Она хотела, чтобы сын всё-таки съездил к общим родственникам в Польшу и присмотрел бы там себе нормальную половину. С его данными вполне можно составить пару и француженке, и итальянке, и испанке – любой католичке, включая и гражданок США. И ей, и сыну так будет лучше…
Андрей прочитал всё это в глазах матери и решил перевести разговор на другую тему. Если Марии вполне можно было рассказать про случай в крематории, то Лена тут же грохнулась бы в обморок. Женька начал что-то рассказывать Елене про новогодний утренник, куда недавно ходил с бабушкой. Мария же крепко взяла сына под руку, положила голову ему на плечо.
В это время за углом закашлял прокравшийся с улицы Калинин. Увидев не только Лену, но и Марию, он неумело поцеловал дамам руки и опять хмыкнул.
– Извините, что отрываю… работа такая. Андрей, там по твоему делу, срочно. Рация. Зайди в кабину, пожалуйста. Ещё раз простите…
Аркадию было мучительно стыдно, потому что пришлось разлучить друга с семьёй.
– Сейчас иду! Ленка, не плачь, ничего страшного. Ну, пришлось силу применить. Никто не говорил, что будет легко. Ты за пять лет не привыкла моим дракам? В общем, так – я вам показался. Жив, здоров, целую. Мне надо ехать – дело очень важное. Женька, да будь же, в конце концов, мужиком! Не заставляй больную мать убегать из клиники. Ты же прекрасно живёшь на Литейном, всё у тебя есть… Алён, может, тебе что-то привезти? Скажи. Мы с Аркадием на «рафике», попробуем купить…
– Ничего не надо. – Елена прижалась к Андрею, целуя его, при сыне и свекрови, прямо в губы. Озирскому показалось, что ребёнок лягнул его ножкой по свежим ушибам. – Мам, у тебя нет проблем?
– Нет. Я не хочу тебе надоедать. Вечером будешь дома?
– Не знаю, не могу обещать. Наверное, нет. Лучше я завтра утром тебе позвоню. Ты не на уроках?
– Нет, уроки у меня после пяти. Сейчас мне даже гимнастику делать некогда. Но ты не бери в голову – это мои заботы. Иди, и счастливо тебе…
Андрей к микроавтобусу и думал, что Ленка к месту оказалось в больнице. Не хватало ещё при ней раздеться и тем самым вызвать преждевременные роды! Но ведь она выйдет через неделю, и к тому времени вряд ли всё заживёт…
Он влез в «рафик» и взял рацию.
– Слушаю!
– Андрей, ты? – раздался простуженный голос. Рядом кашлял ещё один человек. – Это Глазов с Рыбацкого. Помнишь такого? Сорок пятое отделение. У нас здесь…
– А-а, Сергей Дмитриевич, привет тебе! – Озирский мигнул Калинину, и тот влез за руль. – Что случилось?
– Да на Тепловозной, неподалёку от кладбища Жертв Девятого января, обнаружился интересный труп. Нам позвонил ваш Петренко – лично со мной разговаривал. И приказал – если что случится, сразу же сообщать тебе.
– Что ещё за труп? – Андрей подумал, что это, наверное, Ременюк. Впрочем, возможны и другие варианты.
– На стене трансформаторной будки висит. У нас там так улица идёт – от Обухова вдоль «железки». Чуть-чуть до Мурзинки не доезжая… Ты где сейчас?
– На Малой Балканской, близко. Всё, еду к вам. Кто занимается?
– Не знаю, кто от прокуратуры. А от нас – Славка Вавилов и ещё двое. Знаешь, что? Наверное, Каштальянов займётся. Он в Невской прокуратуре по особо важным делам. Припоминаешь?
– Да, конечно, помню. Сейчас буду. – Озирский отключил связь и покосился на Калинина. – Давай по Балканской, Софийской и Грузовому на Тепловозную. Мужик там, на будке повесился…
* * *
Когда «рафик», на какое-то время обогнав идущий рядом товарняк, подрулил к трансформаторной будке, тело ещё висело на вбитом в её стену массивном крюке. Фигура мужчины была словно сделала из папье-маше, а потому не производила особо тягостного впечатления. Человек висел так высоко, что мысль о самоубийстве исчезла сразу же. Самостоятельно пожилой грузный дядька никак не мог туда залезть. Между делом Андрей пожалел, что это – не Ременюк.
Кругом суетилось человек пятнадцать, и каждый был занят своим делом. Голубой от стужи снег громко скрипел и визжал под их ногами. В стороне Сортировочной и Фарфоровского поста дымили в розовато сизое небо трубы котельных. Когда Калинин остановил машину. Андрей внимательно разглядел тело. Повешенный производил впечатление личности неблагополучной; по крайней мере, сильно пьющей. Физиономия его была, как положено, синяя, а с губы свисала замёрзшая в сосульку слюна. Андрей, привыкший ещё и не таким дубарям, не испугался, а, наоборот, хмыкнул.
– «Стоит высокая стена, стоит кирпичная стена, обыкновенная стена…» – то ли пропел, то ли продекламировал он.
Аркадий притих – он не мог в такой момент ёрничать. Андрей выпрыгнул на притоптанный снег, который ярко блестел под солнцем. Из-под сугробов торчали голые прутья кустов.
– «А в стену вбит железный крюк, а на крюке висит мужик…» Видишь, Аркаш, даже песня есть про это дело. О, привет, Константин!
К ним быстро подошёл высокий худой брюнет в очках, с усиками и бородкой. Фотограф уже закончил снимать и прятал аппаратуру в чехол. Эксперты, приставив к стене будки лестницы, пытались разыскать место, где могли остаться пальцевые отпечатки. Впрочем, Каштальянов считал это занятие бессмысленным – на таком собачьем морозе убийцы должны были быть в перчатках.
– Кто обнаружил? – Андрей курил, заходя с разных сторон. Задрав голову, он внимательно рассматривал тёмное, хмурое лицо повешенного.
– Гражданка Балахонцева с переулка Слепушкина. Гуляла тут утром с собакой. Её шестьдесят, так «скорую» вызывать пришлось. Но в больницу не взяли, только укол сделали. Сейчас приходит в себя в сорок пятом отделении. А мы вот здесь мёрзнем…
– Кто его так вздёрнул, интересно? Личность погибшего установлена?
– Пока нет. Сейчас в карманах поищем. – Каштальянов рассеянно наблюдал за тем, как тело снимают с будки. Да чего там, всё ясно. Долг не отдал, бутылку не поделили, козлом кого-то назвал… Для них ведь жизнь – копейка. Тебе ли не знать? Пойдём, вроде, документы имеются…
Сыщицкая интуиция Костю не подвела. Во внутреннем кармане грязного, когда-то тёмно-синего пальто с каракулевым воротником обнаружили пропуск на имя Зауличева Николая Фомича. По нему же в считанные минуты установили предприятие, где покойный работал. Пока санитары укладывали труп на носилки, чтобы везти в морг, а Каштальянов куда-то названивал из машины, Андрей совсем заледенел. Пронзительный ветер, который часто бывает зимой в поле, свистел со всех направлений.
Озирский растёр лицо перчатками и заглянул в кабину:
– Ну что, Константин, очередная банальщина? Тогда спасибо за информацию, и я поехал.
Каштальянов подобрал свой дублёный балахон до пят и наморщил лоб.
– Он – кладовщик, забулдыга. Никто особенно на заводе не удивился. К нему даже в рабочее время какие-то сомнительные личности заходили. Все знали – Колька Зауличев плохо кончит. А что, тебе это интересно?
