– У нас разная температура горения, я всегда восхищалась тобой, и никогда это чувство меня не оставит. Мой уход – это способ самосохранения и желание воспитать нашего мальчика в покое моей души. Если останусь с тобой – сгорю.
Что он мог ответить на эти слова?
Его мальчики! Теплая волна отодвинула на время черные мысли, тревожность, раздражение, которое всегда сопровождало его в моменты, когда он не видел решения, или это решение шло вразрез с его желанием и убеждениями.
Мишелю в следующем году будет 13 лет – бар-мицва. Вспомнилось свое: комната, залитая теплым светом, веселый гомон гостей, родных, сестры в красивых платьях, мама, ее слезы радости. Как они были бы счастливы видеть его сегодня и как счастлив был бы он, как гордился бы перед отцом тем, чего достиг.
Мишель весь в Анну – умненький, аккуратный, выдержанный. Этот точно поступит в какой-нибудь Йель, Гарвард или Принстон.
Джинни – их первенец с Джекки. Этот – спортсмен, все движения, как у кошки, природное чувство центра тяжести. Это он унаследовал от их обоих. В свои 10 лет на равных в гимнастике с тринадцатилетними, на лыжных склонах ему нет равных среди вполне взрослых ребят. А младший – Джейсон, и пока непонятно, чьи гены победили. Независимое существо с неуемной фантазией. Лет с пяти читает все подряд. Но все они дружат, чувствуют свое братство, горой друг за друга.
С тех пор, как Борис купил апартаменты на Ривьере, каждое лето их загорелые фигурки мелькают перед его окнами на пляже в нескончаемых играх на суше и на море: волейбол, футбол, водные лыжи, заплывы на короткие дистанции. Джинни побеждает во всем, кроме тенниса. Мишель пока его обыгрывает. Джейсон болеет за того, кто проигрывает, получается, в основном, за Джинни. Борис ставит этих двоих против себя и Джейсона и выигрывает, но с трудом. Джейсон больше кричит, прыгает и в расстройстве кидает ракетку оземь, чаще, чем попадает по мячу, но победу зачисляет на свой счет, очень смешной! Братья относятся к нему с нежностью, удивительной в этом возрасте. Анна с Джекки во вполне приятельских отношениях. Анна – умная, Джекки – легкая.
У Джекки нет границ, у нее все просто. Если она хочет показать Анне упражнения для спины, с которой у той проблемы, она тут же, в платье за несколько тысяч долларов, ляжет на пол и покажет комплекс, не смущаясь присутствия кого угодно. И если при этом оголятся ее ноги до трусиков, посчитает, что доставила наблюдателям удовольствие.
Жизнь выровнялась, но у евреев говорят: «Когда все в порядке, тогда все и начинается».
Около года назад ему доложили, что на склад компании стали наведываться гости. Они вели разговоры о создании профсоюзной ячейки и вступлении ее в профсоюз работников легкой промышленности и торговли. На складе в тридцать тысяч квадратных метров работало больше тысячи человек. Всерьез деятельность этих гостей никто из руководства не принимал. Заведовала складом Мелани Ричардсон, живая, как ртуть, черная толстушка. Она пару раз выказывала озабоченность настырностью профсоюзных проповедников, но никто не ожидал такого поворота событий.
Однажды секретарь сообщила, что двое господ из центрального комитета «Американской федерации труда» просят их принять. Несмотря на то, что он согласился выделить им время только через несколько часов, они терпеливо эти часы высидели и в конце концов оказались в его кабинете. Один из них – лысоватый, с бегающими глазками, представился – Эдвин Коллинз. Только он и говорил. Второй, с шеей борца, остался безымянным. Он упер в хозяина кабинета тяжелый взгляд, в котором смешались злоба, помноженная на тупость, и торжество предвкушения возможной расправы.
После елейного вступления о том, каким красивым и преуспевающим они видят бизнес мистера Залесского, последовал плач о тяжкой судьбе наемных работников, и восторженно – об отцах-основателях профсоюзного движения, деятельность которых направлена на справедливое распределение сверхдоходов таких талантливых бизнесменов, как мистер Залесский, что, по глубокому убеждению профсоюзных руководителей, приносит пользу, как работникам мистера Залесского, так и ему самому. Ведь, удовлетворяя нужды своих сотрудников в сегодняшнем мире все возрастающего потребления, он тем самым ускоряет процесс известного экономического закона «деньги – товар – деньги», и, конечно, люди, довольные оплатой труда, лучше будут относиться к исполнению своих задач.
Слушая всю эту помпезную чушь, Борис боролся между желанием немедленно вышвырнуть этих субъектов из офиса и необходимостью выяснить степень вреда, который они в состоянии нанести его делу. Поэтому он позволил говорить лысому почти целых пять минут. Потом, вежливо прервав поток его красноречия, высказал свое отношение к этой теме:
– Мои сотрудники никогда не имели претензий к оплате труда, никаких жалоб по отношению к условиям труда, и никаких проблем с руководителями компании ни разу не возникало. В тоже время, господа, я не имею никаких возражений против того, чтобы мои люди стали членами какого-нибудь профсоюза; в этом, между нами, нет никакого противоречия, и я в этой ситуации не понимаю цели вашего визита, разве что это какая-то миссионерская задача?
Борис, конечно, понимал, что являлось предметом интереса этих мерзавцев, но ему было интересно, в какую обертку они поместят свои тухлые тезисы. Тезисы были, как он и ожидал, собранием газетных лозунгов и банальной чепухи, и сводились к «трепетной» озабоченности руководителей Федерации положением граждан, не охваченных их вниманием, а также – в обеспечении семей незаконно уволенных членов профсоюзов и тех, кто участвует в справедливом протесте – забастовках, неоплачиваемых хозяевами-скупердяями. И в финале скромная просьба – включиться в поддержку этого благородного движения процентом с оборота столь успешной компании господина Залесского. Лысый движением балаганного фокусника извлек из брезентовой сумки пачку бумаг и положил на стол перед Борисом. На второй странице шла расшифровка того «процента», который эти «святые люди» предполагали выцыганить у бизнесмена – триста тысяч долларов за текущий год. Контракт имел временные рамки в пять лет, и эта сумма, как предполагалось, будет варьироваться в зависимости от финансового состояния компании. Гостей вывела охрана, те не сопротивлялись. Борец, оскалившись, похохатывал, сбрасывая с крутого плеча цепкую руку охранника. Лысый извивался, на ходу повторяя условия, выведенные на последнем листе контракта: «Контракт вступает в силу с завтрашнего дня».
– У вас только день на принятие правильного решения, затем вступят в силу санкции.
О санкциях в контракте сказано не было, отказ не предусматривался.
Через два дня почти все складские служащие и трое офисных не вышли на работу.
Борис собрал узкий круг руководства: вице-президента Джеффа Крупника, руководителей отделов и заместителя директора отдела закупок Клиффа Бранновера – Роланда Гарви.
Роланд – афроамериканец. В компанию его приняли в качестве сотрудника службы безопасности. Бывший спецназовец, проработавший в полиции Лос-Анджелеса 10 лет, внешне очень похожий на молодого Дюка Эллингтона – и в поведении, и в манере двигаться. Он стал любимцем всего офисного населения. Очень скоро, сблизившись с Клиффом, он вник во все тонкости создания коллекции очков, и Борис предложил ему новую должность, совмещенную с его прежними обязанностями. Впрочем, никаких серьезных проблем у компании не было, и такое громкое название, как служба безопасности, постепенно ушло из обращения в повседневной жизни фирмы.
