– Валера, знаешь, что такое «царская водка»?
– Состав не знаю – я же не специалист. Только слышал, что в ней можно растворять золото.
– Пять с плюсом, Валерик! Ну, так вот – я тебе всё сказал… Мы назовём операцию «Нильс Бор», по имени датского физика. Он таким образом сохранил корону датских монархов, за которой охотились спецслужбы Третьего рейха во время оккупации Дании. Растворив корону в «царской водке», Бор поставил бутыль на полку в лаборатории. Через некоторое время стекло покрылось толстым слоем пыли. И, сколько ни приходили с обыском, сколько ни напрягали головы, никто не смог догадаться. В прозрачной зеленоватой жидкости, налитой в большую грязную бутылку, была надёжно спрятана корона датских королей. Так поступим и мы…
Кисляков улыбнулся сначала несмело. Потом он просиял от уха до уха, сжав на коленях мощные кулаки. Готтхильф стал в его глазах божеством, и сразу заметил это.
– Филипп Адольфович, вы – гений! Гений! – Валерий даже задохнулся от восторга.
Готтхильф снисходительно возразил:
– Гений не я, а Нильс Бор.
Сидя в машине у крематория, Филипп вспоминал, как воспрянул духом Уссер, узнав о неожиданном предложении. Как засыпал его вопросами Веталь, не сразу поверивший в такую простую и одновременно грандиозную идею. Ведь почти никаких трудностей, а успех полный! После провоза золота в бутылях среди многих других ёмкостей с надписью «Кислота соляная. Техническая» золото будет путём электролиза высажено на катоде.
Холодаева беспокоило, будет ли цвет «царской водки» как-то отличаться от остальной кислоты. И ещё – сумеет ли Готтхильф, нигде не засветившись, растворить такое количество золота. Если Филипп гарантирует полнейшее инкогнито благородного металла в бутылях, он, Веталь, сейчас же даст знать Аде. Дочка приготовит в Финляндии всё для проведения электролиза…
– Понимаешь, Веталь, техническая соляная кислота сама по себе жёлто-зелёного цвета. Перевозится она в таре тёмного стекла. Чистая «солянка» действительно бесцветная и прозрачная, к тому же дымится. Техническая от «царской водки» по виду почти не отличается. Чтобы не рисовать радужную картину, я предупреждаю о нескольких вещах. Главное – «царская водка» выделяет бурые пары оксидов азота при растворении в ней золота. Их легко удалить кипячением. Я выяснил, что на химкомбинаты в Финляндии на очистку возят из Ленинграда химикаты. Бывает, что ими же расплачиваются в ходе бартерных сделок. Короче, на таможне в Лужайке к бутылям с кислотой привыкли.
– А химанализ на «тамге» не сделают? – усмехнулся Веталь.
– А что? И получится солянка. Это ведь надо знать, что искать…
… Сейчас все трудности позади. Золотишко испарилось в смеси трёх частей солянкой кислоты и одной части азотной, словно его и не было. Для скорости Филипп добавил ещё и катализатор.
Он делал докторскую диссертацию, и под предлогом этого часто задерживался в лаборатории. Заведующий надевал лаборантский чёрный халат и принимался на казённом оборудовании выполнять те химические операции, что были на данный момент необходимы.
За молочную бутылку спирта токарь с экспериментального участка превратил все двадцать килограммов золота в стружку, даже не поняв, что это такое. Работяги золото ценили мало, раз и навсегда поставив во главу угла «жидкий доллар», и за них Готтхильф особенно не беспокоился.
Просидев накануне в институте до восьми часов вечера, Филипп Адольфович под тягой развёл в кипящей «царской водке» вязкую жёлтую стружку, опуская её в колбу, как лапшу в кастрюлю. Он успокоился, только окончательно удалив рыжие пары оксидов азота. Потом тщательно проверил, как «царская водка» выглядит в бутылках. Он-то, конечно, распознал бы неладное по запаху и цвету, но на таможне кандидатов химических наук не было. К тому же Готтхильф наверняка знал, что в четырёх огромных бутылях содержится золото, а в Лужайке об этом и не подозревали…
Его беспокоило другое – Готтхильф ощущал за собой «хвост». Его персоной серьёзно заинтересовались в отделе Захара Горбовского, что в любом случае было неприятно, но особенно – сейчас. Буквально вчера, когда всё уже было готово, свои люди на Литейном подтвердили – да, «пасут». Пока нет порочащих материалов, «антимафия» к нему только присматривается. Но не дай Бог Оберу где-нибудь наследить…
А здесь – крупная контрабанда! В случае чего, придётся иметь дело не только с ГУВД, но и с УКГБ. Не хватало ещё, чтобы казахстанские подвиги Готтхильфа выплыли наружу, хотя тогда он проходил как Штольц. Чтобы не помогать легавым, Филипп предпринимал все меры предосторожности. Тряс Кислякова, как грушу, требуя привести в порядок акты. Готтхильф соглашался приступить к перевозке только после того, как Валера убедит капитана Озирского, что все жалобы на вымогательство отозваны, и клиенты претензий не имеют. А то ведь попадутся, суки, в самый ответственный момент, и его заложат…
* * *
Вчера вечером они с Валерием встретились в «Петровском», на Мытнинской набережной, у Петропавловки. Даже в зале пахло речкой водой и мазутом. Грязные волны Невы качали «поплавок» туда-сюда, и посуда всё время ездила по столам. Мороз ударил ночью, а тогда только поднимался северный ветер. Раздражал официант Толик, крутившийся около них; он вполне мог оказаться агентом Озирского.
Филипп начинал сходить с ума – каждый незнакомый человек, или даже прекрасно ему известный, не вызывал доверия. Уж если Володя Каневский стал шестерить капитану, да потом ещё было выявлено четверо осведомителей, дело обстоит более чем серьёзно. Конечно, всех уничтожили, и двое из них отправились в печь крематория живьём. Но кто может поручиться, что здесь, в «Петровском», не сидит несколько человек с бытовыми «жучками», прослушивая каждое их слово?
Валерий тоже выскочил из своего «Форда» бледнее смерти. Пока шли по набережной трапу, ведущему в ресторан, он успел рассказать Готтхильфу о визите на Шафировский Блада собственной персоной. Андрей сказал, что располагает кучей компромата на Кислякова и компанию. Если они хотят получить меньше, то должны, по крайней мере, возвратить золото двенадцати жалобщикам. А ведь оно уже плавает в «царской водке», и завтра должно быть отправлено на станцию. Оттуда, уже сегодняшней ночью, состав поедет в сторону финской границы…
– Он нас с пацанами, в конце концов, посадит на кичман! А потом, вполне возможно, и шефа с Веталем, – шептал Кисляков, глядя в рюмку из-под «смирновской» водки. И Готтхильф чувствовал, что всё сказанное относится к нему тоже. – С кишками вытягивает, падла…
– Что он вытянул? – Готтхильф угрожающе сузил глаза, поправляя бриллиантовую булавку на галстуке.
– Не из меня… Из Кольки Мажорова. Блад не знает ничего о бутылках с кислотой. Речь идёт о хищении слитков, остававшихся после кремации среди праха. Но оттуда уже недалеко, если вдуматься…
– Как это случилось, давай быстро! Я ведь, Валера, не идеалист. Мне своя шкура дороже. Что касается Горбовского, то он давно ждёт последней капли, чтобы усадить нас рядышком на длинную скамеечку. И это ему, несомненно, удастся. При столь низкой технической оснащённости, малыми силами его отдел работает превосходно. – Филипп взял на вилку миногу и отправил её в рот. = Давай, как было дело?
