– Никого. Я же оргии не устраиваю, и романтические ночи – тоже. И об этом прекрасно знаете. Что ж это вы за моими окнами наблюдали, как влюблённый романтик? – Филипп повторил тот же довод, что приводил и Андрею. Заодно напомнил и тем, и другим, что подсовывать ему проституток бесполезно. – Простите, а что всё-таки случилось такого, что вы из Стрельны приехали сюда?
Готтхильф дёрнул плечами, словно им было тесно в алом бархатном халате.
Уссер успокоительно похлопал его по руке.
– Не волнуйтесь, дорогой мой, только не волнуйтесь! Я давно хотел глянуть, как вы живёте. Такой умный, даже гениальный человек обязательно должен отличаться от нас, грешных. Отшельник всегда привлекает внимание толпы. Переезжаете, я слышал?
– Да, в Песочный. И приглашаю вас на новоселье. Вместе с Норой и Златой. Точную дату сообщу попозже. – Обер говорил сквозь зубы и зверел всё больше. Но Уссер этого вроде бы и не замечал.
– Премного благодарен! Обязательно буду. – Уссер включил свет в ванной, намылил руки над раковиной.
Филипп в этот момент убедился, что ему по-прежнему везёт. Он догадался убрать одежду Озирского, хотя тогда даже не подозревал о том, что случится вскоре. За свою выдать рубашку и особенно куртку было никак нельзя – фирменный «прикид» капитана знали все «деловые». К тому же, на одежде пятна крови, и Уссер непременно обратил бы на них внимание.
Тем временем Семён, похохатывая, рассыпая прибаутки, зашёл в туалет и похвалил кафель, выполненный под голландские изразцы. А сам, словно бы между делом, приоткрыл дверь стенного шкафа, расположенного за югославским унитазом. Весь хозяйственный инвентарь, хранившийся там не сегодняшнего дня, Обер увёз в Песочный. Шкаф оказался пустым, что. Надо сказать, немало удивило ночного гостя.
– Очень симпатичная хата, – журчал тем временем Уссер, но глаза его не улыбались. – Прицениться нельзя?
– Я поговорю с хозяином – он как раз состоятельного жильца ищет, – неохотно пообещал Филипп. – Но вообще-то странно. Вы ведь прекрасно знали, что я уезжаю, но интереса к квартире тогда не проявляли. Хватит водить меня за нос, Семён. Я вижу, что пришли вы не насчёт обмена. Не мы ли с вами знакомы пятнадцать лет, а потому научились понимать друг друга? Рассказывайте скорее – я спать хочу.
Филипп говорил резко, раздражённо, но под маской знающего себе цену человека скрывал ужас. Уссер как раз направился на кухню, всё извиняясь и извиняясь. Он через слово обещал вот-вот поведать жуткую тайну, а сам определённо занимался поисками. В этом Обер ошибиться не мог.
Люди Уссера на лестнице, за дверью. И Филипп даже слышал, как с Московского проспекта в тишине заезжала машина, а сам трепался с Озирским про средневековую колбу. Надо было обратить внимание – глухая ночь, только что прошла гроза, и вряд ли много народу потянет на улицу. Но, с другой стороны, на каждый чих не наздравствуешься, иначе можно стать параноиком. К тому же в обществе Озирского самый прожжённый циник становился восторженным идиотом. Сладострастная он отрава…
Уссер вошёл на кухню, пошлёпал губами. Потом повернулся вокруг своей оси, явно соображая, где же тут можно спрятать человека. На столе сиротливо стояла чашка Готтхильфа, а в пепельнице лежали только его окурки. Куда-то пропали и принесённые Андреем оба мотоциклетных шлема, которые он оставил в прихожей.
– Ну ладно, Семён, раз пришли в гости, выпейте что-нибудь! – предложил Филипп, не выходя из образа внезапно потревоженного приличного обывателя.
– Благодарю вас, не стоит. Я на минутку… – Уссер открыл дверцу пенала, осмотрел коробки и пакеты. – Запасы делаете, молодец. Время тревожное… Очень непростое. В любой момент может понадобиться джентльменский набор для тюряги. Я, собственно, потому и приехал… – Уссер тяжело вздохнул и щёлкнул пальцами, словно не находя слов. – Филипп, только вы и можете помочь. Я, честно говоря, не хотел, чтобы мой визит заметили, потому и прибыл ночью. Извините ещё раз за вторжение!
Уссер потрогал висящие на стене декоративные лапти, стоящие в крынке деревянные ложки, повертел керамическую расписную пепельницу. – Гарнитур у вас в гостиной, говорят, бесподобный! Можно взглянуть? Боже, исключительно элегантно! Элеонора давно о таком мечтает…
Следуя за Уссером в гостиную, выслуживая его восторги по поводу стенки, кресел, банкетки и ковра, Филипп терзался одной мыслью – куда подевался Андрей? На кухне его нет – там вообще негде спрятаться. И если он догадался залезть в платяной шкаф… Нет, в комнату он не выходил, иначе послышались бы шаги за спиной. И всё же… Боже, помоги!..
Под высоким потолком вспыхнула хрустальная, ещё не снятая люстра. Разноцветные огоньки запрыгали по длинным подвескам, и Уссер восхищённо поцокал языком.
– И этот шедевр вы повезёте контейнером?
– А как же? Специального транспорта для люстры у меня нет. Напишу на коробке, что там стекло. Пусть осторожнее грузят…
– М-да… – Уссер отогнул штору, посмотрел на блестящий от дождя Московский проспект. Трое каких-то гавриков, тоже, конечно, из его охраны, маячили на той стороне.
Филиппу стало совсем интересно, где же сейчас скрывается Озирский. Кухонное окно закрыто изнутри на шпингалет, балконная дверь – тоже. Значит, на улицу Андрей не вылезал.
– Можно шкаф изнутри посмотреть? Он, говорят, пропитан средством от моли? – Уссер повернул ключ и потянул инкрустированную дверь на себя.
Нутро шкафа тоже оказалось пустым – все вещи Филипп увёз в Песочный. Хозяин еле сдержал шумный вздох облегчения, а гость откровенно пожал плечами. Он осмотрел все подходящие места, но никого там не обнаружил. На всякий случай Уссер сжимал в кармане рукоятку пистолета, потому что знал – Обер даром не сдастся.
Филипп же решил достать и свою «волыну», раз вышла такая петрушка. Если Уссер найдёт Андрея, придётся в него стрелять. Проблема в том, что у Сени на лацкане всегда прицеплен датчик. Когда он просигналит, кодла ломанётся в квартиру. Дверь, правда, заперта, да и Обер с Бладом не фраера. Конечно, нежелательный это вариант, но на заклание, как бараны, они не пойдут…
Тем временем Уссер, изучив все антресоли, окончательно удостоверился, что хозяин здесь действительно один. Но все же не позабыл о встроенных шкафах, где при желании тоже можно было укрыться. В очередной раз потерпев неудачу, Семён Ильич направил стопы в маленькую комнату. Там он сразу обратил внимание на реторту и осмотрел её вместо Озирского.
Тем временем Филипп потихоньку выдвинул ящик и сунул пистолет в карман. Он из последних сил терпел наглый ночной шмон, замаскированный, причём довольно топорно, под экскурсию по чужой, навсегда покидаемой квартире. Но где Андрей-то скрылся, ёлки-моталки? Шапка-невидимка у него, что ли, есть? Он может становиться духом и вылетать в форточку? А почему бы и нет? Обер давно понял, что для Озирского нет ничего невозможного…
– Окошко во двор выходит? Здорово! Одна комната – на запад, другая – на восток. В квартире есть и солнце, и тень – очень комфортно…
