– Почту за честь, – торжественно ответил Амон.
В голове тут же зазвенели тревожные звоночки – но в таком состоянии я не могла предупредить парня, чтобы он держал рот на замке. Из беглого наблюдения за палаткой и нашими хозяевами я сделала вывод, что мы в лагере археологов.
Очевидно, доктор Хассан был не медиком, а обладателем ученой степени в области египтологии. Если Амон распустит язык, тот наверняка догадается, что как минимум один из его гостей родился в другом веке. А парализованная, я ничем не смогу помочь парню, если его отправят в психушку или, не дай Анубис, сдадут на опыты.
Похоже, Амон почувствовал мою тревогу, потому что быстро пожал онемевшее плечо и шепнул на ухо:
– Мы все еще в Долине Царей, в палатке неподалеку от храма Хатшепсут.
Я ответила ему самым сильным мысленным протестом, на который только была способна.
– Тише, Нехабет, – продолжил парень. – Все будет хорошо.
Хорошо? Все уже не хорошо! Наш план пошел коту под хвост, а теперь мы столкнулись с учеными – заклятыми врагами всех, кто чем-либо выделяется из толпы. И прямо сейчас перед нами сидел самый опасный человек на свете – человек, у которого хватило бы эрудиции понять, кто такой на самом деле Амон.
Мои догадки о специализации доктора Хассана убедительно подтвердились, когда он представил нам своего помощника – доктора Себака Дагера. Это был молодой человек с тщательно выбритыми щеками и пестрым шарфом на голове вместо шляпы. На первый взгляд он показался мне безобидным – несмотря на странный голод в глазах. Я предположила, что это связано с его возрастом: в молодости вечно чувствуешь потребность отстаивать свое место под солнцем.
Когда я увидела их с доктором Хассаном вместе, последние сомнения рассеялись. Это определенно были археологи. Стоило догадаться уже по белой шляпе. Правда, у Индианы Джонса была коричневая, но где это вы видели порядочного археолога без коллекции шляп?
Мужчины принялись оживленно беседовать с Амоном. Я поняла, что они так и не вызвали полицию – или службу безопасности Долины Царей, которая выпроводила бы нас из лагеря как нарушителей порядка, – и это возбудило во мне еще большее подозрение. И почему они не пригласили ко мне настоящего врача? В таком популярном туристическом месте наверняка должна быть станция «Скорой помощи».
Даже если нет, им по всем правилам полагалось отправить меня в ближайшую больницу. Однако вместо этого они перенесли меня в палатку и уложили в позе покойной жены фараона: ноги по швам, руки скрещены на груди, нос смотрит в брезентовый потолок.
Сперва археологи говорили на английском, но потом переключились на какое-то местное наречие. Теперь я могла догадаться о содержании разговора только по интонациям. Ясное дело, это не добавило мне душевного покоя.
Похоже, Амон совершенно их очаровал. Я несколько минут прислушивалась к его ответам, но так и не уловила в голосе парня страха или смущения. Наконец я бросила это бесполезное занятие и снова принялась разрабатывать конечности. Амон время от времени наклонялся к моему лицу и мягко сжимал руку, отчего по телу растекались волны медового тепла.
Такой стремительный прогресс не укрылся от глаз наших хозяев. Доктор Дагер – чья фамилия напоминала мне преимущественно о диггерах
[7]
– пересел поближе к моей койке и рассказал свою версию событий. По его мнению, я отравилась токсином, который использовали строители пирамид, чтобы отвадить мародеров.
Мне очень хотелось спросить, что это за страшный яд и почему от него до сих пор не очистили давно обнаруженную гробницу. Однако еще больше меня интересовало, кто и почему так шустро перевез саркофаг Амона в Нью-Йорк. Если его действительно обнаружили археологи, почему канопы остались на месте? Зачем Амона вообще перенесли в тот зал из потайной комнаты за сокровищницей Тутанхамона?.. Однако я понимала, что в присутствии археологов такие вопросы лучше не задавать.
По бегающим глазам доктора Дагера я точно могла сказать, что он себе на уме. То, как напряженно он вслушивался в ответы Амона, наводило на мысль, что в палатке его удерживает отнюдь не тревога о парализованной американской туристке.
Вскоре археологи ушли примерно на час – а вернувшись, наконец переключились на английский. По всей видимости, от них не укрылся панический взгляд, с которым я следила за беседой на незнакомом языке.
– Как вы оказались в закрытой секции храма? – спросил доктор Хассан Амона. – И где обнаружили токсин?
Я внутренне похолодела, но Амон и бровью не повел – лишь стиснул мою руку с такой силой, что я даже сквозь онемение ощутила этот жест.
– Мы хотели осмотреть гробницы рядом с храмом, но заблудились. Лилия прислонилась к стене, в ней что-то щелкнуло, и нас осыпало красной пылью. Мы не знали, что это яд, и сперва просто пошли дальше. Потом Лилии стало хуже, мы начали искать выход из гробниц и внезапно оказались в храме.
– Ну-ну, – многозначительно протянул доктор Хассан, почесывая белоснежную голову. – Надо понимать, вы вышли из святилища Анубиса.
– Скорее всего.
– А потом отнесли эту юную леди на нижнюю террасу. Ту, что с колонными портиками.
– Так и было, – ответил Амон с видимым облегчением.
Доктор Хассан остановил на нем задумчивый взгляд, и я поняла, что ложь Амона шита для нашего хозяина белыми нитками.
– Вы мне не верите, – тихо сказал парень.
– Нет, – ответил доктор Хассан с неизменной улыбкой. – Я работал на верхней террасе, когда заметил цепочку красных следов, ведущих из святилища царской семьи. Сейчас эта секция закрыта, других проходов в нее нет. Так что я все-таки надеюсь на более правдивый рассказ.
– Я рассказал все, что вам надлежит знать.
Я мысленно застонала, представив реакцию доктора Хассана. Наша скрытность его наверняка разозлит, он вызовет полицию, и остаток ночи мы проведем в каирской тюрьме – или куда там отправляют наглых туристов, не проявивших достаточно почтительности к памятникам старины. Однако вместо этого доктор Хассан откинулся на спинку стула и сменил тему разговора.
– Храм, в который вы забрели, считается одной из главных достопримечательностей Египта. Он был возведен по приказу царицы Хатшепсут. Вы о ней слышали?
Амон покачал головой.
– Боюсь, женщины-фараоны мне неизвестны.
– Их можно пересчитать по пальцам. Тем удивительнее срок правления Хатшепсут. Она успешно продержалась на троне двадцать два года. Поощряла развитие искусств, строила прекрасные дворцы и храмы… Однако после ее смерти преемники постарались стереть все следы ее правления. Статуи царицы были разбиты, фрески стерты. Некоторые ученые считают, что фараонам была нестерпима сама мысль о женщине на египетском престоле. Но я полагаю, что ее память была осквернена служителями культа Сета.
