Кальпана на сей раз сделала жест «намастэ», сложив руки домиком у груди и слегка наклонив голову.
Морарджи Десаи молча проделал то же самое, резко повернулся и заспешил обратно на галерею – старый, сгорбленный, совсем не уверенный в своём успехе. Водитель распахнул перед Кальпаной дверцу автомобиля, и она, не взглянув вслед Морарджи, легко скользнула на заднее сидение, подобрав подол сари. Дверца захлопнулась. Кальпана взглянула на часы – до начала приёма оставалось пятьдесят минут, и нужно было поторопиться.
* * *
– Ма, я уверен, что всё обойдётся!
Сурендранат Бхандари, невысокий, худощавый, в роговых очках с толстыми стёклами, одетый этим мартовским вечером в элегантный европейский костюм песочного цвета, гладил по руке сидящую в бамбуковой качалке Кальпану.
– Неужели так просто можно забыть, что сделал Конгресс для народа, для страны? Родная, успокойся…
Кальпана молча гладила сына по голове, как бывало в детстве и вспоминала Индиру – в домотканом сари, с кашмирской шалью на плечах, с алой розой на груди. В тот день, одиннадцать лет назад, она победила на выборах премьер-министра неистового Морарджи Десаи. Когда после окончания подсчёта голосов министр по парламентским делам вышел в зал, кто-то из депутатов крикнул, не в силах более терпеть неизвестность: «Мальчик или девочка?!» «Девочка», – с улыбкой ответил господин Синха, и Кальпана тогда сама чуть не умерла от счастья. Поняла, что и такое бывает…
Весенняя жара не спасала. Кальпану трясло, зубы стучали. Она выпила уже несколько чашек крепкого чая с молоком и мёдом, но жажда не проходила, и тепло не возвращалось в тело. Сын крепко прижал её к себе.
– Ма, я жизнь бы отдал за то, чтобы ты была счастлива!..
– Сурен, замолчи! – Кальпана вздрогнула. – Неужели ты думаешь, что в этом случае я смогу быть счастливой?..
– Прости. – Сын покачал мать в кресле, как ребёнка. – Знай одно, ма, – что бы ни случилось, мы будем рядом с тобой.
– Я в этом не сомневаюсь, родной.
Кальпана глубоко, по правилам, дышала, массировала пальцами виски и переносицу, пыталась воскресить в душе ту давнюю радость, но никак не могла. Предчувствие беды мешало сконцентрировать волю, и Кальпане казалось, что рассудок мутится.
– Всё началось давно, сынок. После смерти Неру Индира поддержала Шастри, а не Десаи. Через два года одолела его сама. Двойное поражение Морарджи, если победит, не простит никогда. Но не это главное. Ужасно то, что Индия пойдёт по совсем иному пути… – Кальпана с трудом повернула голову, натянула на колени плед. – Побудь со мной до тех пор, пока не придут предварительные результаты. Неизвестность ужасна…
– Ма, ты больна, – сказал Сурендранат. – Тебе нужно лечь. Пойдём в спальню, и я посижу у постели…
– Всё-таки останемся пока здесь. А в спальне потом посидит Нирмала.
Кальпана любила эту невестку больше других. Жена Сурендраната выучилась на врача в Англии и теперь лечила всех членов огромной семьи.
– Ма, я чувствую, что этот страшный сон рассеется, – тихо, но с непоколебимой верой сказал Сурендранат.
Самый способный из сыновей четы Бхандари; кое-кто даже считал, что гениальный. Инженер-электронщик, фанатично преданный прогрессу во всех его проявлениях. Сурендранат получил три университетских образования – на родине, в Англии и в Штатах. Ему давали по обе стороны океана престижную, перспективную работу, сулили все блага и большие деньги, но он вернулся в Индию именно для того, чтобы со временем сделать и её технологически высокоразвитой державой. В отличие от многих приверженцев всего индийского Сурендранат считал, что у «сахибов» многому можно научиться и тем самым окончательно победить их.
– Всё будет в порядке. А тебе обязательно надо расслабиться. И не месяц, а целый год нужно посвятить отдыху. Мы подумаем, куда поехать на лечение…
– Похоже, голоса сосчитали.
Кальпана с отчаянием смотрела в темнеющее окно. С улицы доносились крики, гудки автомобилей, треск ракетниц, удары в бубен, в барабан. Потом запела саранги,
[135]
и Кальпана встала с качалки.
– Слышишь, как радуются люди? А почему? Несправедливость хуже смерти, Сурен. Десаи всё время кричал о диктатуре, а толпы повторяли эту ложь. Разве диктатор позволил бы им так вести себя? Он изолировал, уничтожил бы их – и не проиграл, как мы сегодня. Десаи станет премьером только потому, что его обвинения лживы!
Ей стало неуютно в кабинете, где сегодня царил беспорядок. Вещи лежали не на своих местах, как попало. Жильё выглядело неряшливым и заброшенным.
– Я не знаю, захочет ли Инду сейчас меня видеть. Я – не член правительства, и потому навестить сестру нужно попозже. Горе – не радость, им не стоит спешить делиться с ближним.
Кальпана, махнув рукой на беспорядок, устало, безвольно опустилась на ковер. Села, поджав под себя ноги, и Сурендранат опустил голову ей на плечо.
Они сидели и молчали долго, около часа. Каждый ждал, что заговорит другой, и не находил в себе сил нарушить тишину. Потом скрипнула дверь, и Сурендранат обернулся, решив, что пришла его жена Нирмала, но ошибся. На пороге стоял Мринал, устало опустив голову. Заметив, что брат смотрит на него, Мринал приложил палец к губам, на цыпочках подошёл к матери и сел справа от неё. Сурендранат разместился слева. Братья поняли друг друга без слов, но они не знали, спит мать или слышит всё, но не хочет открывать глаза и видеть их.
– Всё, Сурен, надежды никакой. Я так и думал, – произнёс Мринал дрогнувшим голосом. Его старший брат прижал руку к груди.
– Тихо, прошу тебя! Ма, кажется, заснула. У неё сильный жар…
– Но рано или поздно всё равно придётся узнать! – возразил Мринал.
– Я слушаю. – Кальпана с трудом разомкнула веки. – Говори! Впрочем… не надо. Десаи принимает поздравления?
– Да.
Красиво очерченные, пухлые губы Мринала задрожали, как у ребёнка. Он не удивился, что Кальпана спала сидя – она проделывала ещё и не то. После пережитого потрясения, думал он, мать захочет посетить храм или ашрам, а то и подняться в Гималаи.
– Я даже не знаю, чем можно утешить тебя…
Мринал не стал рассказывать о том, что довелось увидеть и услышать на улицах столицы. Он старался не встречаться с требовательным взглядом Сурендраната и решил, позже побеседовать с братом наедине.
– Демон Раху проглотил луну,
[136]
и наступила тёмная ночь. Но после с небес всё равно прольётся серебристый свет…
– Ты прав, сынок. Государства подчиняются тем же законам, что и планеты. Некоторое время назад господин Рао сказал в одной приватной беседе, что в случае нашего поражения над Красным фортом может взвиться чужой флаг. Наша задача – помешать этому. Мы боролись до конца на выборах и проиграли. Теперь у нас будет другое оружие. Мы не беззащитны. Сыновья Индиры и мои сыновья встанут в этой борьбе рядом с матерями. Десаи не оправдает надежд и падёт – это очевидно. Но сколько лет пройдёт впустую? Этого сейчас не знает, никто…
