чем дольше жертва ожидает пыток, тем сильнее они действуют, тем легче потом добиться нужного результата. Кемаль был мастером не только по части убийств и пыток, кофе он тоже варил превосходно. Увлекшись божественным напитком и разговором, напарники на какое-то время утратили бдительность и не обратили внимания на то, что у них за спиной чуть слышно скрипнуло окно.
