Я вытерла слёзы и взглянула на него снизу вверх – как нашкодившая собачонка. Дядя Сева ещё не сказал, разрешает ли мне завтра пройти по центру Москвы в скорбной колонне. Значит, пока не решил. А если запретит уезжать из посёлка, я уже ничего не смогу придумать. Тогда пойдёт один Влад, а потом всё мне расскажет. Он только что закончил очень сложное дело. Как раз на Масленицу, когда я гуляла с «папиком» и другими «клофелинщиками» в «Президент-отеле» у Финского залива.
Брагину удалось выйти в Москве на след «питерского бомбиста» – учителя гимназии-интерната. Тот делал бомбы по руководствам из Сети и взрывал банкоматы. На допросе сказал, что хотел угодить молодой жене, купить ей шубу и дорогие украшения. А сам – интеллигент в очках, настоящий «ботаник». На фиг никогда не подумаешь!..
«Бомбиста» долго пришлось пасти. Влад буквально водил его на верёвочке, провоцировал на откровенность. Даже облучал свои глаза светом специальных фонарей – чтобы лучше видеть в темноте. Сопровождал «клиента» от дома на Стрельбищенском переулке до гаражей на окраине города, лазил по канавам и по свалкам. Никак иначе было не обнаружить тайник с «адской машинкой» и ядрёной смесью для изготовления других бомб.
Потом жена учителя сказала, что никаких подарков не просила. И вообще, действовал муж не один. Добычу сдавал в какую-то группировку неясного окраса. По предварительным подсчётам, они спёрли уже семь миллионов рублей, которые до сих пор нигде не всплыли.
Обыск на квартире супруги-москвички действительно ничего не дал. «Препода» долго не могли обнаружить. Влад вычислил его в Сети. Слишком уж настырно тот интересовался способами производства взрывчатки.
А VIP-персоны мощно гуляли. Всю неделю – в ресторане и на пляже, под снегом и дождём – лезли ложками в серебряные судки с красной и чёрной икрой. Макали туда блины – гречневые, мещанские, «кружевные». На длинных столах стояли батареи бутылок с вином и водкой, блюда с рыбными деликатесами и дичью. Колобки, ватрушки, калачи расхватывали на закуску немытыми руками. Падали на песок, поднимались; с визгом и гиканьем кружились вокруг горящего чучела. Все хохотали до икоты, широко раскрыв рты, сверкая вставными зубами, брызгая во все стороны слюной.
Многие гости были в масках, в расписных платках и овечьих полушубках. Я кружилась в хороводе, и за мной летела красная с золотом городецкая шаль. Она то и дело вздувалась парусом под порывистым ветром с залива. «Папик», вернувшись из Эквадора, решил соригинальничать и отправил своего водителя за «авторской» шалью. А потом два дня переживал – а вдруг подарок мне не понравится?
Я же презентовала ему старичка работы варнавинских косторезов. Кстати, тоже опасалась непредсказуемой реакции. Рахмон мог подумать, что я намекаю на его возраст, нагулявшись во время разлуки. На самом же деле другого варианта не было – тем более, из лосиных рогов. Но всё обошлось. То ли «папик» ничего не понял, то ли сумел быстро проглотить горькую пилюлю.
Я старалась пока не вспоминать бабушку Галю – в коляске, под дождём, среди воздушных шариков. У них в интернате Масленицу сжигали на два дня раньше, в «Тёщины вечерки», потому что персонал торопился на выходные.
На берегу залива прыгал Петрушка в размазанном гриме. Кто-то пытался бегать в мешках. При каждом удобном случае ВИПы целовались, просили друг у друга прощения, крестились, кланялись в пояс. И отнимали у официантов блины, которые, согласно традиции, полагалось бросить в костёр.
Я ещё не пришла в себя после субботы, «Золовкиных посиделок». Мы с Кристиной вместо того, чтобы простить друг друга, в очередной раз разругались. Невестке показалось, что я брезгую её блинами, зажравшись в богатых ресторанах. А я просто хотела спать – после работы в ночном клубе, гулянок на побережье и визита в интернат. Бабушка жила в «Милосердии» – корпусе для лежачих.
Вдалеке, на льду, чёрными точками маячили рыбаки, которых в любой момент могло отрезать от берега. И наши мужики собирались кататься на снегоходах. Позабыли спьяну о том, какая тёплая была зима, и что весна уже не за горами. Люди окончательно превратились в животных за эти несколько дней, чтобы потом опять затянуть себя в корсет респектабельности.
– Марьяна, послушай меня внимательно, – после продолжительного молчания заговорил дядя. – Зря ты, конечно, сор из избы вынесла. Да ладно, проехали. Глянь на меня, девочка, соберись с мыслями. Некогда тебе сейчас горевать, понимаешь? Возьми себя в руки – потом поплачешь. Мне и самому тошно. Стреляют и стреляют, гады, а мы ничего сделать не можем, как ни стараемся. В России две беды – дураки и очень умные. Конечно, правда восторжествует, но только потом. Так сказал драматург Володин. А пока придётся попотеть…
Дядя был великолепен в своём костюме из ателье «Сартр», что на набережной Робеспьера. Сорочки ему шили тоже там – по индивидуальной мерке. Фигура у генерала, которому без малого пятьдесят четыре, почти как у студента Михона. На лицо они очень похожи. Только у дяди глаза продолговатые, а у его сыночка – огромные, с тяжёлыми веками. Говорят, что такие были у Лилии. Михон тоже прибился к этому ателье – часто приходится бывать в свете.
Раньше-то вся их семья одевалась за границей – благо, возможности позволяли. Предпочитали английский стиль – не зря Вячеслав Воронов долго работал там под дипломатическим прикрытием. Но теперь связываться с Западом – не комильфо. Пришлось сменить портных. Правда, фабрика «Сартра» расположена в Португалии, а ткань для костюмов – итальянская или та же английская. Но считается, что Всеволод Михайлович Грачёв с семейством одеваются в России.
Евгения, дочери Инга и Карина, в классических брючных костюмах – тоже отличного качества. В этом доме юбку носит только тёща – в силу возраста и привычек. Конечно, на выезд имеются вечерние платья от лучших кутюрье – предмет зависти рублёвских модниц.
– Ты ведь понимаешь, Марьяна, – мы все по тонкой дощечке ходим над пропастью. По сути, нарушаем закон, чтобы преступники получали по заслугам. Хотя бы время от времени люди должны видеть, что добро побеждает. Иначе нельзя – жить не захочется. И сегодня нам нужно решить особенно много вопросов. Богдан обиделся, что я его с группы снимаю. Он – штатный сотрудник МВД. Не всегда имеет свободное время. Помогать, прикрывать может, но на группу нужен другой командир, формально не причастный к полиции. И тут ошибиться никак нельзя. Есть у нас кандидатура. Геннадий Иванович Петренко за неё ручается. Я его чутью и опыту доверяю. Так ведь не семь раз отмерить нужно, а семьдесят. Если раскроют нас, не один я сяду. Вам всем мало не покажется, и тому мужику тоже. Он – опытный опер, тёртый калач. И возрастом старше Богдана. Давно на «земле» работает, и сыск знает со всех сторон. Репутация у него хорошая. Судя по всему, положиться можно. Будь он с гнильцой, не пришлось бы сейчас работу искать. Мог приспособиться, да нагнуться не захотел.
– Я понимаю всё, дядя Сева. Буду работать, с кем прикажешь. И через меня уж точно не потечёт. Богдану, конечно, трудно в двух местах пахать. Он всегда боялся, что из-за него на «Семью» выйдут. У врагов ведь тоже в полиции «кроты» есть. А Михон останется у нас?
