– …Теперь ты мне ближе любовника… – заключила Шапка по окончании своего пятиминутного, почти несбивчивого рассказа бармену.
Парень понимающе кивнул, все более приобретая черты героя романтической комедии, который разбирается в душевных травмах получше любого психолога. Когда Шапка, вытирая слезы и шмыгая носом, потянулась рукой к шляпке, чтобы, как в фильме, снять ее и растоптать, бармен остановил девушку:
– Не стоит. У каждого человека должна быть любимая вещь, которая помогает ему чувствовать себя особенным. Не-пов-то-ри-мым. Не таким, как все. Она может стоит копейки, но для него будет бесценной. Посмотри на меня – найди то, что отличает меня от других.
Оленька потянула уголки глаз в стороны, чтобы сконцентрировать взгляд, и стала похожа на китаянку. Парень как парень. Ничего особенного. Рубашка в цветочек. Губки бантиком. «Может, гей?» Так это разве оригинально?
Красная Шапочка признала свое поражение:
– Ничего необычного я не вижу.
А бармен дотронулся до золотого крестика на черном шнурке с таким видом, словно это был наградной крест героя 1812 года.
«И стоило морочить мне голову?» – подумала Оленька, но ничего не сказала.
– Да, ты права. Мой крестик, как и твоя шляпа, в тираже. Но для меня этот крест в единственном экземпляре. Он достался мне от отца, которого я никогда не видел. Но это грустная история. – Бармен смахнул с небритой мужественной щеки скупую слезу в ловко подставленный бокал, влил туда немного водки, взболтал. – Коктейль «Слеза одинокого бармена». Будешь? – протянул он бокал клиентке. – А потом можно и ко мне поехать.
– Э, нет. – Сползши с высокого стула, Красная Шапочка протянула бармену руку для пожатия. – Извини, мне срочно нужно домой. А кроме шляпки, у меня теперь есть оберег.
И Оленька вспомнила о золотом кулоне, подаренным ей отцом. Как же ей было хорошо в тот день… Прекрасный день…
– Ты держись, – посоветовал бармен. – Все у тебя будет хорошо, только поосторожнее с алкоголем и желаниями. У тебя яркая внешность, и многие люди захотят сделать тебе больно. Из зависти.
– Спасибо тебе. Домой пойду, – решилась Красная Шапочка и, держась сначала за барную стойку, а затем за стену, вышла из ресторана.
До дома добралась на такси. Бабушка при виде Красной Шапочки ахнула, но помогла внучке добраться до кровати.
– Оленька, все в этой жизни бывает, но надеюсь, в таком состоянии я тебя вижу в первый и последний раз, – сказала старушка.
– Меня Волк бросил, – пожаловалась Оля. – Приревновал к нашему продюсеру, Ашоту Израилевичу.
– Ну и имечко у нашего продюсера, – проворчала Мария Ивановна. – Ничего хорошего от такого ждать нечего. А справляться с проблемами нужно силой духа, а не алкоголем.
* * *
Как известно, зонтик – это магический оберег от плохой погоды: если ты, выходя из дому, берешь его, можешь быть уверен, что дождя не будет. Но стоит положиться на прогноз погоды и оставить дома этот древний артефакт, как неминуемо попадешь не просто под дождик – под заправский ливень.
В переносном смысле это означает, что всегда надо носить с собой зонтик, то бишь быть готовым к любым сюрпризам погоды, а если уж совсем обобщать, то и судьбы в целом. Увы, счастливые и влюбленные не то что зонтик – голову готовы забыть дома в тумбочке.
Но мы сейчас вовсе не о том.
Идя утром по мокрой мостовой, Оленька откровенно плакала, но слез из-за дождя было не видно. Она думала о том, как встретит Волка на киностудии. И как смотреть в его янтарные глаза, которые сегодня точно будут карими. Как простить ему неоправданную ревность и нелепые обвинения?
Сегодня матушка забрала машину, чтобы ехать на важное интервью, и Оленьке пришлось добираться до метро «ВДНХ» пешком. Она шла по проспекту Мира, но неожиданно около нее затормозил автомобиль.
– Ольга Разумовская? – как ни в чем не бывало спросил мужчина, вчера получивший «по кабаньим мордасям» букетом из пятидесяти роз.
– Вы же знаете, что я, – без улыбки ответила Красная Шапочка. – Что нужно?
– Ашот Израилевич просил подвезти вас до киностудии.
Не раздумывая, Красная Шапочка села в «БМВ».
– Поехали.
И конечно же, при въезде на киностудию автомобиль нос к носу встретился с байком Волка, выезжающего после озвучки.
Три часа Красная Шапочка в сценах с Охотниками говорила с таким искренним отчаянием, что Лев Львович и Семен растрогались.
А на улице Красную Шапочку снова поджидал «БМВ».
«Почему я должна переживать из-за ревности Волка? Я ни в чем не виновата, а он думает обо мне так плохо, что даже обидно. Вот пусть и мучается», – решила для себя девушка.
Дома Красную Шапочку ждал неприятный сюрприз. Открыла дверь бабушка и приложила палец к губам.
– Тише, у нашей матушки серьезный разговор.
Младшая и старшая Разумовские на цыпочках подошли к двери гостиной и услышали голоса Ашота Израилевича и Алины Борисовны.
– Алина, отдай мне в жены свою дочь, – говорил продюсер.
Красная Шапочка с размаху села на многострадальный пуфик в коридоре, простонавший: «Шо, опять?»
– Она тебе в дочери годится, на кой ляд ты ей нужен, стручок старый? – ответил слегка расстроенный голос матушки.
– Детей хочу, – раздался неожиданный ответ. – Здоровых и красивых, а у твоей Оли хорошая наследственность. Я все оплачу.
– Ашот, – голос матушки заурчал с «ласковостью» пантеры, – могу сделать тебе встречное предложение – женись на мне. Мы отлично отдохнули вместе в прошлом году. В сорок пять лет я еще могу родить.
Внучка и бабушка синхронно прижали руки к груди.
– Не хочу портить отношения с Львом, он к тебе снова воспылал чувствами, – бубнил продюсер. – А дочку твою и его я могу купить. Нравится она мне. Очень.
– Ашот, ты не понял, моя дочь не продается. – Голос матушки гневно задрожал.
– Посмотрим, – прозвучал ответ, и в коридоре показался Ашот Израилевич.
Увидев Оленьку и Марию Ивановну, он с самым серьезным видом поцеловал руку бабушке и, внимательно посмотрев на Оленьку, вышел из квартиры, на ходу произнеся:
– Красавица. Породистая красавица.
За входной дверью послышался странный звук, и в квартиру ввалился Волк.
– Что делает здесь наш Ашот Израилевич? – с возмущением заговорил он, как только вошел в коридор и громко чихнул. – Я что, должен сходить с ума от ревности?
В дверях гостиной появилась матушка.
– Владимир, Ашот Израилевич заходил ко мне по делу.
– Не нужно врать, – напомнила о себе Мария Ивановна. – Твое дело касается всех. Давайте поговорим откровенно.
