– Я… Сколько ты узнал о планах, которые обсуждались? То есть, я хотел сказать, как долго ты за нами следил?
– Что-то ты, Кристоф, начинаешь не в том ключе.
– Извини… Просто я не хотел распространяться о том, что тебе уже известно.
– Меньше всего тебя должна сейчас беспокоить забота, как бы не наскучить мне своим рассказом.
Кристоф начал рассказывать, как консорциум, участником которого он был, глядя на крушение порядка в соседних странах и на ход событий в потаенной ГДР, начал присматриваться к открывающимся в связи с этим возможностям. На этом фоне они стали поговаривать о возможном бегстве. От разговоров дело скоро перешло к конкретным планам. Хауссер внимал с непроницаемым выражением. Большая часть того, что он сейчас слышал, была ему уже известна из материалов слежки. Из признаний Кристофа он не узнал ничего нового, однако ему было приятно слушать, как Кристоф, чуть не плача, исповедовался перед ним в своих грехах. Кристоф кончил тем, что никогда всерьез не собирался никуда бежать, а был втянут в чужие планы из ложного чувства товарищества по отношению к членам консорциума и уже не раз горько об этом пожалел. По этой, дескать, причине они с Брауном договорились не участвовать в побеге за границу. Хауссеру было интересно слушать, какие доводы Кристоф приводил в оправдание своих действий, прекрасно зная, что Хауссеру известны истинные причины его отказа от плана побега. Но Хауссер ничего не сказал, а только вынудил Кристофа к чистосердечному признанию. Это тоже было частью его плана.
По Шёнхаузер-алле в это время через перекресток проехали полицейские машины с водометами на крыше. Двое полицейских в штатском с дубинками в руках, заметив «БМВ», подбежали проверить. Хауссер расстегнул молнию на куртке и, опустив боковое стекло, предъявил им служебное удостоверение. Бросив короткий взгляд в удостоверение и на Хауссера, они откозыряли и ушли.
– Что теперь? – спросил Кристоф. – Я арестован?
Хауссер выудил из пачки новую сигарету. Кристоф торопливо вынул свою зажигалку марки «Данхилл» и услужливо зажег сигарету. Хауссер выпустил струю дыма.
– Когда назначен побег?
– Окончательно еще неизвестно. Но уже скоро. У Шрёдера возникли трудности с изготовлением необходимых документов. Остальное, наверное, уже готово.
– Значит, примерно в течение ближайших двух недель?
Кристоф кивнул.
– Тебе ведь не нужно объяснять, что твоя судьба зависит от того, удастся ли нам поймать предателей?
– Я, конечно, помогу. Даю тебе честное слово.
– С этого момента ты работаешь на меня. Твое кодовое имя будет Мидас.
Кристоф закивал:
– То есть как мифического царя, в руках которого все, к чему он прикасался, превращалось в золото?
– Нет, как человека, которого впереди неизбежно ждет тюремная камера, если он не сделает все так, как ему сказано.
– Прости! Я искренне сожалею, что так получилось. Конечно же, я должен был сразу пойти и обратиться в соответствующие органы, как только об этом услышал.
Хауссеру стало невмоготу слушать его дальше, и он вышел из машины. Встав у радиатора, он смотрел на идущих мимо полицейских с собаками. Собаки лаяли и рвались с поводка. Хауссер представил себе, какие в них заговорили кровожадные инстинкты, казалось бы давно уснувшие и пробудившиеся в такой день, как этот. Для собак это, наверное, было пьянящее чувство – ощутить то, что было заложено в них от природы и составляло смысл их существования. Даже собака должна была это чувствовать. Не оборачиваясь, он махнул Кристофу, давая знак, чтобы тот уезжал.
35
Берлин, Пренцлауэр-Берг, 13 октября 1989 года
Кусочек льда на ложке для абсента таял и капля за каплей стекал, разбавляя крепкий напиток. Просматривая документы в деле Кристофа, Хауссер внимательно следил, чтобы нечаянно не опрокинуть стакан. Картинка на экране у него за спиной показывала Кристофа и Лену. Они сидели на площадке черной лестницы, в руке оба держали по бутылке пива. В том, как они пили пиво прямо из горлышка, куря по очереди одну и ту же сигарету, было что-то напоминавшее окопное братство.
Последние десять минут Кристоф рассказывал Лене о только что пережитой ужасной встрече с Хауссером. Кристоф подумал уже, что пробил его последний час, когда Хауссер потребовал у него ключи от машины.
– Но ты все же хорошо выкрутился из этого положения. Какая же он мерзкая скотина!
Кристоф кивнул:
– В Штази работают страшные и безжалостные люди, но зато они глупы и предсказуемы. Если ты изображаешь покорность и ведешь себя верноподданнически, ты можешь вертеть ими как хочешь. Я это сразу вычислил. Потому и сумел выжить.
Хауссер презрительно фыркнул, покосившись на экран. Судя по всему, Кристоф пришел в себя после пережитого испуга, причем надо признать, оправился он на редкость быстро, принимая во внимание, что всего два часа назад так перетрусил, что чуть не обделался.
– Ужасно только, что тебе пришлось стать их осведомителем. Подумай, если это вдруг всплывет! Что скажут люди?
– Всплывет? Не думаю, чтобы это могло случиться.
Он сделал глоток из бутылки.
– Вообще-то, наши дела не так уж и плохи.
– Что ты говоришь! По-моему, они хуже некуда.
– По крайней мере, мы теперь вроде как под защитой.
– А как же все остальные?
– Что бы ни было, для них мы ничего не можем сделать. Мы же не собирались их подставлять. Их бы все равно взяли. А если события будут развиваться в правильном направлении и в результате произойдет смена системы, то и сидеть им долго не придется.
– Но разве мы не обязаны их предупредить?
– Брось наивничать, Лена! Мы только себя погубим. Будет лучше рассматривать их бегство как благоприятное обстоятельство, которое мы можем записать в свой актив. Оно дает нам возможность заключить сделку со Штази и с этим Хауссером. Сейчас надо сосредоточиться на том, как нам, несмотря на безвременную кончину Брауна, повыгоднее использовать его связи. Думаю, что нужно привлечь Веру, возможно в качестве подставной фигуры.
Лена расцеловала его в губы:
– Ты самый умный человек из всех, кого я знаю! Всегда впереди остальных на десять ходов.
Встав с лестничной ступеньки, она направилась к раскрытой кухонной двери.
– Я рассказывал тебе, что в школе был чемпионом по шахматам?
– Да раз сто! – улыбнулась Лена и скрылась в квартире.
Кристоф еще посидел на лестнице и докурил сигарету. Свет погас, и в темноте виднелся только огонек на кончике сигареты.
– Великий гроссмейстер, – пробормотал себе под нос Кристоф.
В эту минуту Хауссер нашел то, что искал. Он осторожно вытащил из стопки толстый желтый конверт. Сняв опустевшую ложечку со стакана, он пригубил прохладного разбавленного абсента, затем открыл конверт и наскоро просмотрел полдюжины черно-белых фотографий, которые в нем лежали. Голый Кристоф в компании двух проституток на двуспальной кровати. Снимки были сделаны в одно время с видеозаписями, которые он видел, когда решил начать операцию. Фотографии были сделаны в Лейпциге во время конференции, еще до того, как Кристоф попал под наблюдение. Их сделали на всякий случай, чтобы, если понадобиться, оказать на него давление. В службе безопасности были припасены тысячи подобных «спящих» дел на представителей партии и администрации. Даже на Хонеккера было заведено секретное досье: ничего особенного, кроме небольших развлечений на стороне, которые ему вряд ли поставил бы в упрек кто-то из тех, кто знал его жену Маргот.
