Прием, отчасти по причине отсутствия мадам Бюссон, отчасти по желанию самой Луизы, был скромным; даже миссис Кларк не дали ни времени, ни возможности сказать какую-либо непристойность, просто подняли бокалы за здоровье молодых, после чего мистер и миссис Годфри Уоллес отправились в пансион «Париж» в округе Мадлен, где намеревались временно поселиться.
Счастливая пара отужинала в пять вечера; за едой Луиза заметила, что муж ее опять начал нервничать. Ел он мало и время от времени оборачивался через плечо, точно боялся, что трапезу их прервут.
– Тебе нездоровится, любовь моя? – спросила молодая жена, но он тут же заверил ее в обратном, сославшись на легкую головную боль, вызванную волнениями этого дня.
Отужинав, они поднялись к себе, и Луиза, которую несколько страшил переход к следующему этапу супружеской жизни, начала, чтобы выгадать время, распаковывать свои вещи и развешивать их в шкафу – более всего чтобы набраться храбрости; муж же ее расхаживал по комнате, погрузившись в задумчивость и сцепив руки за спиной.
Наконец он остановился перед ней, взял ее руки в свои и заговорил тоном глубочайшего замешательства.
– Любимая моя жена, – произнес он, запинаясь, – я даже не знаю, как тебе это сказать… я так взволнован. Боюсь представить, что ты обо мне подумаешь. Но суть дела такова. У меня… временные денежные затруднения. Неудачная сделка… то одно, то другое… жизнь в посольстве… короче говоря… словом, я хочу, чтобы ты поняла: у меня нет никаких средств, чтобы тебя содержать. В эту самую минуту в кармане у меня менее ста франков.
Луиза уставилась на него в полном замешательстве. Хочет ли он этим сказать, что ему нечем заплатить за их проживание в пансионе, даже за их ужин?
– Я не вполне понимаю, – сказала она. – Ты имеешь в виду, что у тебя нет денег заплатить за пансион? Неужели нам не поверят в долг до того момента, как у тебя появятся деньги?
Он вспыхнул и улыбнулся, вконец смущенный:
– Ах, но в этом-то и заключается главная беда. Откуда они у меня появятся? Глубокая любовь к тебе, дражайшая моя Луиза, заставила меня пойти на невинный обман. Я ужасно боялся тебя потерять, а знай ты правду, ты бы непременно меня оттолкнула. Обожаемый мой ангел, уж лучше признаться во всем прямо сейчас: я совершенно нищ. Отец лишил меня наследства пять или шесть лет тому назад. У меня нет ни су. Мне остается только уповать на твою щедрость.
Луиза взглянула на него в крайнем замешательстве:
– Но, Годфри, чем же я могу тебе помочь? Моего скромного годового дохода на двоих не хватит.
– Но ты ведь так ловко умеешь вести денежные дела, ты справишься! Вкусы у меня скромные. Мы прекрасно заживем. Одно плохо – я, такой мерзавец, буду во всем зависеть от тебя. Однако, когда замок ваш будет полностью восстановлен, я уверен, твой брат нас не оставит и даст мне должность управляющего на фабрике. А до тех пор пенсия, которую ты получаешь от государства…
Жена его страшно побледнела. Опустившись на стул, она сжимала и разжимала руки.
– Боюсь, ты заблуждаешься, – выговорила она наконец. – О том, чтобы восстановить замок, нет и речи. Еще до того, как мы вернулись во Францию, он перешел в другие руки. Я даже не знаю, где он находится. Отцу не удалось его вернуть, во всех этих делах царила страшная неразбериха. Мой отец скончался в Туре в полной нищете. Мама получает небольшое вспомоществование от своей семьи, которая проживает в Бретани, на него мы и живем. А чтобы ей помочь, я стала преподавать английский в пансионе.
Уоллес побледнел не меньше жены. В глазах, устремленных на нее, стоял ужас.
– Но твоя ежегодная пенсия, – проговорил он. – Пенсия, которую тебе назначил Людовик Восемнадцатый?
– Я пыталась тебе об этом сказать! – вскричала она в отчаянии. – Это всего лишь формальное признание наших заслуг. Двести франков в год.
– Двести франков в год?! – загремел он.
Она кивнула, до смерти перепуганная выражением его лица.
– Но мне со всех сторон твердили, что ты – богатая наследница! – выкрикнул он. – Мадемуазель Бюссон-Дюморье, владелица поместий в Сарте, получающая именную пенсию от покойного короля. И брат твой дал мне понять то же самое. Вернее, не отрицал. А твоя дружба с герцогиней Палмелла – как ты это объяснишь?
– Она была моей ученицей в пансионе, я преподавала ей английский, и она ко мне сильно привязалась.
Он зашатался, будто получив удар по лицу.
– О боже мой, боже мой! – простонал он, а потом разрыдался как ребенок.
Присев на кровать и уронив лицо в ладони, он раскачивался взад-вперед.
Она безмолвно села с ним рядом, время от времени переглатывая от страха, опустив стиснутые, повлажневшие ладони на колени.
А потом он встал и вышел. Она подумала, что он, быть может, пошел за стаканом воды, и осталась сидеть, каждый миг ожидая его возвращения.
Но он не вернулся. Она выслушала, как на башне пробило полночь, потом час, два, три, и все сидела, прямая как палка, сложив руки, устремив лицо к двери.
Она пыталась представить себе его лицо, но картина не складывалась. Черты уже расплылись, краски поблекли. Помимо ее воли перед ней всплывало другое лицо – лицо ее брата Луи-Матюрена; он хохотал над нею из темноты, бездумно и беззаботно, и каштановые кудри падали на бессовестные голубые глаза.
6
Еще три дня Луиза втайне оставалась в пансионе, ничего не сообщив родным и друзьям, обманывая себя мыслью, что Годфри Уоллес вернется. На четвертый день у управляющего появились подозрения – он еще не видывал, чтобы молодая жена проводила первые дни медового месяца в одиночестве, – и он потребовал оплатить счет за комнату. Былое подобострастие с него слетело, и он позволил себе самые непристойные намеки, а потом заявил Луизе в лицо, что ее бросили и что такова доля всех женщин, которые выходят за мужчин моложе себя. Луиза, почти сломленная, собрала остатки мужества и начала складывать одежду, которую так беззаботно вешала в шкаф четыре дня назад. Она не привыкла к оскорблениям, и жестокие слова управляющего поразили ее в самое сердце, оставив неизгладимый след. При этом она не могла не сознавать, что в них есть доля правды. Причиной трагедии стала ее греховная гордыня. Она дала Годфри понять, что владеет землями и состоянием, и он, будучи беден, ухватился за такую возможность и завоевал ее сердце льстивыми словами – она не должна была этого допускать.
Он никогда ее не любил. Это стало ей совершенно ясно. Он вообразил, что она богата, и позарился на ее деньги. Будь у него в сердце хоть капля приязни, он не бросил бы ее в первую же ночь после венчания. Она готова была простить ему ложь и обман, готова была простить выражение его лица в тот момент, когда он узнал, что она не богаче его; но это последнее оскорбление – нет, этого она не простит никогда. Жена, покинутая в брачную ночь! Она никогда больше не сможет поднять голову. Как станут переглядываться ученицы в пансионе, как высокомерно глянет на нее директриса! А миссис Кларк – Луиза так и слышала ее сочный, заливистый смех, ее грубые шутки; видела, как та грозит пальцем, качает головой, видела жалость в глазах Эллен и одновременно поджатые губы: «Я же тебя предупреждала!» Какой позор! Мука и горечь, которые останутся с ней до смертного часа.
