Но стычка получилась скоротечной, и если бы не навыки разведчика, сейчас бы Андрей лежал у подъезда барака, а не каратель.
Из ушей как будто вату вытащили, донесся женский истошный крик:
– Убили!
И сразу силы покинули. Уселся на бордюрный камень. Люди боялись подходить.
Лишь через несколько минут распахнулось окно, осторожно высунулся дедушка.
– Чего стреляли?
– Дед, позвони в милицию, пусть приедут.
– Телефона в доме нет ни у кого.
– Пошли кого-нибудь.
Через несколько минут из соседнего подъезда вышла тетка с авоськой, нерешительно подошла.
– Молодой человек, у вас рука в крови.
Андрей повернул голову. Рукав куртки и рубашки прорезан, окровавлен. Кровь текла из руки вниз и капала из-под манжеты на землю. Сильный удар ножом, не каждый так сможет.
– Вас перевязать надо.
– Перевяжите. И позвоните в милицию. Я из уголовного розыска.
Слабость навалилась, в ушах звон. Тетка сердобольная вернулась в подъезд, вышла с бинтом в руках. Она помогла стянуть с руки одежду.
– Ой, рана глубокая.
Андрей посмотрел сам. Такую шить надо, бинтом не обойдешься. Но хотя бы кровь остановить.
Женщина умело перебинтовала руку.
– Вам в больницу надо.
– Опергруппу дождусь, потом поеду.
Через четверть часа показался мотоцикл Феклистова, за ним милицейский фургон. В райотделе это была единственная машина, латаная-штопаная. Феклистов подскочил к Андрею.
– Жив?
– Руку задел.
Феклистов повернулся к убитому:
– Гурин?
– Он самый.
– А ты как здесь оказался? Ты же на вокзал пошел.
– Этого увидел. Как назло, ни постового, никого из наших. Решил проследить, не упустить. Эта сука с ножом напала.
– Большое дело сделал. Надо срочно в госбезопасность телефонировать, это их контингент.
Подошли подъехавшие милиционеры. Феклистов распорядился:
– Оцепить, никого не подпускать. Я Фролова в больницу отвезу, а к месту происшествия госбезопасность подъедет.
Андрей поднялся, его пошатывало от кровопотери. Феклистов забрал пистолет Андрея, подхватил под локоть правой руки, помог сесть в коляску.
– Пистолет в больнице тебе ни к чему, только тяжесть таскать. Думаю, несколько дней в больнице полежать придется. Больно ты бледен.
Андрею в самом деле было худо. До приезда милиции еще держался силой воли, а сейчас как-то ослаб. Феклистов ехал осторожно, объезжая ямки, хотя обычно гонял. И пока хирург зашивал рану, перевязывал, не уходил.
– Здорово он тебя полоснул.
– Если бы руку не подставил…
– Пошел я. А ты молодец. Лучше было бы живым взять, пусть и раненым. Но это задача не для одного. Молодец, Стрелок! Я в ГБ помчался. Будет сюрприз для Владимира Васильевича. А ты поправляйся, я обязательно попозже заеду.
Андрея на койку уложили, раздев. Он закрыл глаза на минуточку и вырубился. Надо же, на фронте ранен был и до своих добирался, а здесь расклеился.
Пришел в себя от присутствия чужого рядом. Открыл глаза – лейтенант-гэбэшник и Феклистов.
– Говорить можешь? – спросил лейтенант.
– Могу.
– Ты как и где на него вышел?
– На привокзальной площади увидел. Он на электричке из Москвы приехал. Я за ним следом пошел.
– Неаккуратно, под нож подставился.
Феклистов головой возмущенно покрутил:
– Лейтенант, а ты бы смог в одиночку карателя этого взять? Да у него руки не по локоть, а по шею в крови.
– Ладно, мир. Ты действительно большое дело сделал. Даже если бы живым предателя взял, все равно к расстрелу приговорили. Желаю скорейшего выздоровления!
И ушел. Феклистов на соседнюю койку пустую присел, вытащил из кармана куртки шоколадку.
– Говорят, при кровопотере помогает хорошо.
– Спасибо, не стоило беспокоиться.
– Как это не стоило? Еще Суворов говорил, что командир для солдата – отец, а не только воинский начальник.
Честно говоря, такого отношения со стороны Феклистова Андрей не ожидал. Он служит под его началом месяц с небольшим, еще подружиться, узнать толком друг друга не успели.
А Николай шоколадку где-то раздобыл. Не было их в свободной продаже, редкость. Все же приятно, когда товарища в беде не оставляют.
– Хочешь одну штуку покажу?
В палату вошла медсестра.
– Говорили – на пять минут. А уже четверть часа. Ему отдыхать надо.
– Ухожу, ухожу.
Николай поднялся, достал из кармана половинку пятидесятирублевки.
– Вторая половина! Я уже в УГРО был, прикладывал. Сходятся!
– Вот к кому на встречу с золотишком Никандров шел.
– Точно! Теперь дело Болотникова – помнишь, на кладбище? – закрывать можно и нападение на постового. А еще гэбэшники свое розыскное дело закроют в связи со смертью разыскиваемого. Одни плюсы! Выздоравливай.
Феклистов ушел. Андрей припал к кружке с водой, очень хотелось пить. Утолив жажду, откинулся на подушку и уснул. Сказывалось нервное напряжение последних недель. А проснувшись, увидел на тумбочке рядом с кроватью несколько апельсинов. Редкость большая. Кто бы мог принести? Спросил вошедшую медсестру.
– К вам же приходили двое посетителей, вот один из них!
– Который?
Андрей о Феклистове подумал.
– В форме, строгий такой.
Удивлению Андрея не было границ. Неужто гэбэшник? Больше посетителей в форме не было. Раз так – после выздоровления надо зайти, поблагодарить человека.
– На словах что-нибудь передал?
– Сказал – витамины вам нужны.
– Угощайтесь.
– Что вы! Вам самому надо.
– Дети есть?
– Девочка.
– Вот ее угостишь.
Медсестра поколебалась, но искушение было велико, взяла один, сунула в карман.
– Спасибо.
– Девочке привет!
Апельсины появились в Москве перед Новым годом, а в Балашихе Андрей их не видел ни разу. Взял один, понюхал. Сразу детские воспоминания нахлынули. Мать, отец и он, все еще рядом, когда все были живы и войны в помине не было. Сентиментальным себя не считал, а сейчас слезы на глазах выступили.
Сколько жизней проклятая война унесла, сколько судеб поломала, скольких сиротами, калеками оставила! Да и сам он изменился. До войны мечтательным юношей был, а пошел на фронт, за считаные месяцы мечты и иллюзии ушли. Внешне слегка повзрослел, а внутри, особенно после разведки, совсем другой человек. Жесткий, беспощадный. А как романтиком остаться, если выживать приходилось под бомбами и снарядами, когда в рейдах глотки ножом резал немцам? Не все немцы по желанию в армию пошли, не все пытали, жгли.
