Вчера вечером Тим приехал к «Электросиле» на грузовике с фургоном и подобрал двух ментов. Несмотря на то, что Горбовский надел поношенный джинсовый костюм, в котором работал на даче, Тим попросил и его, и Андрея надеть грузчицкие робы. Андрей выглядел так, словно неделю не вылезал из запоя, и вряд ли кто-то смог бы его узнать. Захар тоже смотрелся не лучшим образом – после трагедии с Павлюкевичем и дальнейших разносов.
Тим отвёз их в Песочный, потом обратно. В кузове и был составлен план нынешнего вечера в «Метрополе». Андрей действительно профессионально ворочал мебель, Захар по мере сил помогал ему. А Готтхильф про себя посмеивался, наблюдая за тем, как для офицера милиции таскают его барахло. Такого, наверное, никогда ни с кем не было и не будет, думал он, и вспоминал, что делают они это не даром. Удалось, наконец, встретиться с Горбовским. Захар показался Филиппу простым и понятливым мужиком, от которого можно не ждать подвоха.
У входа в ресторан приткнулись две чёрные «Волги» с милицейскими номерами. Скорее всего, это была часть общей операции. Одновременно с охотой на Веталя в ресторане собирались пошерстить рэкетиров и проституток – чтобы матёрый волк ничего не заподозрил. Всё, что невозможно скрыть, нужно, наоборот, выставить на всеобщее обозрение; а потом сказать, что так и было задумано…
Марк Лукич оторвался от книги, тоже заметил номера и тоскливо сказал:
– Даже погулять не дают приличным людям. Везде разборки…
От парадного входа в «Метрополь» им замахал Кириков, неуютно чувствующий себя в дорогом костюме – вместо обычных джинсов и свитера. Марк, всплеснув руками, выбрался из «Волги» ногами вперёд и побежал к Анатолию – будто покатился на колесе. Прижимая к себе букет из девяти гвоздик, Марик толкался на забитом народом тротуаре. И Филиппу казалось, что его кривые ноги сейчас сломаются под тяжестью жирного тела.
Потом они долго и шумно здоровались с новоиспечённым доктором технических наук. Анатолий интересовался, когда защищается Филипп. Ему ведь всего сорок один, всё впереди. Тем более, с его головой и руками…
– Мне с этими премиями и диссертациями работать некогда, – пожаловался Готтхильф. – Для Совмина двадцать раз пересчитывали экономический эффект и заполняли анкеты. От бумажек так тошнит, что уже никакой премии не хочется!..
Готтхильф вернул Кирикова туда-сюда, словно пытаясь увидеть произошедшие с ним изменения.
– Но я тебя, Толян, скоро догоню. Недолго осталось нос задирать…
– Ещё и перегонишь, супермен! Получишь профессора, уйдёшь из своего НПО. Чего преподавать не остался?
Швейцар и прочая обслуга «Метрополя» смотрели на Кирикова с ужасом, не веря своим глазам. Фраер-очкарик запросто колотил по плечу самого Обера, а тот только улыбался, и говорил с ним на равных. Филипп заметил это и испугался, что Толик и Марик заметят рабские взгляды неприступных с виду холуёв. А потом начнут обсуждать это на работе.
– Дурак был, – честно признался Готтхильф. – Захотелось на производстве себя попробовать. А пришлось дамский коллектив пасти. Сегодня захожу в лаборантскую, а они там бельё примеряют, которое на распродаже купили. Визгу было – до сих пор в ушах звенит. Хоть бы на задвижку закрылись, что ли…
Филипп взял под руки Кирикова с Доценко и. прикрываясь ими от знакомой обслуги ресторана, вошёл в вестибюль.
– Никогда не поздно возобновить, – важно сказал Кириков.
К счастью, он не обращал на швейцара никакого внимания. Чтобы скоротать время, стал рассказывать о том, как они всей семьёй крестились в Смоленской церкви. Доценко тоже принялся излагать свои взгляды на проблему приобщения детей к Богу. Филипп же, послав приятелей вперёд, изобразил, что хочет отлучиться в туалет. А сам задержался, чтобы проверить подступы к залу.
Веталь вполне мог расставить своих людей и здесь. Он часто практиковал комбинацию из внешнего и внутреннего кольца охраны. Это существенно усиливало его личную безопасность и повышало риск для противников. Гардеробщик горел желанием помочь ему снять замшевую куртку. Это дало несколько секунд, и Филипп сумел как следует осмотреться.
В дальнем углу холла, под пальмой, сгрудились задержанные лица под присмотром двух оперов в штатском. Филипп, изображая из себя любопытного посетителя, приблизился на нужное расстояние. В валютном баре только что изрядно потрепали рэкетиров, которые собирали дань с путан. Девочки были хоть куда – в боевой раскраске и коротких платьях разнообразных цветов, с самыми немыслимыми причёсками всех оттенков гаммы. Груди у них буквально вываливались из декольте, а длинные ноги перегородили проход. Все, кроме одной, были невесёлые; кое-кто даже пустил слезу.
Готтхильф обратил внимание на интердевочку в жёлтом платье, отороченном лебединым пухом. Невысокая, стройная, как статуэтка, с веером осветлённых волос и чуть косящими карими глазами, она производила довольно-таки приятное впечатление. С её лица не сходила лёгкая загадочная улыбка, а в ушах, на запястьях, на шее качались и звенели многочисленные подвески.
Дама полусвета в жёлтом с наслаждением издевалась над милиционером – молодым деревенским парнем, который отворачивался от неё и краснел, как свёкла. Филипп оглядел собравшихся и понял, что здесь телохранителей Веталя нет. Он уже хотел уйти, но в это время появились двое мужчин в серых костюмах. Они устроились на диване рядом с девочками и стали переписывать их данные.
На первый же вопрос жёлтая дива ответила приятным, серебристым голоском:
– Ну что ты, спецура, стебаешься? Знаешь ведь – Озирская Наталья Ивановна, она же – Фея Кренского озера! На лбу тебе написать, что ли?
– Год рождения! – Парень привык и не к такому. Он был невозмутим, как скала.
– Тридцать один мне Скоро уйду на пенсию – подожди немного…
Филипп, услышав знакомую фамилию, передумал уходить. Он даже шагнул к диванчику, и Наталья тут же среагировала. Она сплела ноги и сверкнула мелкими, как жемчуг, зубками.
– Ух, какой фирмач! С ума сойти! Глаза – как бирюза, и при «капусте», мало собой. Эф-эр-Ге? – безошибочно определила она. – Марки-марки? Понимаешь по-русски? Вижу, петришь… Возьми мою визитку, а то пока не могу с тобой поехать. Под арестом сижу…
– Наталья, помолчи, – бросил один из ребят в сером. – Не думай, что скоро выйдешь. Суток пятнадцать тебе точно ломится…
– Ну и что? Он меня подождёт. Герр Ганс, ты надолго в Питере? В «Прибалтийскую» приезжай, в Гавань. Любой ко мне проводит… – Наталья изловчилась и тайком опустила ему в карман мелованную с золотом визитку.
Филипп обрадовался, потому что эта женщина носила дорогую ему фамилию. Его ждал ещё один сюрприз. С улицы сначала вошёл Аркадий Калинин во всегдашней кожаной куртке, а за ним – Андрей собственной персоной. По торжественному случаю, он был в сером костюме с полосатым галстуком.
Озирский с каждым из ментов поздоровался за руку, и только потом посмотрел на девочек.
– Ну что, сладкие мои, допрыгались? И не стыдно, а? Миленка, тебе одного «чайника» мало? Заразишь клиента – в лагеря поедешь. Не будем больше с тобой возиться. А ты, Сабина, опять за старое взялась? Клялась же, что после «генерала» завяжешь. Тебе ведь за тридцать уже – пора менять профессию. Справку-то хоть носишь с собой? Смотри – она только месяц действительна…
