Свернув на очередную улицу и доехав почти до середины, я внезапно сообразила, что черный лак, поблескивающий из-за занявшей пол-улицы огромной «Тойоты», – это не что иное, как боковина хорошо мне знакомого «мерса».
Сзади почти вплотную шел «Форд», впереди с интересом наблюдали за моими движениями братки. Что мне оставалось – только стоять на месте.
Нет, я, конечно, могла бы проскочить мимо «Тойоты» и поехать дальше, места там хватало. Но проблема была в том, что она не просто стояла сама по себе – возле нее тусовалась плотная группа товарищей, и навстречу нам уже выходили знакомые мне парни с автоматами.
Вежливо пропустив меня и предоставив возможность проехать чуть дальше, к самым воротам какого-то домишки, где уже, улыбаясь во весь рот, с распростертыми объятиями встречал нас довольный Толя, автоматчики продолжили движение в направлении преследовавшего меня «Форда» и, не дожидаясь, пока он сориентируется, стали поливать машину щедрыми очередями, разбудив собак даже на дальних окраинах деревушки.
Последнее, что удалось мне увидеть перед очередным заточением в узы, – это как бедный водила за рулем «Форда» с вытаращенными от ужаса глазами отваливает задним ходом.
Доконали ли его, убив насмерть, или, учитывая количество свидетелей, только попугали и дали возможность уйти, этого я уже не узнала. Окруженная плотным кольцом прихвостней Теплого и угнетаемая самыми нехорошими предчувствиями, я видела только, что положение мое безвыходно и что все это я себе организовала сама.
«Свалять такую дуру!» – в очередном порыве самобичевания думала я, вылезая из машины, к которой уже подходил явно не ожидавший такого подарка Толя.
– Какой приятный сюрприз! Девушка! – в этой радостной встрече не хватало только объятий. – А мы уже и не ждем. Думаем, забыла нас, оставила, снова придется искать ее по всему свету. А она тут как тут – сама в гости пожаловала. Рад, рад.
Говоря это, Теплый быстро поглядел в салон «фолька», где, почуяв неладное, так и сидел под сиденьями Никита.
– А это кто у нас тут прячется? Кто это партизан у нас такой?
Поняв, что его заметили, мальчик сел на сиденье, испуганно глядя по сторонам и, похоже, не собираясь вылезать из машины.
– Что ж ты? – ласково говорил Теплый, открывая дверь. – Сам в гости приехал, а даже из машины выйти не хочешь. Сюда, сюда, к нам.
– Только тронь, – рванулась было я к двери, но в ту же секунду меня схватило, кажется, сразу сто рук, и порыв был подавлен в зародыше.
Но здесь начали работать факторы, которые Теплый не учел.
Привыкнув иметь дело с людьми взрослыми, он, кажется, не слишком хорошо ориентировался в сюрпризах, которые может преподнести общение с ребенком, и это сейчас работало на нас.
Никита был нужен ему, нужен в добром здравии и хорошем настроении, только при соблюдении этих условий он мог получить от него то, что хотел. Чтобы мальчик по своей воле рассказал то, что знает, необходимо было завоевать его расположение, это, думаю, понимал даже такой безнадежный отморозок, как Теплый. Пока же действия бандитов могли вызвать только противоположную реакцию.
Увидев, что меня схватили, Никита заплакал и резко отстранился от руки, которую тянул к нему Теплый.
Обескураженный таким ходом событий, Теплый остановился и легким взмахом ладони приказал своим холуям ослабить хватку.
Впрочем, ничего не изменилось – подходя к машине, чтобы забрать Никиту, я первым делом натолкнулась на стальной, безжалостный взгляд Теплого и услышала предупреждение, тихо, но очень внятно произнесенное почти в самое мое ухо:
– Не вздумай шутить со мной.
Что будет, если я таки вздумаю, можно было без труда прочесть на этом доброжелательном лице. Прижав к себе ревущего уже как белуга Никиту, я думала о том, что в этот раз вырваться из цепких лап Толи будет не так-то просто.
Меня снова как следует обыскали и, разумеется, отняли все, что нашли. Не успев в суматохе ни швырнуть под сиденье телефон, ни спрятать хотя бы в бардачок револьвер, я с грустью смотрела, как эти важные предметы исчезают в карманах тупорылых громил.
Отметив про себя, что сегодня их здесь как-то подозрительно много, я подумала, что, видимо, это неспроста. Сосредоточиться на этой мысли у меня, увы, не было времени.
Нас провели в уже знакомые комнаты, в одной из которых виднелось большое бурое пятно на полу – печальное напоминание о безвременной кончине Ника. Теплый намеревался разместить нас по отдельности, но Никита снова заплакал, и бандитам снова пришлось смириться.
Впрочем, что смог, Толя все же сделал. Заперев нас с мальчиком вместе, он не забыл приставить своего соглядатая, в присутствии которого я, разумеется, не могла даже толком поговорить с Никитой.
А поговорить было просто необходимо.
Догадываясь, что именно предпримет Теплый в ближайшее время, я хотела убедиться, что мои слова, сказанные практически перед самым нашим пленением, как следует отложились в сознании Никиты и что он не будет глупить и выбалтывать информацию, служащую единственной гарантией сохранения его и моей жизни.
В отличие от Никиты, я лишена была возможности свободно передвигаться – меня предусмотрительно снова приковали наручниками, хотя на сей раз и не к батарее. Старая железная кровать, стоявшая в комнате, спинка которой представляла собой переплетение железных прутьев, послужила фиксатором. Пристроившись на уголке, я облокотилась правой прикованной рукой на спинку, а левой, остававшейся пока свободной, подозвала к себе Никиту.
Приобняв его и прижав к себе, я стала гладить мальчика по голове, как бы успокаивая, и тихо говорить разные отвлекающие пустяки, чтобы ослабить внимание бесцеремонно уставившегося прямо на нас охранника. Через некоторое время я таки добилась того, что он перестал слушать и отвел глаза в сторону.
Тогда, не меняя тона и еще немного понизив громкость, я проговорила в самое ухо Никите:
– Помни, что я сказала. О чем бы ни спрашивали, говори, что все забыл. Угу? – оторвавшись от уха и с улыбкой взглянув в лицо мальчику, спросила я.
– Угу! – улыбнулся он в ответ. Заключив это тайное соглашение, мы оба, кажется, уверились, что еще не все потеряно.
Между тем напоминание мое пришлось как нельзя вовремя. Уже через минуту дверь открылась и в комнате появился Теплый.
Ласково подмигнув мальчику, он поманил его к себе, но Никита только крепче прижался ко мне, даже не собираясь отвечать на этот призыв.
– Чего ты? – играл в доброго дяденьку Теплый. – Чего боишься? Я не сделаю ничего плохого, шоколадку дам. Хочешь?
– Ему нужно поесть, – ответила за Никиту я.
– Поесть? Ладно, сейчас что-нибудь придумаем.
Он вышел и через несколько минут вернулся, держа в руках «сникерс».
– Вот, на. Поешь.
