– Неужели сбежал?! – Дядя вздрогнул и повернулся ко мне. – Вот ещё хвороба! Ты ведь, вроде, с его любовницей подружилась. Это – последыш Аргента недобитый. Жаль, что его вместе с паханом тогда в аварии не заделали…
– Того Аргента, который Андрея Озирского из страны выдавил? – заинтересовался Петренко. – Я ведь теперь в отставке, нынешних дел не знаю. Марьяна, ты не под подозрением у них?
– Кто его знает! – Мне, что странно, было почти всё равно. Ну, разве немного вспотели ладони. – Между прочим, именно этот тип прозвал меня Шумахером. Мы вместе на ралли гоняли.
– Вот я о нём и говорю, – снова подал голос Старик. – В куски ведь людей рубили – томагавками, мачете, боевыми ножами. На большую дорогу выходили, как в старину – с кистенями и с кастетами. Про «огнестрел» молчу – клеевую коллекцию изъяли. Там было всё – от охотничьих ружей до снайперских винтовок. Самое главное, что менты всё это крышевали, а теперь помогли бежать главарю. И чем объясняют своё поведение? Мол, порядочных людей банда не трогала. Мочили наркоматов, сутенёров, мигрантов, иностранцев. Последнее особенно умиляет. Прямо народные мстители какие-то, «синие» партизаны. А у пахана вилла на острове Барбадос – с пятью спальнями и личным пляжем! И это для страны – не позор? Идеал полевой мыши, общества потребления. Большая нора и много зерна! Всем тепло, все довольны. А кто не доволен, тот враг. Любому приятно, когда его по шёрстке гладят. И расправляться с оппонентами любым способом – уже вполне допустимо. А чего стесняться-то? В нашем деле раньше помогала хитрость, но не подлость. Тот, кто нападает ночью на улице, трус по определению. Их можно понять. Чем подлее ты дерёшься, тем больше шансов на победу. И это называется любовью к Родине! Уж простите, что заговорился. Припекло! Всё это оскорбляет память моей матери, да и отчима тоже. Я никогда не рассказывал, как она погибла?
Старик налил себе воды из бутылки в хрустальный стакан, выпил.
– Нет, кажется, никогда, – подтвердил дядя. – Знаем только, что она была в партизанах…
– Весной сорок четвёртого, за три месяца до освобождения, в одну деревню под Ельском приехали каратели. Как обычно, мстить за помощь партизанам. Загнали людей в сарай, подожгли хаты. Облили бензином стены сарая – вот-вот запалят. А тут как раз группа из леса пришла – восемь человек. Моя мать была среди них. Поняли всё сразу и решили вступить в бой. А ведь могли просто скрыться – их никто не заметил. Пока одни прикрывали огнём товарищей, другие прорывались к сараю. И ведь открыли ворота! Люди побежали во все стороны. Каратели растерялись – не ожидали атаки. Решили, что весь отряд здесь. Конечно, многих перебили, но основная часть жителей ушла в лес. Партизаны погибли все до одного. Мать моя отстреливалась до последнего патрона. Берегла одну гранату, на которой потом и подорвалась – вместе с врагами. Нам об этом деревенские рассказали, Те, что сумели спастись.
– Потрясающе! – выдохнул Петренко. – Что же вы раньше-то молчали?..
– Да трудно мне говорить про такое. Но сегодня понял – надо. Гершель Ерухимович сотни раненых выходил в лесу Мозырь – он очень старый городок, почти одного возраста с Москвой. Вроде бы, тоже детище Юрия Долгорукого. Но вот застыл в развитии, поди ж ты! Так и живёт одной ногой в прекрасной старине. В пуще, во время войны, лекарств часто не было, и Гершель варил травы. Вместо ваты использовал мох. Весь партизанский край пользовался его рецептами. А край был большой. От Невеля до Верхнедвинска и Краславы на западе, от Полоцка на юге до Идрицы и Себежа на севере. Для меня мать с Гершелем – патриоты, хоть и не толкали никаких речей. Когда мать погибла, мне семь лет было. Яшке – пять, Аркашке – три. Он сорок первого года рождения. А мать в тылу осталась, представляете? Нас отправили в Ярославль, в интернат. Потом отчим забрал. Братьям-то он был родным отцом. Так потом и не женился. Ради Зои в партизаны пошёл. И, сами понимаете, рисковал больше всех при этом. Холокост никто не отменял. Настоящий ас был – презервативы делал из бараньих кишок. Аборты были запрещены, а людям жить как-то надо. Вроде, был из ортодоксальной семьи, а полюбил рыбинскую комсомолку в красном платочке. Зоя Лосева была шестнадцатого года. Круглая сирота – родители от тифа умерли в Гражданскую. Воспитывала девчонку родная тётка по фамилии Потрясова…
Кажется, впервые в жизни Старик не ёрничал и не троллил. Раньше-то он и по матери своей проезжался. Говорил, например, как она познакомилась с отчимом. Зашла к нему в аптеку и со слезами попросила устроить ей выкидыш. А шёл уже пятый месяц – куда там! Забеременела в Рыбинске от комсомольского вожака. А Гершель, то есть Григорий, не только аборт не устроил, так ещё и женился на Зое! Когда родился сын, записал на себя.
Первая жена фармацевта, Малка, умерла бездетной, несмотря на хупу, долгое знакомство и сватовство. А вот Зою Гершель отвёл в ЗАГС через три дня – чтобы не наделала глупостей с горя.
– Гершель ведь на харем нарвался – за то, что на матери моей женился, – пояснил тогда Старик. – Это иудейское проклятие. Жизнь после войны у него так и не заладилась. Или сразу судьба была такая? Ведь от неё всё зависит в жизни, а не от таланта. Мой отчим на скрипке играл, пел хорошо. Особенно мне нравилась песенка «Бей полицай!» – на идиш. Там говорится о рабочей забастовке. Я, когда ещё выпивал, в компаниях часто исполнял её целиком. Кроме того, Гершель пел «Болотных солдат» – уже по-немецки. Выступал на летней эстраде, в сопровождении местной знаменитости – пианистки Великопольской.
Геннадий долго считал Гершеля своим отцом. Удивлялся только, что родители были невысокие, а он – как каланча. Правду старик рассказал ему в больнице, перед роковой операцией на кишечнике. И поручил Геннадия заботам того самого вожака, который успел сделать совершенно фантастическую карьеру.
Мужчины говорили о своём, а я отдыхала. Вспоминала, как мы гоняли по уральским дорогам на «Порше Каррера» – с тем самым бандитом-Потрошителем и его подружкой. Я была в «золотом» бикини, она – в «серебряном». Таким образом «тёлка» отдавала долг уважения покойному Аргенту. Её бой-френд соизволил натянуть только плавки, украшенные мелкими кристаллами Сваровски.
В таком виде мы попеременно садились за руль «Порше». Разумеется, после бухла. А гаишники ничего – только смеялись по-доброму. Больше им всё равно ничего не оставалось. Аргент всем внушал такой ужас, что его «братков» не трогали и после гибели «авторитета». Ведь как плюёт первый верблюд, так потом плюётся и всё стадо.
Между делом я отмечала, что Петренко очень похож на Кристофа Вальца. Инга и Карина недавно посмотрели фильм «Несносные боссы-2» с его участием. И теперь взахлёб восторгались, бросая восхищённые взоры на Геннадия Второго – так его называли в нашей компании.
Со стороны мы, наверное, казались мирной буржуазной компанией, собравшейся за субботним обедом. Нам ещё предстояло вернуться в столовую, куда подадут десерт – свежую ежевику, фруктовый салат, мороженое разных сортов. Сейчас же перед каждым стояла чашка кофе – в зависимости от предпочтений. Я, как всегда, заказала «Эспрессо».
Грачёвы предпочитали питерскую кухню, хоть и находились в Москве. Я перепутала все эти блюда от императоров и князей. Помню только, что большие котлеты, которые подавали сегодня, любил Пушкин. Во время прежних визитов я попробовала кашу по-гурьевски, царские блины и варенье из белого крыжовника. Летом подавали ботвинью со сметаной и раковыми шейками.
