То есть изначально никто, разумеется, никакой независимости ни Украине, ни Грузии, ни Армении, ни Средней Азии предоставлять не собирался. Больше того: сама мысль об этом была кощунством. Расчет строился на том, что съезды Советов должны были провозгласить повсеместно советскую власть. И, соответственно, республики останутся в лоне одной страны. Но на практике все получилось не так, как задумывалось. К власти почти всюду пришел буржуазно-контрреволюционный элемент, выражаясь языком большевиков. Диктатуру пролетариата потом придется насаждать силой. И в случае с Украиной это будет иметь тяжелейшие последствия.
Но, что характерно, эта самая сила никогда не выводилась большевиками демонстративно на первый план. Показательна история с принятием Лениным первого государственного герба Советской России. Он внимательно осмотрел предложенные варианты: на красном фоне лучи восходящего солнца, обрамленные полукругом из снопов пшеницы, внутри – изображение серпа и молота, над всей композицией главенствовал булатный меч, направленный снизу вверх. Последовал вердикт вождя большевиков: «Интересно!.. Идея есть, но зачем же меч? Завоевательная политика нам совершенно чужда! Мы не нападаем, а отбиваемся от внутренних и внешних врагов; война наша – оборонительная, и меч – не наша эмблема».
Во время работы над этой книгой я в очередной раз принял участие в популярной телевизионной программе «Право голоса». Обсуждали как раз Ленина. И прозвучала у одного из оппонентов мысль, что в то время весь цивилизованный мир уже люто ненавидел большевиков за диктатуру и террор. Распространенная сегодня версия. Кто только ее не повторил! К огорчению любителей воспроизводить очередную чепуху, должен сказать, что от реалий той эпохи это представление страшно далеко. В конце ноября Норвежская социал-демократическая партия внесла предложение в Комитет по Нобелевским премиям о присуждении премии мира за 1917 год Председателю Совета народных комиссаров Советской России. Интересна формулировка: «До настоящего времени для торжества идеи мира больше всего сделал Ленин, который не только всеми силами пропагандирует мир, но и принимает конкретные меры к его достижению». И хотя Нобелевский комитет отклонил это предложение как слишком поздно поступившее, оно свидетельствует о серьезном международном авторитете лидера большевиков уже в первые месяцы после прихода к власти.
Ходоки у Ленина. Картина В. А. Серова. 1950 год
Базировался он на внутреннем электоральном ресурсе, как мы сказали бы сегодня. Ленин с завидным постоянством выступал перед своими сторонниками и получал посредством своего ораторского искусства тысячи новых. Аудитории были разнообразными: представители полков Петроградского гарнизона, собрание фронтовых представителей, сбор комиссаров военно-революционного комитета Петрограда и окрестностей, петроградские красногвардейцы, представители продовольственных отрядов, выпускники курсов агитаторов, латышские стрелки… Право слово, легче перечислить, перед кем в те дни Ленин не выступал. В этом принципиальное отличие от деятелей контрреволюции. Они народу не очень-то доверяли, потому что глубоко в душе побаивались его.
Ленин поступал иначе. Почти ежедневно в Смольный приходили сотни простых людей, представителей коллективов и организаций, делегации, крестьянские ходоки.
Желающих поговорить, да и просто увидеть своими глазами главного революционера было великое множество. Это, кстати, вовсе не миф советской пропаганды. Существует значительный пласт воспоминаний, как Ленина останавливали в коридоре сотрудники Смольного или посетители. Многие из них даже не знали тогда, как выглядит лидер РСДРП. Сам Ленин потом так скажет об этом: «Одно из величайших, неискоренимых дел октябрьского – Советского – переворота состоит в том, что передовой рабочий… как строитель государства труда, «пошел в народ».
За скобками обычно остается сущий пустяк: действия на пределе – или, точнее, за пределом человеческих сил. Не случайно в интервью шведской газете в начале февраля 1918 года отмечалось: на вопрос корреспондента о здоровье Ленин заметил, что чувствует себя прекрасно, несмотря на огромное бремя работы, которое почти не оставляет ему времени для сна. «У меня есть только одна мечта. Отдохнуть хотя бы полчаса».
Но при всем этом культа личности не существовало в принципе. Ленин, выделяясь на уровне всех своих соратников, не подавлял их своим авторитетом. При этом члены Совета народных комиссаров были под стать вождю. Нарком финансов Менжинский знал 17 иностранных языков. Последним он выучил фарси, чтобы читать Омара Хайяма в подлиннике. Луначарский демонстрировал всему миру, что большевики не только уважают культуру, но и не чужды близкого знакомства с ней. Он демонстрировал такую разностороннюю эрудицию, что ее без труда хватило бы на добрый десяток профессоров.
Чичерин свободно читал и писал на всех основных европейских языках, знал латынь, хинди, арабский. В Польше и лимитрофах (так в то время называли страны Прибалтики) он выступал на языке государства, в котором находился. Современники называли его самым образованным главой внешнеполитического ведомства в Старом Свете. Так вот, Ленин давал возможность раскрыться разносторонним талантам своих соратников. Каждый из них чувствовал себя представителем единой партии, обладая при этом яркой индивидуальностью. Основой стал принцип коллективизма, но это ни на секунду не умаляло их внутренней свободы.
Г. В. Чичерин. Член РСДРП с 1905 года
Соответственно, соратники Ленина работали в том же запредельно интенсивном режиме. Посмотрим, например, на Чичерина. Сегодня он – один из самых проклинаемых большевиков. Понятно почему: заключил подлый Брест-Литовский мир. Больше о нем основная часть наших с вами современников ничего не знает. Воспользуемся известным утверждением «короля играет свита» и посмотрим внимательно на фигуру Георгия Васильевича, а главное, на его действия в первые годы советской власти. На его фоне вам станет еще более понятен сам Ленин.
Приход Чичерина в Народный комиссариат по иностранным делам был предопределен уже в первые дни Октября, когда Троцкий взял на себя обязанности наркома по иностранным делам. Он исходил из своей любимой теории мировой революции и искренне полагал, что Министерство иностранных дел скоро перестанет быть нужным. Многие руководящие деятели Российской социал-демократической рабочей партии хорошо знали Чичерина по работе в эмиграции и прочили его на пост главы внешнеполитического ведомства. Позже Троцкий признавал: «Наша дипломатическая деятельность происходила в Смольном без всякого аппарата. Только когда приехал Чичерин и был назначен в состав Наркоминдела, началась работа в самом здании, подбор новых сотрудников, но в очень небольших размерах».
