Она похудела и облачилась в траур (капор шел ей чрезвычайно), но выглядела вовсе не такой подавленной, как он ожидал, хотя и постоянно крутила в руках нелепые кружевные платочки. Она смертельно обиделась на родителей, которые не соглашались выделить ей достаточно денег, чтобы обосноваться в Лондоне, и твердо решила вернуться в Индию, где жил ее брат. Бобби, заметила она между делом, можно оставить здесь, поместив в военное училище. Бобби, запуганный восьмилетний мальчик с бегающим взглядом, мрачно покосился на кузена из-под ресниц и ничего не сказал.
Кики понятия не имел, что ей посоветовать, и опрометчиво заметил, что тетя Джорджи с маленьким Бобби могли бы несколько месяцев погостить в Дюссельдорфе, у его родных, прежде чем принять окончательное решение касательно Индии. Джорджи тотчас же ухватилась за это предложение. Нет лучшего способа поправить ее пошатнувшиеся нервы, сказала она. И разумеется, Кики должен их туда отвезти, возгласила она, хлопая ресницами. Кики тут же возразил, что у него нет денег на такую поездку. Вздор, отрубила его тетушка, она покроет все расходы. Кому, как не тетке, о нем позаботиться? Кики вспыхнул, потупился. Да, не дело, если Джорджи поедет одна, без присмотра; правда и то, что он с удовольствием повидался бы с матерью и сестрой после годичной разлуки.
– Поглядим, что скажет на это мама, – вывернулся он наконец.
Джорджи одарила его сияющей улыбкой, а потом, вспомнив, что она вдова, слегка понурилась и приложила платочек к глазам; выглядела она при этом такой хрупкой и несчастной, что, попроси она отвезти ее к антиподам, Кики согласился бы и на это.
Он вернулся в Лондон, пытаясь понять, связал ли уже себя обязательствами касательно Дюссельдорфа, а потом вспомнил, к вящему своему стыду, что Льюисы по-прежнему там, никуда не делись, и, по словам Изобель, старшая мисс Льюис все еще не залечила своего разбитого сердца и все еще ожидает от него предложения.
Как это будет мучительно! Нет, он положительно не может ехать в Дюссельдорф, пока Льюисы там. Чтобы отрешиться от всех этих забот, он пошел пообедать к Уайтвикам, а после обеда повел Эмму на дневное представление «Рюи Блаза»
[98]
.
День был погожий, и после спектакля они решили пешком дойти до ее дома на Риджент-стрит. Эмма выглядела даже очаровательнее обычного и так искренне сочувствовала Кики, что сердце его растаяло окончательно – при каждом взгляде на нее у него подгибались колени. Он не смог долее сдерживаться и напротив универсального магазина Питера Робинсона предложил ей стать его женой.
– А ты уверен, что не передумаешь? – спросила она очень серьезно.
И он ответил:
– Нет, нет, никогда! – И готов был упасть перед ней на мостовую.
– Ну хорошо, – сказала она. – Тогда я согласна.
И тут подъехал кеб и забрызгал их обоих грязью с ног до головы.
Кики пожалел, что не выбрал для своего признания более романтического места, Эмма же хохотала над ним, и он вдруг понял, что больше ничто в этом мире уже не имеет значения. Они рука об руку отправились дальше, чтобы сообщить новость Эмминым родителям, – те дружно бросились дочери на шею и зарыдали, утверждая, что только об этом и мечтали. Разумеется – в этом сходились все четверо, – речь пойдет о долгой помолвке. Пока Кики не по средствам содержать жену. Еще года два им нечего даже и помышлять о браке. Но унылая перспектива столь долгого ожидания пока не тяготила счастливую парочку. Они радовались своему новому положению обрученных и совершенно не думали о будущем.
На следующий день Кики письмом сообщил о помолвке своей матери. К его изумлению, она приняла новость благосклонно. «Естественно, о браке не может быть и речи еще многие годы, – писала она в ответном письме, – однако помолвку я одобряю. Вы знакомы уже семь лет, и я помню, что, когда ей было четырнадцать, твой бедный папа считал ее очень рассудительной девочкой. Вряд ли ты мог сделать лучший выбор; она во всем слушается родителей, заботливо ухаживала за матерью, когда та занедужила, искренне переживает из-за свалившихся на них невзгод, а не думает только о себе. Из хороших дочерей получаются хорошие жены. Насколько я понимаю, она души в тебе не чает, и я с материнским тщеславием готова сказать: „Ну еще бы!“ – ведь ей выпало счастье стать женой человека, который вызывает восхищение, где бы он ни оказался, а по общественному положению куда выше всей ее родни. Надеюсь, что, когда придет время, мистер Уайтвик проявит щедрость. По моим представлениям, он должен выделить ей не меньше сорока фунтов в год, позаботиться о ее гардеробе и меблировать вам квартиру. Впрочем, англичане очень любят перекладывать все расходы на плечи мужей – это мне прекрасно известно. Ну да ладно – каждому дню своя забота».
Кики, признаться, ждал куда худшего. Поток упреков его бы вовсе не удивил. У старой маменьки чертовски твердые убеждения. Если бы она с самого начала невзлюбила Эмму, ее было бы не удержать. Впрочем, с Эмминым происхождением она не смирится никогда, на этот счет он не обманывался. При любом удобном случае ему будут тыкать Уайтвиками в лицо. Бедный старенький мистер У. – совершенно безобидное создание, пусть он не джентльмен, не высшей пробы – разве это так важно? Да полно, в наше время торговцы на каждом шагу. И потом, если разобраться, а кто такие Дюморье? Он-то, конечно, догадывался, в чем все дело. Мама вбила себе в голову этот вздор касательно королевской крови. Давно бы уж пора о нем забыть. Кики вообще не видел, чем тут можно гордиться. Связь на стороне – чего уж гаже. Кроме того, поди докажи хоть что-то наверняка. Он как-то раз решился задать этот вопрос дяде Джорджу, так дядя Джордж тут же захлопнул створки, как устрица.
А вот на предмет того, что Уайтвики выделят Эмме содержание, мама излишне оптимистична. Зная их нынешние обстоятельства, он не ждал ровным счетом ничего. Вот почему ему придется работать усерднее, чем когда-либо, – ведь он должен будет содержать жену. По счастью, «Панч» теперь брал почти все его работы, да и «Корнхилл» с «Раз в неделю» опять стали регулярно давать заказы.
Последняя, кстати, только что приняла у него еще и текст. Как-то в свободную минуту он сел и описал приключения химика-аналитика в девонширской шахте, дополнив рассказ иллюстрациями, и «Раз в неделю» заплатила ему за это двадцать фунтов. Так что, если зрение подведет окончательно, он, пожалуй, сможет зарабатывать пером. Он попытался разыскать свои записи про Кэрри и Мехелен, однако в его бумагах сохранилось лишь несколько разрозненных страниц. Остальное, видимо, пропало еще в Дюссельдорфе. Кики вспомнил, что смог, почти полностью переписал текст, перенес действие в Париж, ввел в повествование некоторых своих друзей из богемы. Получился этюд из парижской жизни, в рукописи набралось около двадцати четырех страниц.
Он отправил эту вещь в «Корнхилл», но там ее не приняли, а поскольку для «Раз в неделю» она была длинновата, он отказался от мысли ее опубликовать и засунул в ящик стола вместе с незаконченными набросками.
