Тут я возблагодарила судьбу за то, что у меня совершенно чёрные глаза. А то бы зрачки расширились и выдали меня с потрохами. В остальном удалось сохранить самообладание – ведь к полиграфу меня не подключали.
– «Нелёгкое дело – закон защищать!» – вспомнил модную песню Металлург и выпил ещё рюмку ореховой настойки. Глаза его постепенно наливались кровью. – Если вы с Ольгой Озирской думаете трахом отделаться, то ошибаетесь. Это, конечно, тоже будет. Но после вам в одно место тротил набьют и взорвут к чёртовой матери! Будут потроха висеть на потолке. В том числе и твоего нерождённого ублюдка…
Я прекрасно понимала, что Металлург не врёт. Перед глазами поплыли лица свояков, Анатола, врача Дато, Платона Проценко. Диану с детьми и ребят я уже не успела увидеть. Подумала, что лучше умереть сейчас, не дожидаясь того, другого.
– Мы никого никогда не убивали! Это ложь. Мальчики просто заступились за нас на даче. И любой на их месте, если он мужик, так повёл бы себя… – Я была готова зубами грызть стену от бешенства и бессилия.
– Джентльмены, нечего сказать! – рассмеялся Металлург. – А вам плохо, леди? Вы так побледнели. Может, желаете глотнуть бренди? Или понюхать соли? В вашем положении такое бывает…
Мой мальчик словно почувствовал, что речь идёт о нём, и затрепыхался под сердцем. Начались такие сильные перебои, что я едва удерживала сознание. И материнский инстинкт на минуту заглушил во мне все остальные чувства.
– Что я должна сделать? – В этот момент мне было на всё наплевать.
– Вот, так-то оно лучше! Не надо нами гребовать. – Зубарев энергично потёр ладони. – Верно, мамочка! Потомство превыше всего. Что сделать? Рассказать всю правду. А уж за последствия не беспокойся. Те, кто всегда готов поплакать за врагов России, должны понести наказание. Этого требует высшая справедливость. У твоего дядюшки столько противников, что его мигом на британский флаг порвут. Он вёл себя осторожно много лет, но сейчас прокололся. Я, признаться, сам патриотом его считал. Тем более что происходит он из казаков, причём не бедных. И в девяностых заслужил хорошую репутацию. А сейчас, гляжу, завилял чего-то. Внешне курс одобряет, либерастов кроет, а сам куда-то глазом косит. А потом и черкесская родня у него обнаружилась в Сирии. Видно, напели о геноциде, когда ездил к ним – ещё до запрета…
Вот интересно! А я ничего такого от дяди не слышала. То ли Металлург врёт, то ли дядя не до конца мне доверяет. Или просто счёл, что такую попрыгунью-стрекозу, как я, это не зацепит.
– И что генералу нужно, казалось бы? – продолжал рассуждать Металлург, жуя.
Между делом им подали кофе. Нас, конечно же, не покормили. Даже не предложили воды. Особенно страдали дети – в первую очередь, от аромата свежих тостов с маслом. Я понимала, что это – очередная пытка. Диана испачканным платочком подбирала слюни с подбородков Кирюши и Ёлочки. Что до меня, то не хотелось вообще ничего – даже жить.
– В Сочи дом, в Питере. В Москве на Рублёвке кантуется. Там дворец от тестя остался. Тёщу схоронит – и заживёт. Кругом в шоколаде. А при либерастах в панельной «хрущёвке» гнил. Полный вывих мозга. С дуба можно убиться. Чистоплюй выискался! Европейские ценности ему подавай! Человек с двойным дном, блин. Хрен разберёшь, на кого работает. Интересов России не понимает – точно. Денежные потоки отслеживает, когда не надо. Давно ясно, что происходит в Донбассе. «Мировое сообщество» клешни свои сомкнуло. «Нацики» Новороссию душат реально. Сколько можно ходить по собственным штанинам? Наш долг – своих спасать. А вы все, гниды, не русские, что ли? Ждёте, когда отбуцкают там патриотов? «Рабов в рай не берут», – говорят ваши любимые пиндосы. Но мы рабами не будем никогда. Своих не кинем, пусть нас хоть всех на холод поставят. «Душу воскресшую не убьёшь!» – это уже Горький писал. Да, были когда-то «братки» – Металлург, Улан и прочие. Но теперь их нет, усекаете? Всё в грязном белье копаетесь. Не верите, что у нас душа есть. Где бы, наоборот, всем миром на укров навалиться, русских собрать под крыло!.. Ну, с Петренко ясно. Махровый бандеровец, хоть и с востока. Родню из Крыма выкинули за вредительство, и он «обратку» присылает. Его племяшом в Ялте давно «бабушка» интересуется. Не всё с ним, понимаешь ли, чисто. А вам-то какое дело до этого? Тебе, маруха, с шестом плясать негде было? И они!.. – Он указал на Влада с Михоном. – Видишь ли, на природе собрались! Отдохнуть захотели! Вот и отдОхнут теперь. А ты, Марьяна, кончай эту гимнастику для хвоста. Тебе надо отсюда как-то ноги выдирать. Кузен твой теперь только на корм псам и годится. Оставит не вдову и не невесту. А ты хороша топить за своего дядьку! И ты кончай фасон держать. Лучше подумай, пока ещё время есть. Сделаешь то, что я скажу, за всех грехи отмолишь. Да, с генерала погоны сорвут и сожрать заставят, как пленных укров на Донбассе. Ишь, с Талибаном спелся, с татарвой поганой! Тянет этих чернозадых друг к дружке, как магнитом. В итоге обоим больно будет. Грачёву – сейчас, а с Талибаном потом разберёмся. Обещал сидеть, как мышь под веником, а слова не сдержал. Я аж угорел, когда узнал про их свидание. И ты там была, Марьяна. Тогда мы троих своих ребят потеряли. Бандюки Талибана их в море скинули. Эй, Платон, принеси ещё шоколада со сливками! Завтрак без кофе, как жизнь без смерти. Так вот, гОвна, Родину надо чтить, как мать. Не гадить ей, не перечить. Или валить на Запад, к едрене фене. Как, будешь показания давать?
Пары ореховой настойки мешались с кофейными, из-за чего свояки впадали в экстаз. Лицо Улана стало теперь свекольным. Металлург, напротив, был бледен. Он нервно играл маленьким острым ножичком.
– Молчи! – вдруг прохрипел Михон с матраса.
Оказывается, он всё слышал. Мы вздрогнули. Зубарев лишь скривился, а вот Уланов окончательно слетел с катушек. Он вскочил, отшвырнул Анатола, подбежал к Михону. И несколько раз врезал ему ногой прямо на ране. Изо рта братишки хлынула кровь. Другое пятно быстро расплывалось на матрасе. А дальше я не ничего не помню – потеряла сознание. Даже не услышала, закричал ли Михон перед смертью. Успела только представить себе, как дядя про это узнает…
Меня окатили водой, и я очнулась. Сколько прошло времени, понять не могла. Дато сидел рядом со мной на корточках, щупал пульс. И я заметила, с какой ненавистью смотрел теперь врач на свояков. Но ничего им не сказал, только скрипнул зубами. Потом подошёл к Михону, взял его за руку.
– Мёртв, – глухо сказал Дато.
– Пусть пол помоют, – совершенно спокойно произнёс Металлург.
Немедленно прибежал охранник со шлангом, принялся смывать кровь. Глаза Влада буквально вываливались из орбит. Анатол немного ослабил гарроту. Я боялась, что тело братишки сейчас унесут, бросят собакам. И пыталась разглядеть его – в последний раз. Скорее всего, Михон скончался именно от удара, от болевого шока, а не от кровопотери. Заметила, что на восковое лицо братишки уже легли тени. Вероятно, его можно было спасти. Хотя какое это имеет значение? Кто-то погибнет раньше, кто-то позже. По крайней мере, Михон уже отмучился. Очень может быть, что мы скоро встретимся.
– Ишь, разговорчивая говяда! – Улан, выплеснув эмоции, почувствовал себя лучше. Но всё-таки его шатало от повышенного давления. Падая обратно в кресло, бородач едва не опрокинул себе на брюки чашку кофе.
