– Да, Глинников – их кумир, – подтвердил Ваня, почёсывая подбежавшего пса. – Он ведь инвалид войны в Донбассе. И я разделяю мнение брата.
На всякий случай я проверила, не прицепили ли к рюкзачку передатчик. Потом решила, что у меня начинается паранойя.
– Зря разделяешь! – резко осадил его Богдан. – Послушай немного – это очень важно. Мы глубоко вникли в эту историю с похищением. И пришли к выводу, что твой брат и его напарник фанатеют от Глинникова просто потому, что молоды. Кроме того, они хотят справедливости. Как сказал писатель Бунин: «Важен не предмет очарования – важна жажда быть очарованным». Молодёжь не может без идеала. Обобщённый образ «великого сына своей отчизны» просто необходим юношеству. Им надо с кого-то делать жизнь; иначе они болтаются в пустоте. И отсюда – война, наркотики, уголовка. И вот эту тягу к светлому, высокому, справедливому эксплуатируют всякие мерзавцы. В данном случае, как это ни прискорбно, вся помощь Донбассу – дымовая завеса. Оттуда идёт вал оружия, которое потом расползается по стране. Вся благотворительная деятельность направлена на легализацию доходов от рэкета, от рейдерских захватов имущества, от обыкновенного грабежа. Помогая беженцам на копейку, они обогащаются на тысячу рублей. Так эта публика страхуется от любых возможных неприятностей. У кого поднимается рука на патриотов? И никто никогда не узнает, сколько разного прилипло к их потным ладоням. Что охраняешь, то имеешь. Фуры идут полупустыми, а выдаются за полные. С полевыми командирами всегда можно договориться, как «лихие девяностые» с «братками». Охранники из ЧОПа и полицейские играют роль обыкновенного пушечного мяса. И в Новороссии та же история. Считая, что на кону стоит судьба русской нации, люди отдают жизнь и свободу за интересы точно таких же кровососов. А тех, в свою очередь, используют политики. Разыгрывается грандиозная мистерия, в которой гражданам отведена роль массовки. Вот только кровь льётся настоящая. Но люди не хотят слышать правду. Они уже больны, зависимы. Им радостно верить в бескорыстие и жертвенность тех, кто говорит много правильных слов. Слезть с этой иглы очень трудно, как и с любой другой. За «дозу» наркоман продаст себя с потрохами в рабство. И всё-таки Ваня, надо слезать.
Богдан помолчал немного, ожидая реакции Ивана. Но тот упрямо смотрел на свои колени, то сплетая, то расплетая поводок. Морской ветер, шаля, дул ему в лицо, поднимал рожками чуб надо лбом.
– Понимаю, что сразу у тебя это не получится, – снова заговорил мой брат. – «Ломка» – дело мучительное, но без неё не соскочишь. Не знаю, слышал ли ты цитату из Бисмарка, но мне она прямо-таки запала в душу. Даже если это изречение «железному канцлеру» просто приписали, оно всё равно справедливо. Речь идёт о России. «Это нерушимое государство… сильное своим климатом, своими пространствами и ограниченностью потребностей. Могущество России может быть подорвано только отделением от неё Украины…»
– Вот именно! – вскинулся Ваня, и щёки его словно налились вишнёвым соком. – Я нацело согласен. И этого никак нельзя допустить!
– Думаешь, я очень хочу разрыва? – в упор спросил Богдан. – Во мне течёт и казачья кровь, и адыгейская, и русская. Украинская, наверное, тоже. Там, на Северном Кавказе, всё перемешано. Весь вопрос в том, каким образом удерживать территорию, людей. Можно использовать мягкую силу, а можно – грубую. «Гибридная война», с моей точки зрения, ещё противнее открытой. Это как в коммуналке, когда плюют одному соседу в борщ, а у другого воруют пельмени из кастрюльки. А после шмыгают в свою комнату и говорят, что ничего не было…
– Богдан, вы совершенно не правы! – горячо перебил Иван. – Вы там не были, ничего не знаете. А Глинников кровь проливал!..
– Не обязательно, Ваня, проливать кровь, чтобы понять мотивы добровольцев. Про юных романтиков я уже говорил. Теперь перейдём к самому главному. Ведь, кто едет туда воевать, не сумели реализоваться в мирной жизни…
– Да уж, не олигархи! – насмешливо подтвердил Ваня. – Вот у меня, к примеру, на работе, кроме фальшивой ноты, и взять нечего.
– Многие зарабатывают в Новороссии, чтобы расплатиться по кредитам. За квартиру, например, за машину, – невозмутимо продолжал Богдан. – Кого-то выгнали с работы, а дома жена и дети. Есть и разорившиеся бизнесмены, готовые за деньги убивать. Таких, к сожалению, много. И будет ещё больше. Знаешь, Ваня, там ведь, когда стреляют, повышается коэффициент. И с двух сторон бойцы сговариваются, когда будет удобнее потратить боеприпасы…
– Позвольте… Это полнейшая ерунда! – Иван откровенно боролся с желанием встать, свистнуть своего пса и уйти. Удерживало его только беспокойство за брата. – Это бандеровцы всё врут в Сети. Чтобы люди сомневались, не ехали туда, мешали другим!
– А насчёт «северного ветра», который в Донбасс оружие приносит, тоже врут? – Брат смотрел на Ваню не со злостью, а с жалостью.
– Нет, это правда. Никто и не скрывает, что мы помогаем Новороссии. Ребята жизнью рискуют не за пустую химеру. Не просто для того, чтобы на войне по танчикам полазать, оставляют семьи, ломают жизнь и судьбу. Только проклятая близорукость помешала мне туда отправиться. Что хотите про меня думаете. Но это именно мои, а не чужие мысли.
– А как тебе такие слова? «Если ты не идиот, ты сбиваешь самолёт!» Это, кажется, известная поэтка изрекла. Поэтессой после этого я не могу её назвать. Речь, сам понимаешь, идёт о малазийском «Боинге». А ведь ей уже о душе пора подумать. Ну, военные борта, каратели – понятно. Они не смеют даже пытаться навести порядок на своей территории. Но вот чтобы одобрять убийство сотен мирных иностранцев, нужно иметь какие-то особенные, альтернативно одарённые мозги…
– Это да, это ужасное. Но безумцы существовали всегда и везде. – И Ваня надолго затих. Потом заговорил – неожиданно для нас, почти шёпотом. – Мы ведь в эти дни хотели вместе с Денисом ехать в Луганск, на рок-фестиваль. Как раз сегодня открывается это мероприятие. Но меня в садике не отпустили. Мне избушку на курьих ножках нужно в спектакле играть. И заменить никто не может. Это тяжело, а я – единственный мужчина. Пьяница-завхоз не в счёт.
– А что там произошло с Глинниковым? – напомнил Богдан. – Он ведь своим сотрудникам обещал юридическую поддержку.
– Я тоже так считал, – махнул рукой Ваня. – Вроде, сперва так и было. Но после ареста брата и его друга шеф резко изменил отношение ко мне. Я оправдывал это раздражением от шума, поднятого вокруг похищения. Ведь брат тоже мог набедокурить. Я вовсе не склонен бездумно его оправдывать. Кроме того, зло бывает и не предумышленное. По Демокриту: «Не поступок как таковой, а намерения определяют нравственный характер». Какие намерения существовали у Глинникова, я не знаю. Но Денису точно не нужно было похищать Марианну. Ему приказали это сделать. Возможно, угрожали. А он дорожил этой работой. Кроме того, считал, что помогает правому делу. Есть вероятность обмана.
– Поясни, – наморщил лоб Богдан.
– Сказали, к примеру, что девушка – агент укропов. Тут братана и переклинило. И Сашка Классен мог дров наломать. Я, конечно, утверждать ничего не могу. Но трудно вот так, сразу, в корне менять мнение об уважаемом человеке. Глинников был ранен, контужен. Возможно, и сейчас воспринимает происходящее неадекватно. С другой стороны, вы ведь тоже на чём-то основываетесь, когда говорите так. На любой войне, даже самой праведной, встречаются откровенные подонки. Их туда как магнитом тянет. В атаку они не ходят, зато часто занимаются мародёрством и насилием. А таких, как Денис и Сашка, считают «полезными идиотами». Относись Глинников к ним иначе, не выгнал бы меня из кабинета. Ведь мог ничего и не обещать. Тогда я не явился бы за помощью…
