Потом в домике сделалось людно и шумно. Господин с усами громко распоряжался, бранился, смеялся, а затем вдруг надолго замолкал, часто кашлял. Кальпане было всё равно, куда её повезут – только бы не к свёкру и не к отцу. Они долго тряслись в повозке, потом пересели в открытый автомобиль, и дальше – в вагон поезда. Девочка была ещё очень слаба, часто спотыкалась, и тогда кто-нибудь из сопровождающих поднимал её на руки. Сам мужчина с усами был уже слишком стар и болен, тяжело дышал и промокал пот на лбу. Тогда Кальпана ещё не знала, что жить её благодетелю оставалось меньше трёх лет.
Они въехали на автомобиле в сад, который когда-то был цветущим и ухоженным, но в последнее время им практически не занимались. Белый дом из каменных кружев сразу же потряс Кальпану до глубины души и запомнился ей навсегда. Купив у потомков родовитого бенгальца тот самый сад, супруги Бхандари недолго думали над тем, каким будет их новое жилище. Тот аллахабадский дом навсегда стал для спасённой девочки «Обителью радости», а после стал для неё же «Обителью свободы».
Доставивший сиротку хозяин дома ввёл её на главную аллею, держа за ледяную худенькую ручонку. От волнения Кальпана вообще разучилась говорить – язык прилип к нёбу, и одеревенела шея. Она не решалась поднять глаза и посмотреть на вышедших их встречать. А когда она всё-таки, громадным усилием воли преодолев смущение, подняла свои огромные, в пол-лица, глаза, то увидела старушку, женщину и девочку. И сзади них – толпу то ли слуг, то ли каких-то знакомых.
Маленькая, как статуэтка, широколицая старушка смотрела не неё одновременно и строго, и ласково. Хрупкая женщина в очках с прозрачной кожей, была копией мамы, которую Кальпана видела мельком на фотографии. И девочка в белом платье, одного с Кальпаной роста, и, действительно, невероятно схожая с ней внешне, тоже смущалась и тушевалась. Кальпане сразу же понравилось её имя, которое переводилось как «Страна Луны».
Сёстры были одного возраста, и всё-таки между ними пролегала бездонная пропасть, которую так трудно оказалось преодолеть. В свои десять лет Кальпана Тханви успела пережить то, чего никогда не суждено было пережить Индире Неру. Но маленькая вдова не завидовала любимой дочери и внучке. Она подальше прятала свою повреждённую на погребальном костре руку и глотала слёзы, не зная, что именно сейчас надо сказать этим людям.
Кальпана понимала одно – теперь не придётся жить подаянием, брить голову, голодать и спать на земле. Не придётся гореть на костре вместе с телом мужа. Добрый господин в поезде сказал, что она, когда вырастет, сможет выйти замуж, за кого захочет. И это очень просто устроить, потому что у них в доме бывает много молодых людей. Её драгоценности он тоже постарается вернуть, потому что Тханви не имеют на них никакого права. И возражать, скорее всего, не станут – им бы этот скандал замять.
Но девочка и думать не хотела ни о каких сокровищах. Дочь раджи ужасно испугалась паровоза. А потом, прилипнув носом к стеклу, приоткрыв рот от изумления и восхищения, опираясь на рамы ладошами, бесстрашно и радостно ехала навстречу судьбе. Вскоре после знакомства с семьёй и домом выяснилось, что десятилетний ребёнок не только не умеет читать и писать, но даже не знает буквы. И раджа Дхар, и заминдар Тханви искренне считали, что грамота женщинам только вредит…
А там, на аллее перед потускневшей, запущенной «Обителью свободы», Кальпана вдруг почувствовала, что маленькое её сердечко как будто упало в тёплую воду. Застывшая кровь быстрее побежала по жилам. Своим почти младенческим, схожим со звериным, чутьём она словно проникла в грядущее и поняла, что именно теперь резко и бесповоротно меняется её судьба.
Не зная ещё, что вскоре окажется в гуще борьбы, на ложе любви, в тюремной камере и в недолгом изгнании, не понимая, кто такие эти люди, чем они занимаются и чего хотят от жизни, девочка-вдова испытала желание отдать им всё, что у неё есть. Отдать не только сокровища, но и жизнь свою. Затрудняясь всё это высказать, ребёнок в траурном белом сари, порывисто поклонился каждой из встречающих, трижды поднёс руку ко лбу и прошептал сквозь набежавшие слёзы: «Я люблю вас…» И. чтобы сделать хозяевам приятное, Кальпана надела грубую домотканую одежду, которой до сих пор брезговала. Это был её первый подвиг.
* * *
Кальпана-джи подняла отяжелевшие веки и поняла, что какое-то время проспала сидя. Взглянула на часы – ничего страшного, всего двадцать минут. Молодой месяц давно уплыл за пышные кроны деревьев. Но сияла в небе Полярная звезда, о которой дочь раджи впервые услышала от дочери пандита. Это был символ правдолюбия, стойкости и верности, вечный, как сами эти добродетели. Звезда сияла, когда человек ещё не ходил по земле, и будет сиять, когда род людской прекратится. Что для неё какие-то шестьдесят шесть лет? Меньше, чем мгновение…
Шанта устроилась на траве у ног хозяйки и, кажется, заснула. Кальпана потёрла под сари заболевшее колено, поморщилась, вздохнула и встала. Собака немедленно вскочила тоже, готовая вновь сопровождать хозяйку, куда бы та ни направлялась. Но утром на аэродром Шанте не ехать вместе с Кальпаной. Они часто так расставались, а после встречались вновь. Собака всегда откуда-то знала, что сейчас к воротам подъедет белый «Амбассадор» Кальпаны, причём даже тогда, когда никто в доме об этом не догадывался.
Днём и ночью, в зной и дождь верная подруга ждала её, глядя именно, в ту сторону, куда уехала Кальпана Бхандари. Ради этого Шанта бросала даже своих щенков, сутками не ела, сидя у будки привратника. Напряжённо вслушивалась в гул громадного города, умудряясь издалека различать шум единственного мотора.
И завтра, распрощавшись с хозяйкой, Шанта усядется на своём излюбленном месте, у клумбы с чайными розами, и будет смотреть на север. Сколько ей придётся пробыть там – неделю, месяц, целую вечность? Во время прошлого визита к Джиотти в Амритсар Кальпану предупредили, что больше её из Пенджаба живой не выпустят. Кроме того, будет наказан и изменник, проклятый в гурудварах, который взял в жёны индусскую гиену…
Даже если им удастся уцелеть на этот раз, всё равно вскоре придётся возвратиться в Пенджаб снова, потому что так нужно. Нужно стране, нужно их партии. Нужно той самой девочке в белом платье, которая много лет назад показывала невежественной, привыкшей к роскоши и праздности дочке раджи Дхара первые буквы. Кальпана быстро освоила сначала индийский, а потом и латинский алфавит. Кроме того, Инду преподавала ей математику и географию.
Внучка адвоката Неру научила свою родственницу и ровесницу всему, что на тот момент знала сама, и великолепно чувствовала себя в роли наставницы. Взрослые члены семьи образованием маленькой принцессы не занимались. У них было много других, важных и неотложных, опасных и тайных дел, о которых Кальпана позже узнала от той же Индиры. Та по-детски непосредственно, горячо и доходчиво растолковала за что борется и чем живёт «Обитель радости».
Девочки декламировали отрывки из «Махабхараты», когда Кальпана вдруг замолчала, а после неожиданно спросила:
– Инду, а почему мы давно не видим твоего отца? Он уехал?
– Он в тюрьме, – шёпотом ответила Индира, и лицо её как будто сразу же на несколько лет состарилось. – И уже не в первый раз. Дедушку тоже арестовывали, хоть он уже старый и больной. У нас часто бывают обыски. Наверное, скоро опять придут. Каждый раз забирают серебро, другие ценные вещи. Бабушка очень расстраивается, а потом хворает. И у мамы совсем с лёгкими плохо. Ладно, не будем о грустном – мы с тобой всё равно ничем не сможем помочь. Давай, читай дальше…
