– А ты бы остался? – спросила я в итоге. – Если бы это случилось со мной?
Джейми открыл было рот, но тут же его захлопнул и пытливо уставился мне в лицо.
– Я хотел бы ответить «да, конечно!», – медленно произнес он. – Но я обещал быть с тобой честным…
– Обещал, – отозвалась я, чувствуя на сердце камень вины. Как я могу требовать честности, когда сама не до конца откровенна? Ведь он тоже брал с меня клятву.
Джейми стукнул кулаком по изгороди.
– Ifrinn!
[16]
Да, черт возьми, я бы остался. Ты все равно моя, даже если ребенок не от меня. И раз ты… да, я остался бы, – твердо повторил он. – Я принял бы тебя с чужим ребенком, а весь остальной мир пусть катится к чертям.
– И ни разу бы не пожалел? – не сдавалась я. – Никогда бы не подумал лишнего, ложась со мной в постель? Не искал бы в ребенке чужие черты? Ни в чем меня не упрекнул? И между нами все было бы по-прежнему?
Джейми все порывался перебить меня. И вдруг изменился в лице.
– Господи боже… Ты говоришь не обо мне. О Фрэнке!
Я кивнула, и он встряхнул меня за плечи.
– Что он с тобой сделал? Что?! Скажи, Клэр!
– Он тоже остался. – Голос звучал надрывно даже в моих собственных ушах. – Я умоляла его уйти, но он остался. А когда родился ребенок – когда родилась Брианна, – он ее полюбил. Джейми, он не верил, что сможет, и я тоже, но у него действительно получилось. Прости…
Джейми выдохнул и отпустил меня.
– Не жалей ни о чем, саксоночка. Никогда.
Он потер лицо, царапая ладонь отросшей щетиной.
– А ты, саксоночка? Когда он ложился в твою постель… Думала ли ты?..
Джейми внезапно замолчал, однако вопрос повис в воздухе: незаконченный и все же заданный.
– Может, это была и моя вина, – помолчав немного, призналась я. – Я не смогла тебя забыть, как видишь. Если бы смогла… возможно, все вышло бы по-другому.
Слова рвались на волю, будто вода из прорванной плотины.
– Было бы проще, если бы меня изнасиловали. Ему ведь сперва так и сказали – врачи, – что меня похитили и все это время держали в плену, поэтому я немного тронулась умом. А я продолжала твердить правду. Спустя какое-то время он мне поверил… по крайней мере, отчасти. И для него это было хуже всего – знать, что мой ребенок не просто от другого… а от мужчины, которого я любила. А я не могла солгать. Просто не могла. – Голос мой становился все тише. – Фрэнк… он был лучше меня. Он сумел забыть о прошлом – по крайней мере, ради Бри. А вот ради меня…
Захлебнувшись словами, я замолчала.
Джейми долго смотрел на меня.
– То есть ты двадцать лет прожила с мужчиной, который так и не простил тебе проступка, в котором не было твоей вины? Ведь это я тебя заставил… Ох, саксоночка, что же я наделал…
Полувздох-полувсхлип вырвался у меня из груди.
– Ты сказал, что можешь вырвать мне сердце одним словом… так вот, ты чертовски прав!
– Прости, – прошептал он, хватая меня и тесно прижимая к себе.
– За то, что я тебя любила? Не извиняйся, – пробормотала я, уткнувшись носом ему в рубашку. – Не смей.
Он не ответил, только щекой прильнул к моим волосам. Было тихо, я слышала, как бьется его сердце и гудит ветер в деревьях. Я замерзла, слезы стыли на щеках.
Наконец я выпуталась из его объятий и отступила.
– Лучше бы нам вернуться. Уже совсем поздно.
– Да, наверное.
Я приняла протянутую руку, и мы молча свернули к краю обрыва над ручьем. Зима близилась, на скалах уже блестел серебряный иней, однако ручей замерзать не спешил. Его журчание заполняло тишину, которая казалась уже не столь напряженной.
– Что ж, – сказал Джейми, когда мы миновали загон для свиней, – надеюсь, Роджер Уэйкфилд окажется лучше нас двоих – меня и Фрэнка. А если нет, я на нем живого места не оставлю, – подмигнул он.
Неожиданно для самой себя я рассмеялась.
– Уверена, это поможет делу.
Джейми фыркнул. Достигнув подножья холма, мы молча повернули к дому. У самых дверей я остановилась.
– Джейми… Ты веришь, что я тебя люблю?
Он долго глядел на меня, прежде чем ответить. Луна высветила его лицо, углубив все черты, словно их высекли из камня.
– Ну, саксоночка… Если ты решила сказать, что не любишь – знай, ты выбрала не лучшее время.
Я слабо хихикнула.
– Нет, вовсе нет. Но… – Горло сдавило, и я поспешно сглотнула. – Я… я ведь не часто об этом говорю. Может, потому, что так воспитана. Я росла с дядей, а он хоть и заботился обо мне… Я понятия не имею, как ведут себя женатые люди…
Джейми вдруг легонько коснулся моих губ.
– В общем… Если я не говорю о своих чувствах – откуда ты о них знаешь?
– Я знаю о твоей любви, потому что ты здесь, со мной, саксоночка. Ты ведь на это намекаешь? Что он отправился вслед за ней, этот Роджер, значит, он и впрямь ее любит.
– Так не поступают из одной лишь дружбы…
Джейми кивнул, однако я, запинаясь, продолжила, желая, чтобы он осознал всю значимость поступка Роджера.
– Я тебе не рассказывала о переходе, потому что… ну, я не знаю, как вообще его описать. Но… Некоторые остаются там, в кругу камней.
Джейми застыл.
– Ты о чем, саксоночка?
– Я… я слышала их. Их крики.
Меня трясло: и от холода, и от воспоминаний. Джейми притянул меня к себе. Осенний ветер тряс ивы у ручья, и они сухо шелестели, словно дребезжа старыми костями. Джейми держал меня, пока дрожь не утихла.
– Холодно, саксоночка. Пойдем домой.
Он повернулся было к двери.
– Джейми?
– Да?
– Мне… мне надо тебе об этом говорить?
Он глядел на меня сверху вниз. Луна озаряла его голову нимбом.
– Не надо, – тихо сказал он. – Но если у тебя вдруг возникнет такое желание, возражать не стану. Ни сейчас, ни когда-либо еще. Только не слишком часто – не хотелось бы утратить новизну ощущений.
В его голосе слышалась улыбка, и я не смогла не улыбнуться в ответ, пусть даже он меня не видел.
– Если изредка – это ведь не так уж страшно?
– Ага.
Я шагнула к нему и положила руки на плечи.
– Я люблю тебя.
Он долго-долго глядел на меня.
– Я рад этому, Клэр. – Пальцы нежно скользнули по моей щеке. – Очень рад. Пойдем в постель, я тебя согрею.
Глава 48
В яслях
Крошечный загон для животных прятался в пещере под каменистым выступом, вход в которую преграждал частокол из необтесанных кедровых бревен, зарытых в землю на два фута и способных удержать самого наглого медведя. Сквозь открытую верхнюю половину двери лился свет, и розоватый дым рябью поднимался вдоль скалистой стены утеса.