1. Обладатели крупных активов, достаточных для защиты достигнутого уровня жизни от если не всех, то большинства шоковых воздействий и позволяющих участвовать на рынках рисков, преумножая (в большинстве случаев) богатство.
2. Владельцы преимущественно неликвидных активов (в основном жилой недвижимости), не способные продать их без существенных отрицательных последствий для своего образа жизни; небольшие по объему финансовые активы этих людей не могут защитить их от большей части шоковых воздействий (за исключением самых слабых).
3. Люди, владеющие только необходимыми для повседневной жизни и никакими другими активами.
Классическая социальная политика XX столетия имела дело только с так называемыми старыми социальными рисками: болезнями, инвалидностью, безработицей, жизнью в нетрудоспособном по старости возрасте или рождением детей. В соответствии с исходной посылкой данного подхода население подразделяется только на вторую и третью (к которой принадлежит подавляющее большинство) категории. Поэтому у нас нет никаких оснований ожидать индивидуальных решений относительно неопределенности, принимаемых людьми, принадлежащими к первой категории. Имеются в виду решения о важнейших видах частного страхования и инвестировании богатства в новые предприятия, что сопряжено с определенным риском (уровень которого оценивают высокооплачиваемые консультанты). Но эти вложения способны приносить высокую прибыль, позволяя сохранить и преумножить активы, передаваемые от поколения к поколению. Общество же в целом (как правило, национальное государство) предоставляет защиту подавляющему большинству граждан: защиту дохода перед лицом важнейших рисков с учетом экономического положения человека, зачастую с использованием принципа страхования; социальная политика и во многих случаях действия профсоюзов предусматривают предоставление защиты или материальной компенсации в случаях увольнения с работы или сокращения штатов; действия профсоюзов, а в некоторых случаях и публичная политика направлены на защиту реальной заработной платы.
Неолибералы и многие пошедшие по «третьему пути» социал-демократы утверждают, что в этих подходах более нет необходимости и от них следует отказаться. Например, по словам «нового лейбориста» Тони Блэра, длительное время занимавшего пост премьер-министра Великобритании, государство всеобщего благосостояния может отказаться от исполнения функции перераспределения доходов и богатства; достаточно того, что оно оставит себе решение личных и социальных проблем самых бедных своих граждан. И с этим можно было бы согласиться, но только при выполнении хотя бы одного из двух условий:
а) отсутствие каких бы то ни было рисков на рынке труда;
б) большинство людей уже принадлежат ко второй категории и способны вести себя на рынках риска подобно представителям первой категории, когда и только если меньшинство граждан, относящихся к третьей категории, нуждаются в особой помощи.
Ни одно из этих событий не наступило. Возможно, во время кейнсианского управления спросом некоторые из рисков значительно снизились, что приблизило выполнение условия (а), но по иронии судьбы данный период закончился в точности тогда, когда все чаще стали слышаться призывы к отказу от части этих «средств защиты». Глобализация экономики, сопровождающаяся быстрыми технологическими переменами и изменениями роли и идентичности различных секторов экономики, едва ли может рассматриваться как фактор снижения «старых» рисков. В пользу противоположной позиции свидетельствует следующее: интенсификация рынков требует защиты от сопутствующих ей отрицательных последствий. Имеется в виду не снижение важности «старых» рисков в результате мощных кампаний, направленных на упразднение коллективной защиты от этих угроз, но нечто прямо противоположное – люди стали заметно больше нуждаться в защите, политики же опасаются, что это приведет к росту расходов; одновременно богатые ощущают себя достаточно сильными для того, чтобы сопротивляться введению налогов, которые позволили бы получить средства, необходимые для финансирования защиты.
Что касается условия (б), то хотя значительный рост общего достатка во второй половине XX столетия и привел к существенному увеличению численности людей второй категории и соответствующему уменьшению количества людей, принадлежащих к третьей категории, это отнюдь не означало, что теперь они стали неотличимы от первой категории (т. е. у них появилась способность противостоять серьезным рискам рынка труда благодаря собственному накопленному богатству и использованию собственных знаний об инвестиционных рисках и возможностях). Это одна из причин того, почему, как представляется, было бы неразумно ставить размеры пенсий людей со средними и низкими доходами в зависимость от результатов использования их индивидуальных активов на фондовом рынке (ниже мы еще вернемся к обсуждению данного вопроса).
В первый период неолиберального режима (конец 1970-х – начало 1990-х годов) в странах, применявших новый подход (принадлежавших в основном к англо-американскому миру), росла безработица, а уровень оплаты труда оставался практически неизменным. Континентальные же страны Западной Европы избегали значительных изменений на рынке труда и сокращений социальных расходов. В англоязычных странах первоначальные изменения последовали за дерегулированием рынков капиталов и разработкой сложных финансовых технических приемов распределения рисков. Тем самым для многих людей, принадлежавших ко второй категории, и для довольно многих представителей третьей категории открылась возможность действовать так, как будто они были выходцами из первой категории. Одним из направлений использования этой возможности стала практика, когда представители первых двух категорий брали ипотечные кредиты на суммы, в некоторых случаях превышавшие 100 % стоимости жилой недвижимости. Избыток над ипотечной задолженностью направлялся не на дальнейшие инвестиции в жилую недвижимость или другие активы, но на поддержание уровня потребления. Когда люди из первой категории берут деньги в долг, они направляют их на покупку активов, которые будут способствовать увеличению их состояния и доходов. Использование заемных средств для финансирования повседневного потребления не соответствует модели поведения людей из первой категории. Это катастрофа. В рассматриваемый нами период произошел значительный рост потребительской задолженности, вызванный расширением использования кредитных карт. Источником финансирования этих высокорискованных уровней кредита стали вторичные рынки. Перед началом финансового кризиса 2008 г. в ряде стран уровень частной задолженности превысил объем совокупных располагаемых доходов (тема, поднятая ОЭСР еще в 2005 г., за два-три года до того, как с последствиями краха столкнулся каждый из нас). В прошлом высокие уровни задолженности могли позволить себе только очень состоятельные граждане. (Деньги в долг, конечно же, брала и беднота, что лишь ухудшало положение многих заемщиков, но действительные суммы займов были невелики.) Отличительной чертой стран, где в начале XXI в. сложились очень высокие уровни задолженности, являлось то, что они были обусловлены значительными объемами кредитов, которые приходились на людей с относительно низкими доходами (принадлежавших к нижней части второй категории и частично к третьей категории).
