– Какой сервис! Какая природа! Какая погода! – восклицал толстяк, глава семейства, пока его детки вытаптывали грядки, гоняясь за Счастьем, у которого шерсть встала дыбом от происходящих событий.
В кухне, на середине стола, лежала буханка белого черствого хлеба, солонка и стояла пара бутылок с кефиром. Туристы явно были не готовы к такому повороту событий. Они, толпясь в тесноватом помещении, достали из рюкзаков колбасные палки, сыры, паштеты и всякие сладости. От обилия ароматов закружилась голова даже у Натальи Сергеевны, которая провозгласила ближайшие дни разгрузочными.
После сытного полдника, произошедшего в стиле «а ля фуршет», то бишь стоя, туристы отправились осматривать местные достопримечательности. Перед этим Наталья Сергеевна метнулась по соседям, попросила ощипать кур и наварить овощей для винегрета. Сулила заплатить приличные по местным меркам деньги.
– Это колодец Святой Марии, – вещала Наталья Сергеевна, остановившись у старого колодца, которым не пользовались из-за того, что после отъезда хозяев последних трех домов в деревне ходить за водой стало некому. – Предание гласит, что долгое время колодец был заброшенным и ненужным никому, кроме двоих влюбленных, которые выбрали его местом свиданий. Каждое утро они приходили к колодцу – ворковали о будущем, давали друг другу клятвы верности, а потом обменялись кольцами, сплетенными из тростника, и расстались навсегда… Юноша отправился служить, а девушка продолжала каждое утро приходить к колодцу и горько плакать.
Сгруппировавшиеся вокруг бывшей лекторши туристы снимали ее на телефоны. Внимание, которого так не хватало Наталье Сергеевне в последние годы, подстегивало ее не хуже алкоголя или афродизиака, и она хорошо поставленным голосом излагала свою версию легенды…
– Дева Мария, видя страдания несчастной, заслонила колодец от солнца, и таким образом, слезы юной девушки не высыхали, а наполняли позабытый всеми кладезь водой, причем не простой, а святой, исцеляющей от кровоточащих душевных ран…
Но публика постепенно расползалась от колодца, устав напрягаться в переводе на английский язык с русского.
Американский «Ботаник», поснимав достопримечательности, утратил интерес к рассказу и стал под лупой рассматривать содержимое подсолнуха, одиноко выросшего у колодца среди лопухов и крапивы.
Дети принялись резвиться на полянке, влюбленные целовались под деревом, и только пожилой американец, которого женщина везла на инвалидной коляске, дослушал до конца. Он тяжело вздохнул и смахнул со щеки слезу.
Следующим пунктом экскурсионной программы был местный рынок.
Похоже, иностранцы и сами до конца не осознали, как вернулись в старый дом с полными пакетами овощей, купленных на рынке, и принялись дружно готовить ужин. Сама же хозяйка стояла в сторонке и потирала руки. Она настоящий правитель всея народа! Без кнута и без пряника каждого увлекла рассказом и привлекла к труду. «Учитесь», – то и дело повторяла она Красной Шапочке и Волку.
Ужин удался на славу. Пока Ботаник домывал посуду, Толстяк обнаружил в пластиковом ведре под столом самогонку… Тут-то и началось самое интересное. Проснулась в иностранцах русская душа. Отправив детей спать на сеновал и разлив по рюмкам самогонку, гости захмелели, запели песни, перезнакомились друг с другом, проговорили комплименты в честь хозяйки дома и попадали штабелями на ковер, расстеленный в кухне. Толстый ковер и три подушки Наталья Сергеевна заняла у соседки Валентины, пообещав завтра привести к ней американцев.
– Тип-топ! Вопрос улажен, – радостно потирала она руки, оглядывая храпящих гостей. – Видишь, Волк, как просто решаются проблемы, которые на первый взгляд кажутся глобальными!
Но Серов-Залесский ее уже не слышал… Он храпел за столом, положив голову на руки. Последним усилием Красная Шапочка умудрилась добраться до своей кровати и предаться объятиям Морфея.
Утром возле умывальника образовалась очередь. Погода не бодрила и не радовала – небо, затянутое серой пеленой, моросящий дождь, ветер, дующий с севера. Иностранцы охали-ахали, то и дело хватались за животы, за голову, за глаза. Ботаник объел грядку с петрушкой, Толстяк приложил к лицу полотенце, смоченное колодезной водой, водитель автобуса разрабатывал шею, которую ночью продуло. Экскурсовод плотно уселся за стол и не вставал, пока не выпил граненый стакан разбавленного в пропорции один к двум самогона.
Влюбленная пара то и дело ссорилась и выясняла отношения, целуясь в сенях, за домом.
Только пожилой человек вместе со своей спутницей сохраняли спокойствие. Американец в возрасте спокойно чистил картошку, а Наталья Сергеевна разливала по стаканам кефир. Все завтракали молча. Только дети баловались и капризничали.
К полудню распогодилось – ветер утих, тучи разошлись по сторонам, освобождая дорогу солнцу, туристы пришли в себя, мужчины похмелились, женщины причесались и переоделись в более легкие одежды, и все стали интересоваться дальнейшей программой.
Наталья Сергеевна объявила «День знаний», который заключался в том, чтобы туристы смогли приобщиться к исконно русскому труду. Она каждому придумала занятие: одни вскапывали огород, другие учились доить корову у соседки Валентины под ее чутким руководством, заключавшемся в вовремя сделанных шлепках по рукам. Для предотвращения стресса у любимой коровы крепенькая пенсионерка Валентина каждому желающему, прежде чем он или она сядут на скамеечку у вымени, повязывала свой платок и накидывала на плечи телогрейку.
Мужчины ремонтировали чердак дома под присмотром Волка и стаскивали вниз ненужные вещи.
– Стойте! Стойте! – закричала Наталья Сергеевна, когда все старое, никому ненужное барахло поместили в кузов подъехавшей к дому мусорной машины.
Из-под завалов она достала старинные деревянные часы, стрелки которых замерли лет тридцать назад, стерла пыль подолом юбки, прижала часы к груди и вошла в дом.
За столом сидел пожилой американец и разбирал спутанные шерстяные нити в клубках, выданные ему хозяйкой. Завидев Наталью Сергеевну, он отложил в сторону клубок и попросил показать ему сломанные часы.
– Джек! – представился он третий раз за день и протянул для пожатия руку. Хозяйка сочувственно на него посмотрела и улыбнулась. – Не удивляйтесь. Я каждую минуту проживаю так, словно только что родился на свет. Я ничего не помню. Ни детство, ни молодость, ни то, как я оказался в этом кресле, и даже то, как попал сюда, к вам! Стрелки на циферблате моей жизни в какой-то момент замерли точно так же, как стрелки этих часов. И я ничего не могу с собой поделать…
Его дрожащие руки потянулись к деревянным часам с кукушкой, так любимым в Советском Союзе, и нежно погладили корпус. Но на том американец не остановился. Он ловко снял заднюю крышку корпуса, затем стал доставать одну за другой круглые детальки с зубчиками. При этом не то хмыкал, не то смеялся.
Наталья Сергеевна попыталась его приобнять, чтобы успокоить, но он отстранил ее рукой.
– Не надо меня жалеть. Работая с часами или с растениями, я успокаиваюсь.
