И тут дом содрогнулся в третий раз — и лестница рухнула, придавив собой вход в подвал и едва не раздавив Юре выставленную вперёд ногу. Он отшатнулся, потом бросился вперёд, к немцам. Они стояли у заложенных окон и, чуть отодвинув железные листы, вовсю лупили из автоматов наружу. Юра занял позицию позади одного из солдат, похлопал его по плечу, чтобы потом не испугать, и сосредоточился на том, что происходит снаружи.
Гигант стоял к дому боком — видимо, рой жалящих пуль раздражал его, отвлекая от задуманного: отойти, разбежаться и на этот раз развалить проклятую коробку. Юра поймал в прицел коленный сустав и выстрелил дважды. Почему-то гранаты кончились. Он вставил очередной магазин, но гиганта за окном уже не было. Всё, подумал Юра, сейчас он нас завалит. «Аус! Аус!» — закричал он, но его никто не слышал, все куда-то палили. Юра подбежал к двери, встал в проёме. Гигант высился метрах в двадцати — и шатался. Он снова, как и в тот первый момент, когда Юра его увидел, пытался подобрать одну ногу, но сейчас явно не мог выбрать какую.
Блин, куда же в него стрелять? С этого ракурса… пожалуй, только в глаз. Жалко, что сразу за глазами нет никакого мозга, и вообще с мозгами у гигантов одновременно и недостаточно, и избыточно: они маленькие, но их шесть.
Ну, в глаз так в глаз.
Грохнуло гулко — но, что характерно, глаз не лопнул, а чудовищно выпучился и замер неподвижно, как заклиненный. Вот теперь гигант был слеп — или почти слеп, потому что Юра не был уверен в том, что картечь полностью вывела из строя настолько прочный орган зрения.
Не дожидаясь, когда гигант как-то прореагирует на произошедшие изменения, Юра выпустил оставшиеся в магазине гранаты по опорной ноге, целясь в колено и голень. Да, болевой порог твари был выше, чем у бревна, а кости твёрдостью и прочностью превосходили чугун — но всё же!..
Гигант наконец принял решение. Он опустил вторую лапу, как бы присел — и, наверное, хотел прыгнуть, чтобы теперь-то покончить на хрен с этой жалкой кирпичной коробкой. И вдруг замер точно так же, как замирает человек, который наклонился — и неожиданно для себя понимает, что в спину вступило; боли ещё нет, но разогнуться уже невозможно. Так и у гиганта: пока сигнал прошёл по нервам, пока был обработан всеми шестью мозгами — причём не одновременно, а последовательно…
— Аус! — закричал Юра назад и замахал руками. — Аус, аус унд фойер!
На этот раз его услышали.
Он вогнал в горловину последний магазин с гранатами. Немцы плотной группкой стояли рядом, мокрые, оружие наготове.
— Ахтунг! — сказал Юра и потряс ружьём. — Я делаю марк. Вы — фойер ин марк.
Он развернулся и выстрелил твари в напряжённо согнутое левое колено. И тут же, всё поняв, немцы в пять стволов сосредоточенно рубанули туда, в кость.
Тварь попыталась отойти. Но всё: нога подломилась, и огромная плотная туша — тонн десять каменных мышц и железных костей — медленно завалилась на бок и уже лёжа засучила уцелевшей лапой и забила толстым конусообразным хвостом.
Чёрт, что теперь? Юра судорожно перебирает в уме методички — как добить гиганта? Заряд взрывчатки, ручные гранаты… не годится, их просто нет. У немцев тоже нет. Спасатели, мать вашу, гранат не взяли… какие вы спасатели без гранат… Бронебойной пулей, извините, под хвост, в анальное отверстие: при удачном попадании разрушается крестообразное нервное сплетение, и тогда всё отказывает: ноги, лёгкие, сердце… вернее, сердца — их, как и мозгов, тоже шесть. Но, поскольку тварюга лежит головой к нам, а задницей в противоположную сторону, это надо туда, к нему, идти да ещё обходить — нет, стрёмно. Нехорошая сейчас ночь, неправильная.
И тут Юра вспоминает про химические гранаты. Они с перцовой вытяжкой и ещё какой-то едкой дрянью. Попробовать вогнать ему несколько штук в глотку? Авось возникнет спазм дыхательной мускулатуры… а потом немцы настучат в Гринпис. Нечеловечески жестокое обращение с дикими экзотическими животными.
Ну и пусть стучат.
Он чувствовал, что уже на пределе.
Где у нас тут химия?..
И потом, когда всё кончилось и гигант неожиданно обмяк и расплылся, как чудовищных размеров мешок с дерьмом, Юра вдруг понял каким-то не своим пониманием, что больше этой ночью ничего не произойдёт. У ночи вышел завод. Кончились патроны. Всё. Баста.
Так. А что у нас?
Один раненый, один ушибленный: на Пашу свалилась часть потолка, кости вроде бы целы, но встать пока не может. Фингал на ползадницы и полспины. С немцем хуже: две пули в бедро, одна в низ живота. Хорошо, что малокалиберные бронебойные пульки от МР7, спокойно прошивая броню, не разворачивают в полный уж хлам то, что за бронёй; в общем, просто повезло, что бюрер отобрал именно пистолет-пулемёт, а не С36 — вот тут ловить уже было бы нечего. У двоих немцев был МР7, у гауптмана и этого, раненого, у остальных — оружие помощнее в разы. Так что шансы на сносный исход были меньше половины. Теперь бы и их не упустить…
Кровотечение есть, довольно сильное, но не из артерии. Кто у вас медик? Доктор, фельдшер? Ты? Ну давай, парень, работай, если надо — я помогу. Что у вас там в аптечках? Это противошоковое? Всё, уже понял, да тут и неграмотный поймёт — картинки. Ну да, ну да — внутривенно. Я сделаю, ты пока бинтуй.
Есть три вещи, которыми не устаёшь любоваться: как горит огонь, как течёт вода и как санитар перевязывает раненного, блин, в самое неудобное для перевязки место…
Я держу, а ты под него протаскивай. Понял, да? Молоток.
Все три навылет, что не может не радовать. Но крови потерял парень много, и совсем мы её не остановим, и что делать? Молиться, конечно.
Ну всё уже, всё. Оставь пару бинтов, нам ещё идти и идти.
Очнулся? Хе, ребята, он очнулся. Хорошие у вас противошоковые.
Не мешало бы и нам чего-нибудь подобного, Паша, где там твоя фляжка? Да потому что я видел. О, вот это я понимаю — щирость. Семьсот пятьдесят, наверное? Ну и мои триста пятьдесят… давайте, гауптман, присоединяйтесь сами и ребятам скажите: поскольку мы в Зоне, приём спиртного в малых дозах строго обязателен…
Конечно, никакой пьянки быть не могло, какая пьянка в Зоне, да и что такое литр даже семидесятиградусного на восемь здоровенных мужиков только что из боя? Хлопнули, выдохнули… и нет литра. А чтобы ночь не тянулась совсем уж бесконечно (а ведь она могла!), гауптман (Франц Шаффхаузер, геноссе, для тебя — просто Франц!) играл на губных гармониках что-то очень-очень знакомое, щемящее, давнее…
Юре хотелось отодвинуть упавшую лестницу и проверить подвал, но в лестнице было, наверное, больше тонны веса, и в этом узком коридорчике к ней было не подступиться; Юра походил вокруг, попинал — и решил остаться в неведении. Ну, бюрер. Дохлый бюрер. Видел на картинках.
Надо только не забыть сообщить по сети, что в здании поста ГАИ подвал завален…
И едва он подумал про сеть, как ПДА у него и у Паши почти синхронно запищали. А ещё через несколько минут начало светать.
