— Я могу опросить всех его бывших преподавателей и сокурсников.
— Захотелось в детектива поиграть? Тебе заняться нечем? — раздраженно спросил Рихтер. — У тебя, между прочим, дипломный проект на носу.
— Я его уже подготовила.
— Выпускные экзамены?
— Большинство уже сдала.
— А то я вижу, что у тебя много времени, раз его хватает на страдания по Шефнеру, — язвительно ответил наставник.
Я собралась обидеться, но потом махнула рукой. Мужчины. Разве они понимают что-то в тонких женских переживаниях?
— Как, кстати, твое здоровье? — спросил Рихтер, когда я уже собралась вежливо попрощаться и сбежать.
— Уже ничего не беспокоит.
— Отлично! Тогда встретимся в эти выходные не у меня, а в тренировочном зале.
— Зачем это? — спросила с подозрением.
— Я подумал, что будет неплохо заняться твоей физической подготовкой. Хиленькая ты, — с жалостью сказал Рихтер, будто все артефакторы, которых он знал, обладали недюжинной физической силой и отменным здоровьем.
— Ну уж нет! — твердо сказала я. — И вообще я в эти выходные не могу. У меня день рождения в эту субботу. Было бы ужасно несправедливо учиться в этот день. Хотя если вы настаиваете, мастер…
Я грустно вздохнула, не договорив.
— Э-э-э… нет, конечно, — тут же пошел на попятную алхимик. — Отдыхай и празднуй. Планируешь что-то особенное?
— Ничего такого.
На самом деле я не любила свои дни рождения и не отмечала их лет с двенадцати, взяв пример с деда, проигнорировавшего даже свой шестидесятилетний юбилей. Петер, пытавшийся в каждый мой день рождения меня куда-нибудь вытащить, со временем с этим смирился, хотя подарки все же исправно вручал, пользуясь возможностью получить «благодарственный поцелуй». И уже три года как Мартин Шефнер отправлял мне в этот день курьера с цветами и поздравлениями, обходясь, правда, одним моим «спасибо». В прошлом году вместе с цветами пришел и подарок. В отличие от драгоценных безделушек, которые привык дарить Петер, подарок менталиста был практичным и полезным — набор инструментов по металлу, жизненно необходимый в работе любого артефактора. Интересно, он догадается в этот раз подарить мне шлифовальную машину и аксессуары для нее? Было бы неплохо, моя нынешняя давно нуждалась в замене.
Неделя прошла довольно спокойно. Разговор с Рихтером несколько встряхнул меня и в то же время заставил посмотреть немного по-другому на ситуацию с Мартином. В самом деле, стоило ли переживать из-за того, какая я, или пытаться измениться, чтобы больше понравиться своему будущему мужу?
Самое плохое — я перестала быть честной прежде всего с самой собой. Разве это на меня похоже? Искать какие-то дурацкие предлоги, чтобы сблизиться с Мартином, вилять перед ним хвостом, надеясь обратить на себя его внимание. Смешно сказать — бояться обидеть своими отказами! Как будто я снова стала ребенком, пытающимся заслужить любовь и одобрение взрослых.
Мне хотелось вернуть легкость, что когда-то была между мной и Мартином и исчезла… Когда? После той нашей встречи в опере, быть может. Тогда я почувствовала себя не только преданной, но и ненужной.
Но ведь было и другое. Нежность, забота, радость, что меня кто-то понимает. Ни с кем до этого мне не было так сложно и интересно одновременно. Это стоило того, чтобы попробовать что-то изменить в наших отношениях, а не просто смириться с возникшей холодностью и непониманием между нами. Но для этого мне требовалось вначале обрести душевное равновесие. И я знала лишь один способ, как это сделать.
В субботу я покинула дом сразу же после завтрака, оставив все на Кати.
— Опять сбегаете в свой день рождения. И когда же вы вернетесь, фрейлейн София? — спросила она меня несколько неодобрительно.
— К завтрашнему дню точно.
— Не шутите так, фрейлейн. Вот если зайдет ваш дядя…
— Я была у него вечера. Он дал мне немного денег, чтобы я купила себе что-нибудь приятное в подарок.
Покупки — это то, что пристало молодой девушке из хорошей семьи. А никак не сбор информации о серийном убийце. Я знала, что люди Рихтера уже опросили бывших сокурсников и преподавателей Франциска Вагнера, но так и не смогли узнать ничего интересного. Вагнера знали как талантливого целителя, спокойного и сдержанного, всегда терпеливого с пациентами и дружелюбного с коллегами. Тогда он еще точно не был безумен, и следователи решили, что университетское прошлое убийцы не представляет никакой пользы.
Но меня больше интересовал не он сам, а его научные работы, все еще хранившиеся в архивах университета. Когда Франциск приехал в Брейг, у него уже был опыт работы в общей хирургии, но в университете он сменил свою специализацию, занявшись изучением имплантации и трансплантологии. И меня интересовало почему.
Библиотекарь выдал мне подшивку медицинских журналов двадцатилетней давности — всех номеров, где Вагнер хоть что-то опубликовал. За пять лет обучения в магистратуре и ординатуре тот написал около пятнадцати статей — самостоятельно или в соавторстве. Ничего интересного для меня — я едва ли понимала, о чем эти статьи. Все же целительство было слишком далеко от сферы моих интересов. Но интуиция, которую Рихтер так тщательно пытался во мне развить, говорила, что я на верном пути.
Когда стопка журналов передо мной уменьшилась вдвое, я нашла зацепку, которая могла привести к правде о прошлом Вагнера и о его нынешней судьбе. Я обнаружила странную связь между моим дедом и сферой интересов Франциска Вагнера.
«Пока целители искали способы научиться выращивать потерянные конечности или органы, артефакторы решали проблему другими методами. Многие из моих коллег скажут, что протезы, пусть даже усовершенствованные с помощью магии, все еще остаются инородными частями тела. Но что, если искусственно созданное можно сделать практически неотличимым от живого по своим свойствам? Это открывает перед нами новые горизонты».
Если не знать об изобретении моего деда, размышления в статье носили, казалось, лишь теоретический характер. Но Франциск, судя по намекам между строк, был в курсе создания псевдоплоти и находился в восторге от изобретения. Почти вся статья была посвящена артефакторике, притом знания Франциска Вагнера в этой области поражали. Неудивительно, учитывая, что он был сыном талантливого артефактора. И если верить статье, у Франциска были свои представления, как можно усовершенствовать работу деда.
Но почему-то ни мой дед, ни Франциск в будущем не поднимали эту тему и не пытались ее развить. Об открытии, сделанном почти тридцать лет назад, забыли. И у этого должна была быть какая-то причина. Возможно ли, что изобретение деда засекречено правительством? Если да, то оно могло быть как-то связано с армейским проектом ГЛМ-12.
Что военные создавали у себя? Какой-то новый вид брони? Универсальных солдат? Пока я могла только гадать, хотя то, что Франциск Вагнер, спятивший целитель-убийца, тоже мог быть одним из участников проекта ГЛМ, делало всю эту историю гораздо более зловещей. Но ведь кто-то помог ему сбежать из тюрьмы и прятал сейчас, водя за нос и полицию, и СБ. Кто-то, имевший достаточно большое влияние в Грейдоре…
