Над ним нависло угловатое смуглое лицо, обладатель которого окинул его бесстрастным взглядом и занялся лошадью.
Индейцы. От потрясения Роджер на мгновение забыл о боли и резко сел – чтобы тут же задохнуться и прижать лицо к коленям, сдерживая очередной приступ рвоты, пока в раскалывающейся голове шумно стучала кровь.
Что происходит? Роджер впился зубами в колено, яростно жуя ткань и пытаясь вспомнить. Перед глазами заплясали обрывки воспоминаний, издевательски не желающие складываться в цельную картину.
Скрип досок и запахи трюма. Слепящее солнце. Лицо Боннета и дыхание китов в тумане, и маленький мальчик по имени… по имени…
Чужие объятия в темноте и запах хмеля. «Беру тебя в жены, телом своим поклоняюсь тебе»…
Бри. Брианна. Холодный пот заструился по щекам, а зубы заныли – так сильно он их стискивал. Видения скакали в голове, точно блохи. Ее лицо, лицо Брианны – нельзя упускать!
Резковатые, недевичьи черты. Идеально прямой нос и холодные синие глаза… нет, они вовсе не холодные…
Кто-то вдруг схватил его за плечо, выдергивая из омута воспоминаний.
Индеец, мужчина средних лет, с торчащей из ирокеза костью, держал в руке нож. Он сграбастал Роджера за волосы и задумчиво ощупал голову. С того мигом слетело оцепенение – он понял, что с него вот-вот снимут скальп!
Роджер выбросил вперед ноги, попав индейцу по колену. Тот удивленно вскрикнул, и Роджер воспользовался заминкой, чтобы откатиться в сторону, вскочить и рвануть в кусты, спасая свою жизнь.
Конечности расползались, точно у пьяного паука, но Роджер бежал к деревьям – там тень, там спасение. За спиной послышались крики и шуршащий по листьям топот. А потом что-то выдернуло из-под Роджера ноги, и он упал, грохоча по земле костями.
Его подняли даже прежде, чем он успел перевести дух. Драться бесполезно – индейцев больше, к тому же тот, которого он пнул, тоже хромал в их сторону, по-прежнему держа нож.
– Не трогать ты, – сердито сказал он, после чего несильно ударил Роджера по лицу и перерезал кожаный ремешок, удерживающий запястья. Громко фыркнув, он развернулся на пятках и отправился к лошадям.
Двое мужчин, что держали Роджера, тут же его отпустили, оставив покачиваться на ветру, точно молодое деревце.
Ладно, допустим, пока не убивают… Но что, черт возьми, происходит?
Не получив никакого ответа, он задумчиво потер лицо, обнаружив при этом еще пару ссадин, и огляделся.
Роджер стоял на небольшой поляне в окружении огромных дубов и полураздетого орешника. Землю усеивал толстый слой коричневых и желтых листьев, повсюду валялась скорлупа, за ненадобностью выброшенная белками. Так, значит, он находился где-то на горе, а, судя по жемчужному цвету неба и холодному воздуху, время близилось к закату.
Индейцы – их было четверо, все мужчины – молча разбивали лагерь, не обращая на пленника ни малейшего внимания. Облизнув пересохшие губы, Роджер нерешительно шагнул к ручью, журчащему в паре ярдов под обросшей мхом скалой.
Он вдоволь напился, хотя от ледяной воды заныли зубы; с левой стороны они все шатались, а длинный порез на щеке опять закровил. Роджер плеснул водой в лицо, чувствуя странное дежавю – совсем недавно он пил и умывался в точно таком же ручье под изумрудным камнем.
Фрейзер-Ридж… Роджер уселся на корточки, и воспоминания легли на свое место в цельную и откровенно неприглядную картину.
Брианна, и Клэр… и Джейми Фрейзер. Внезапно образ, который он так отчаянно искал, вернулся сам собой: лицо Брианны с высокими скулами, ярко-голубыми глазами и длинным прямым носом. Только она стала старше, загорела до черноты, ожесточилась – а глаза налились убийственной яростью Джейми Фрейзера.
– Ах ты ублюдок… – пробормотал Роджер. – Чертова гребаная сволочь. Ты пытался меня убить.
Первоначальное удивление стремительно перерастало в гнев.
Теперь он вспомнил все: и поляну, и яркие медовые листья, и стоящего среди них мужчину, и наглого парня – а он-то кто такой, черт побери? И драку (Роджер с гримасой коснулся синяка под ребрами), и то, что было после, когда он лежал лицом в траве, не сомневаясь, что сейчас умрет.
Странно даже, что он еще жив… Мужчина вроде бы спорил с подростком: один горел желанием его убить, второй возражал, – но будь он проклят, если знает, кто именно, потому что снова получил удар и очнулся уже на лошади.
И вот куда его занесло… Роджер огляделся. Индейцы развели костер и установили на нем глиняный горшок. На Роджера никто не смотрел, но он не сомневался, что за каждым его движением следят.
Возможно, его отобрали у Фрейзера и того парня, но зачем? Скорее всего, Фрейзер сам отдал его индейцам. Для чего? Что с ним сделают?
Близилась ночь, тени под деревьями росли.
Попробовать сбежать? В ночном лесу? Куда? Единственный возможный вариант – вниз по склону. Индейцы потому и ведут себя так беспечно, что знают: никуда он не денется…
Стараясь не думать, чем вызвана их уверенность, Роджер встал. Сперва нужно решить более насущные проблемы, иначе мочевой пузырь вот-вот лопнет. Он с трудом принялся распускать завязки на штанах – опухшие пальцы совершенно не гнулись.
И все же он с облегчением выдохнул: руки пострадали не так сильно, как казалось. Отекли, конечно, но, судя по острому покалыванию, кровоснабжение восстанавливалось, и серьезных повреждений нет.
Однако облегчение тут же сменилось слепящим гневом, напрочь выжигающим боль и страх: на правом запястье Роджер увидел черный округлый синяк – отпечаток большого пальца, четкий, словно издевательская подпись.
– Убью, – пробормотал Роджер. Ярость бурлила в животе, он чувствовал во рту ее ядовитый привкус. Роджер посмотрел вниз по склону, не зная, в той ли стороне находится Фрейзер-Ридж. – Еще встретимся, ублюдок, – процедил он сквозь зубы. – Вы оба – ждите меня. Я вернусь.
Правда, будет это нескоро. Индейцы поделились с ним едой – каким-то тушеным мясом, которые они голыми руками доставали прямо из кипящего горшка, – но в целом по-прежнему игнорировали. Роджер пытался заговорить с ними на английском, и французском, и даже немецком (хотя знал всего-то пару слов), однако ответа не услышал.
После ужина его снова связали: скрутили лодыжки, а на шею набросили ремень, другой конец которого закрепили на запястье одного из похитителей. Одеяла ему не дали – то ли не сочли нужным, то ли запасного просто не было, – поэтому Роджер всю ночь дрожал от холода, пытаясь как можно ближе подобраться к затухающему костру и при этом не затянуть петлю на горле.
Он не думал, что заснет, но, измученный болью, вскоре вырубился. Сон, впрочем, был неспокойным, полным бессвязных кошмаров; Роджеру все время казалось, что его душат.
Следующим утром они отправились в путь. На сей раз Роджеру пришлось идти пешком: петлю на шее распустили, а вот веревка на руках другим концом теперь крепилась к лошадиной упряжи. Он изредка спотыкался, падал и вновь вставал на ноги, несмотря на ушибы и ломоту в костях. Было у него подозрение, что если он не поднимется, лошадь просто-напросто потащит его за собой.
