– Везде скверна, милая Марианна, везде! А я-то сдуру думала, что только у нас. Считала, что всякая дрянь – удел рабов. А свободный человек выше этого. И вот, пожалуйста. Арестованы по подозрению в коррупции! Ведь Блаттеру под восемьдесят, ему о душе пора подумать. На тот свет, что ли, заберёт всё это? Мне плохо с сердцем сделалось – впервые в жизни! Недаром у Зеппа с нашими были шуры-муры. Я знала, знала. Но радовалась из-за того, что нам достался мундиаль восемнадцатого года. Ох, Марьяна, где теперь взять идеалы? Хочется чего-то высокого, понимаете? Просто бегать и крыса может. Как я рада, что вы пришли, дорогая. С вами мне стало легче…
Да, моя метресса была немного смешна. Но именно такой я её и любила. Предчувствия не обманули, и Чарна усадила меня слушать «Венгерский танец» Брамса в исполнении Лианы Исакадзе. В результате я, потрясённая и онемевшая, долго сидела в кресле. Мучительно подбирала слова в своём скудном лексиконе, чтобы выразить впечатление. Кажется, первый раз за всю жизнь пожалела, что долго жила, как дикарка. Изъяснялась междометиями, жаргонными словечками и неприличными жестами. Показать сейчас Чарне большой палец я стеснялась, а обычные человеческие слова не шли с языка.
Вспоминала Инессу Шейхтдинову, которая умела хлестать фразами лучше всяких пощёчин. И понимала, что сама так никогда не смогу. И уж совсем невыносимо получится, если Чарна насмешливо скажет: «Всё в вас чудесно, Марианна, только бы манеры подтянуть…»
Но хозяйка квартиры ничего такого не сказала. Она уселась за древний рояль и своим низким голосом спела ноктюрн «Ночью, в узких улочках Риги слышу поступь гулких столетий…» Закрыв глаза, я представляла, как там «ночью умолкают все птицы, ночью фонари лишь искрятся».
Так было не только в Риге, но и здесь, в конце Кутузовского проспекта. Много раз доводилось проезжать этой дорогой в посёлок к дяде. И всё время я вспоминала о Чарне. Они кидалась на клавиатуру с размаху, драла широкие аккорды и надрывно кричала: «Жду тебя, жду тебя, жду я!» Мне казалось, что я тоже чего-то жду. Но плохо понимала, чего именно. И только когда вспомнила, как заходила сегодня в магазин и качала белую кроватку, поняла – я жду сына…
– А вот ещё одна история! – говорила между тем Чарна, жестикулируя и сверкая серьгами, перстнями, бусами. – Нынче встретила на Кутузовском одну знакомую. Она при Януковиче входила в украинский бомонд. Где-то под Донецком имела поместье, розы выращивала. А теперь все они здесь. Скупают дорогую недвижимость. И такие хоромы требуют, что трудно подобрать даже в центре! Тогда начали в области земельные участки к рукам прибирать. Замкадышей соблазняют разными посулами. Им ведь поближе к городу нужно дворцы свои построить. Вот они, несчастные беженцы, о которых сердце болит у русского человека! Им по щелчку пальцев туда доставляют всё – от егерей до девиц лёгкого поведения. А ведь замуж эта особа выходила за полуграмотного ханыгу, на которого в те годы все плевать хотели. А теперь по их милости мы должны затягивать пояса и терпеть плевки в лицо!..
Я глубоко дышала запахом молодой листвы и дождя – на улице опять шумел ливень. В открытую дверь балкона врывался влажный, как в Питере, ветер. Только там сейчас было светло, а здесь царила бархатная темнота. И охота Чарне думать о всякой мрази в такой пленительный вечер? Неужели не найти другой темы для беседы? Но, с другой стороны, я ведь сама хотела пожаловаться ей практически на то же самое. А потом решила, что не буду. Много чести этих ушлепкам.
– Милая Марианна, я не могу без слёз об этом говорить! Давайте лучше я вам по-испански спою песню Рафаэля «Влюблённые». Молодой женщине это должно быть очень близко. Это моя жизнь ушла непонятно на что. Суетилась, дёргалась, боролась за правду. А в итоге красные звёзды Кремля, за которые мы были готовы жизнь положить, Ельцин заменил на копии – из зелёного бутылочного стекла…
– Да неужели?! – испугалась я. – Когда?..
– Это аллегория, Марианна. Звёзды остались прежними, только кровь из них вытекла. Теперь её пытаются влить обратно. Но это всего лишь красная краска.
Щёки Чарны горели. Кудрявились медные волосы на морщинистом, взмокшем лбу. Наверное, у неё сейчас сильно подпрыгнуло давление. Нужно как-то успокоить моего препода, чтобы не случилось ничего плохого. После кончины Вячеслава Воронова я очень переживала за людей почтенного возраста. Если даже мне, молодой и здоровой, тяжко жить, но каково им?
Вот и Петренко уже начал ощущать первые «звоночки». В дополнение к почечным, у него появились и сердечные недомогания. События на Украине заставляли Геннадия Ивановича постоянно нервничать. Набитая крымскими родственниками его квартира постоянно жужжала, как летняя пасека. А тут ещё привязалась местная полиция, да ещё какие-то странные «дружинники». Увидев в украинских паспортах слова Ялта, Симферополь, Феодосия и Алупка, они всё поняли. И начали откровенно набиваться на мзду. Дядя, конечно, пока прикрывает своего бывшего начальника, но всё равно на психику это давит.
Больше всего Петренко боится, что выследят Дрона. И кто тогда будет руководить нашей группой? Однажды, когда я приехала на улицу Доблести, Геннадий Иванович лежал на диване. Фельдшерица из «неотложки» снимала ему электрокардиограмму. Значит, тот автомобиль с красным крестом, что стоял у парадного, приехал по вызову Гертруды Стефановны. Тогда всё обошлось, но я толком не спала несколько ночей. Понимала, чего боится генерал Петренко. Даже если его родных просто вышлют обратно, в Крыму им придётся очень туго. Ведь все они, кроме Дрона, выступали за сохранение полуострова в составе Украины. А потом и наш шеф пересмотрел свои взгляды.
– Ладно, Марианна, не будем больше ныть! – твёрдо сказала Чарна Моисеевна. – Тряхнув кудрями, она поднялась с круглой вертящейся табуретки. – Жалобами горю не поможешь. Вы недавно были в Греции, верно?
– В начале апреля. Уже давно.
– Разве это давно, дорогая моя? Вот лет пятьдесят назад – это давно. Потом поймёте. Знаете, говорят, что греческую настойку УЗО лучше всего закусывать осьминогом на гриле. Если мы с Паэруем доберёмся туда, грех не попробовать. Я слышала, что в Греции из-за кризиса сейчас всё очень дёшево. Не могли бы вы подсказать, где можно попробовать этого осьминога?..
29 мая (поздний вечер). Мы медленно шли к станции метро между огромными московскими домами. Разноцветные, прямо-таки новогодние огоньки окон светили нам и настраивали на позитив. Мы болтали, как подружки Чарна набросила макинтош поверх праздничного платья. Не сменила она и лодочки.
Я перед поездкой в гости выбрала в гардеробе сестёр пёстрое платье-чехол с круглым вырезом горловины. Другой, почти такой же, был на спине. К платью подобрала чёрные и белые жемчужные браслеты. Я затянулась в корсет, взяла у Евгении бежевый плащ. Несмотря на дневную теплынь, ночью стало прохладно. К тому же, часто шли даже не дожди, а настоящие ливни. И сейчас московское небо блестело, как чёрное зеркало.
– Вы ещё не бывали в Кубинке? – оживлённо интересовалась Чарна. – Там строится патриотический парк. Мы с мужем посетили его накануне Дня Победы. Поели солдатской каши, поучаствовали в аукционе. Там продавали ватники, кирзовые сапоги и полевые кухни. Ничего не купили, но зато я выиграла огромный букет роз.
