Отлично обученные солдаты с ходу смели жидкие заслоны императорской гвардии и ворвались в резиденцию негуса.
Двигаясь группами, где передние несли с собой мощные бронещиты из кевлара и титана, а задние выкашивали шквальным огнём любое сопротивление, штурмовики в быстром темпе очистили дворец и начали его планомерный обыск.
Самого императора Хайле Силассие вытащили из какого-то закоулка, где он надеялся отсидеться, и притащили в парадную залу дворца, уже обжитую штурмовиками и горными стрелками.
Александр сидел в роскошном кресле и, попивая воду, чуть подкрашенную вином, наблюдал, как его люди и люди Ланца превращали дворец в крепость, стаскивая к окнам тяжёлую мебель.
В этот хаос и разгром и втолкнули чуть потерявшего лоск и величие сорокалетнего мужчину в слегка помятом мундире, увешанном многочисленными медальками. Он, затравленно озираясь, увидел сидевших за столом Александра и Хуберта и попытался принять величественную позу:
– Могу я узнать, кто ворвался ко мне во дворец, поправ все международные законы?! – воскликнул он на хорошем французском и горделиво посмотрел на сидевших.
– Вы посмотрите на этого ощипанного индюка, майн камерад генерал. Про законы запел, – Александр встал и подошёл ближе. – А что ты там проквакал, когда тебе сказали про угнанных в рабство? Национальная традиция и традиционный уклад? – Саша зло ощерился и перешел на французский: – Так вот: надирать задницу всяким засранцам, это – наша национальная традиция и традиционный уклад. Понял, обезьяна?!
Генерал Ланц, всё это время рассматривавший Хайле Селассиу с выражением крайней брезгливости и удивления, словно найденную в белье вошь, тоже подошёл и, смерив императора взглядом, задумчиво произнёс:
– А может, его… – он так громко щёлкнул пальцами, что император чуть присел, словно услышав пистолетный выстрел. – И никаких проблем. Скончался, так сказать, от.
– ….апоплексического удара табуреткой… – закончил Александр, и оба рассмеялись. – Нет, пожалуй. Ему ещё мирный договор подписывать. Кстати, как там с аэродромом?
– Аэродром? – Ланц хмыкнул. – Поле, унавоженное коровами, и три старых пассажирских «фоккера»? Захватили, конечно. Наши уже, наверное, грузятся. Будут через пару часов.
– Им там помощь не нужна?
– Справились, камерад комиссар, – Ланц уверенно кивнул и бросил взгляд на адъютанта. – Клаус, не было ничего с аэродрома?
– Докладывают каждые пятнадцать минут, камерад генерал. Пока всё тихо.
– А группа отсечки?
– Заняли позицию согласно плану.
– Пусть тогда выдвигаются к аэродрому, – распорядился Александр. – У нас позиция получше, а у них там практически чистое поле.
– Есть, камерад комиссар! – лейтенант Клаус Мильх козырнул и отбыл на третий этаж, где расположились радисты.
– А этого вот запереть в глухой комнате и глаз не спускать! – приказал Александр, и двое штурмовиков, коротко кивнув, подхватили негуса негешти
[166]
под руки и выволокли из зала.
– Так, – Александр задумался. – Теперь нужно как-то распределить людей на отдых. Всё же почти десять часов без остановок пёрли.
– Хорошая идея, – Ланц кивнул. – Я дам команду штабу, пусть составят график, и хоть по часу, но отдохнут.
Такого скопления авиационной техники аэродром Аддис-Абебы не видел никогда. Взлетали и садились «фоккеры», «антоновы» и истребители итальянских ВВС, а войска всё прибывали и прибывали.
Через три часа, когда уже было понятно, что столица Абиссинии взята под полный контроль, прибыли генерал Боно, маршал Будённый и полковник Роммель.
Прибывшие войска сменили штурмовиков, взявших штурмом дворец негуса, и Александр, наконец получивший возможность отдохнуть, рухнул не раздеваясь в какой-то из комнат на мягкий ворсистый ковер.
– Товарищ первый секретарь! Дуче! Победа! Победа!
С этим криком в кабинет ворвался Джиованни Дольфин. Он размахивал бланком радиограммы, а на его лице сияла восторженная улыбка. Секретарь буквально вприпрыжку подлетел к столу Муссолини:
– Победа, дуче! Ваш гений привел нас к победе в Африке!
Первый секретарь народной коммунистической партии Италии с улыбкой посмотрел на секретаря, который все никак не мог успокоиться и продолжал махать радиограммой, точно флажком.
– И на каком же фронте наши доблестные войска одержали победу, Джиованни? Ну же, кто победил: Боно или Грациани? Север или юг?
Дольфин закружился на месте и возопил с ещё большим восторгом:
– Нет, мой вождь! Вы меня не поняли! Полная победа!!!
– Как это? – Бенито Муссолини с удивлением воззрился на своего секретаря. – Не понял? Так что это за победа?
– Полная победа, товарищ первый секретарь! Полнейшая! – Дольфин просто захлебывался от избытка чувств. – Только что сообщили: добровольческий корпус – ну то есть его часть – прорвался к Адис-Абебе, совершив марш по тылам противника, и взял столицу Абиссинии штурмом. Негуса захватили в плен, и он готов подписать капитуляцию! Полную капитуляцию, мой дуче!!!
– ЧТО?!!
Он все ещё плясал возле стола, а Муссолини обхватил голову руками и буквально застонал от огорчения. Это же надо! В очередной раз Италии – его Италии! – указали на её место. Итальянская армия бьётся почти год и не может добиться не то что серьёзных побед, а…
Да какие, к дьяволу, победы?! Эти грязные абиссинцы то и дело переходили в контрнаступление, и пару раз чуть не окружили регулярные итальянские части! И вот – мадонна! – появляются русские и немцы. И меньше чем за неделю заканчивают эту войну! Полной победой!!
Дольфин наконец понял, что что-то идет не так. Он склонился к столу:
– Мой дуче?
– Кто принимал участие в этом рейде? – прошипел Муссолини сквозь зубы. – Какие части? Об этом сообщается в радиограмме?
Секретарь быстро поднёс бланк к глазам, немного пошевелил губами…
– Да, указано, товарищ первый секретарь. Части русской особой кавалерийской дивизии, русская мехбригада, штурмовой батальон и две роты немецких горных стрелков. Командовали операцией генерал Ланц и корпусной комиссар Белов-Сталин…
– А итальянцы?!! – раненым медведем взревел Муссолини, вскакивая из-за стола. – Cazzo di caccare!
[167]
Там что, не было наших солдат? Ни одного долбаного итальянского солдата?!
– О нет! Нет, дуче, – зачастил Дольфин. – Как же я мог не сказать вам: там ещё был взвод наших парашютистов…
– Va fa’n’fica, imbecille!
[168]
– заорал итальянский лидер и с такой силой хватанул кулаком по столу, что было явственно слышно, как треснули ножки невезучей мебели.