Приехавшая докторша, которую можно было перешибить соплёй, отказалась лезть на кошмарный чердак. И Ника своими тонкими руками тащила отяжелевшего Андрея к люку, уговаривая его не умирать. Потом она каждый день ходила в больницу. При выписке явилась с букетом астр. И вот вместе с ней, второй своей женщиной, Андрей начал колоться. Пыхал косяки он уже давно.
… Их с Павлюкевичем шаги гулко отдавались в колодце двора. Из узких окон на асфальт падал свет, выхватывая помойные бачки и роющихся там кошек. Сверху во двор сыпались аккорды рок-музыки, ритмом напоминающие военный марш.
… Они сошлись с Никой в феврале семьдесят второго года. Хотели даже обратиться в ЗАГС, чтобы их зарегистрировали. Но потом невеста испугалась и от самых дверей повернула назад. В таком возрасте жениться можно было только с согласия родителей, а Илья Марьясов просто прибил бы единственную дочку за неподобающее поведение.
Тогда они вернулись домой, и Ника надела белое платье покойной матери, приколола фату. Они обменялись чужими кольцами, и с тех пор стали считать себя мужем и женой. Они играли в свадьбу, как малые дети, но последствия игры оказались более чем серьёзными.
В апреле Андрей почувствовал что-то неладное и охладел к «жене». Ника подурнела, её губы уродливо раздулись. Карие смешливые глаза стали пустыми, как у коровы. Хорошенький носик в еле заметных веснушках превратился в картофелину, а изо рта всё время текли слюни.
Андрей был ещё мальчишкой и не умел скрывать свои чувства. Он откровенно сказал Нике, что полюбил другую. Он поставил себе целью замарьяжить приличную девочку Свету Анисимову, недавно переехавшую к ним в дом. О Нике он думал пренебрежительно: «На кой далась мне эта простячка…»
Задуманное удалось, и Светлана втрескалась в Андрея по уши. Ей тоже было почти пятнадцать, и её высокомерная, обеспеченная мама строила относительно дочери самые грандиозные планы. Но очень быстро расфуфыренная мадам стала пулей пролетать мимо соседок, даже не отвечая на приветствия. В июле Света оказалась в Снегирёвке, где ей сделали аборт. В школе она больше не появилась – родители срочно переехали на Аэродромную улицу, на северо-запад города.
С Никой Андрей в последний раз виделся раньше, когда ещё пробавлялся со Светой. Тогда стояли тихие белые ночи, и ради романтики они встретились у решётки Летнего сада. О Светкином «интересном положении» Андрей ничего ещё не знал, а вот Вероника призналась.
– С марта месячных у меня нет. Пошла к нашей врачихе, спросила, что делать надо. А она, дура, домой позвонила… Череп к телефону подошёл, а потом нажрался пьяный, избил меня. Даже ногами пинал, и волосы драл. – Ника показала проплешины в своих кудрях цвета янтарного мёда. – Он меня кокнет когда-нибудь, точно. Андрей, ну скажи, чего делать-то? Четвёртый месяц пошёл… А на подпольный аборт у меня денег нет.
– Чего ноешь, в натуре? – Андрею совсем не хотелось вписываться в такие дела.
Ещё пока мать не знает, но шило в мешке не утаишь. Они с дедом, скорее всего, как добрые католики, потребуют жениться – к абортам оба относились резко отрицательно. И что тогда – быть зятем Марьясова? Перспективочка не из приятных.
– Чем я тебе помогу? Твой череп, как баобаб, здоровый. Он меня о колено сломает и не почешется. Соседи ваши говорили, что он денатурат пьёт и по квартире с топором потом носится…
Андрей, рисуясь, затягивался папиросой с косячком. Он был в пятирублёвых джинсах, разбитых кедах и рваном свитере, с длинными грязными волосами. Принципиально не желал нормально одеваться и постоянно демонстрировал свою независимость.
– Мне с ним, подруга, рано душиться. Ты говорила, бабка из деревни приезжает, с ней и советуйся. Я тебе, что ли, делать стану?..
После этого Вероника исчезла, а её папаша продолжал перекрывать своей тушей проход на лестнице. Андрей внезапно почувствовал угрызения совести и понял, что случилась беда. Он даже заходил в магазин на улице Жуковского, где работал Илья, но поговорить с ним так и не смог.
На работе Марьясов ещё умудрялся держаться вертикально, но уж дома напивался до чёртиков. Во дворе его звали Ильёй Муромцем за стать и силу, а также за старославянскую внешность. Ника была на предка очень похожа, только глаза имела карие – как у покойной матери.
Андрей не раз звонил к ним в квартиру, не веря, что Ника может вот так, запросто, бросить самого авторитетного в районе дружка. Обычно Илья двери не открывал, но один раз воздвигся на пороге своей комнаты. Несло от него чуть ли не антифризом, и ни одного связного слова грузчик вымолвить не смог. Спустя несколько лет он утонул в реке Сестре, когда по пьянке ловил на закуску раков. К тому времени Ники уже давно не было в живых. Дочь двух утопленников не могла быть счастливой.
От своего закадычного друга Димки Сочагина Андрей узнал, что Ника ещё в июне уехала в деревню вместе с бабкой по матери – Клавдией Митрофановной. Бабка, вроде бы, жила в Ивановской области, в Шуйском районе. Ника, бросив школу, поступила в ПТУ швейников, и к осени должна была вернуться. Но она не вернулась, более того, ни разу не позвонила, не прислала ни одного письма. Из «путяги» Нику отчислили, а батю выгнали даже из винного магазина. Под Новый год Мария Озирская услышала то ли во дворе, то в очереди, что дочка Ильи Марьясова в деревне родила девочку. Но папаша грозится её убить и в квартиру с ребёнком не пускает…
И всё же влюблённые смогли ещё раз увидеться. Это было на зимних каникулах семьдесят третьего года. Ника приехала в Ленинград без ребёнка, снова симпатичная, но худая и бледная, с красными от слёз глазами. К отцу не пошла, осталась у Андрея. Мария уехала на Кавказ – она любила там кататься на лыжах.
Ника сообщила, что дочка появилась на свет двадцать первого ноября, но больше ничего объяснять не захотела. Она расплакалась и только повторяла: «Я не скажу… Не надо! Забудь нас…» Андрей так и не выяснил, где та деревня. Ника укололась и, не раздеваясь, легла на кровать Марии. Андрей устроился рядом. Они согрелись и заснули, а во сне Вероника умерла. Ей было только пятнадцать. Передозняк, судя по всему, она сделала намеренно.
* * *
Когда Озирский с Павлюкевичем приблизились к парадному в углу двора, оттуда вышли два молодых парня. Один был в костюме и при галстуке, другой – в куртке и джинсах. Музыка так и сыпалась во двор, и громкие звуки метались между стенами и асфальтом. Потому Андрей и не сообразил сразу, что сзади три раза выстрелили из пистолета. Васька повалился на Андрея, едва не сбив того с ног.
Капитан подхватил старшего лейтенанта под мышки, осторожно опустил на асфальт, пытаясь понять, убит он или ранен. На Бронницкой тем временем заработал мотор легковушки, и она рванула к Московскому. Андрей не мог броситься в погоню. Во-первых, он был безоружен. Во-вторых, не имел права оставлять Василия одного в таком состоянии.
Того и следовало ожидать. Люди Веталя всегда останавливали подозрительных на дальних подступах к сиятельному логову. И останавливали, как правило, пулей. Озирский пытался разобраться в ситуации, стоя на коленях в грязной выбоине, среди помойных бачков. Мотоциклетный шлем свалился с головы Павлюкевича, и Андрей скинул свой – смысла скрываться уже не было. Василий часто дышал, облизывая окровавленные губы, и глаза его делались неживыми, стеклянными. В них уже не было и проблеска мысли, зато трепетал голубой, нездешний свет.
