Ясно стало, что директор в этих вопросах большой дока.
– Спасибо, вы меня выручили. Сколько я должен?
– Ровно пятьдесят рублей.
Андрей отсчитал деньги. Коробку во внутренний карман куртки уложил. Одной проблемой меньше. Конечно, женщинам нравятся цветы в подарок, сладости, милые безделушки. Но Андрей был прагматиком, жизнь научила. Сейчас зима, цветы померзнут на морозе, пока донесешь. Сладости съедятся, да и не факт, что Мария их ест, даже если нравится, потому как молодые девушки фигуру берегут. А брошь – в самый раз. И не массивная, что больше зрелой женщине пойдет, а изящная, девушке молоденькой к лицу.
В круговерти ежедневной пятница подошла. Если бы Феклистов не напомнил, забыл.
– Ты чего не при параде?
– Ой! Запамятовал.
– В обеденный перерыв в общежитие беги. Форму надень, да чтобы сапоги блестели. Отдел наш отметят, надо, чтобы мы с тобой выглядели соответственно. Да, после семнадцати неофициальная часть. Духовой оркестр, танцы. Зазноба-то твоя приедет?
– Обещала.
Николай хихикнул.
– Обещанного три года ждут. После торжественного собрания мог бы и сам за ней сбегать. И девушке приятно, и польза.
– Какая?
– Ох и дурень ты, Андрей! Как только ты опером работаешь? Тебе бы в дворники. Не знаешь женской психологии. К слабому полу с подходом надо.
В обеденный перерыв в общежитие побежал. Форма чистая, отглажена, свежий воротничок подшит. Подумав немного, награды на китель нацепил. Не для хвастовства – показать, на войне не в тылах отсиживался, свой вклад, пусть и небольшой, в Победу внес. Когда в отдел вернулся, шинель форменную снял, Николай вокруг него прошелся.
– Орденоносец в отделе есть, это хорошо. Пусть другие службы завидуют. У нас во всей районной милиции таких трое.
Торжества были приурочены к дню рождения вождя. Некоторая странность была в датах. Иосиф Виссарионович по метрикам родился 18 декабря 1878 года, но официальной датой считалось 21 декабря 1879 года. Праздник считался едва ли не главнейшим. К юбилею генералиссимуса трудящиеся совершали подвиги на рабочих местах, выдавая по две-три нормы.
– Время, неудобно опаздывать, пошли, – поднялся со стула Николай.
Он тоже был в форме, но похвастать наградами не мог. Вошли в кабинет начальника, он был велик, все совещания проходили здесь. Штат сотрудников был невелик. На Андрея сразу внимание обратили, зашушукались. Опер таких собраний не любил, пустое времяпрепровождение. Но от коллектива отрываться нельзя, да и парторг расценит неправильно.
Сначала начальник долго перечислял успехи, засыпал цифрами раскрываемости преступлений, привел несколько примеров, упомянув уголовный розыск. Затем слово взял парторг. Долго, витиевато и ни о чем.
Андрей на часы поглядывал. Мария уже приехать из Москвы должна. Небось, прихорашивается.
Когда торжественная часть закончилась, парторг объявил перерыв.
– А потом будут танцы под духовой оркестр пожарной охраны.
Оркестров в городе было два. Один – пожарников, а второй из пенсионеров и инвалидов, играющих на похоронах и нещадно фальшививших.
Андрей набросил шапку, шинель, почти бегом помчался к дому Марии. А девушка уже из дома вышла, столкнулись у калитки.
– Ой, как тебе форма идет, Андрей!
Он поцеловал ее в щеку.
– Поторопимся, а то танцы начнутся.
Андрей в кабинет уголовного розыска ее провел, помог одежду снять. Когда сам шинель сбросил, Мария взвизгнула:
– Это твои? – И дотронулась пальцами до наград.
– Нет, взял из музея поносить, – отшутился Андрей.
– Вечно у тебя шуточки!
А снизу, с первого этажа уже оркестр гремел.
Слитно, сплоченно – Марш советских авиаторов.
– Все выше и выше, стремим мы полет наших птиц, – запела Мария.
– И в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ! – подхватил Андрей. – Бежим.
Танцевали долго. Вальс сменялся буржуазным танго. Андрей танцевал плохо: когда учиться было?
Мария пожаловалась после:
– Ты мне все ноги оттоптал, медведь!
– А ты научи.
– Как же я научу, когда мы видимся редко? Даже не каждую неделю.
– Служба такая. Преступники жизнь людям портят. Кто-то же должен их арестовывать!
Потом, когда все расходиться начали, Андрей проводил ее до дома. Шли не спеша. Погода прямо предновогодняя. Легкий мороз без ветра, тихо снежинки падают. У дома Андрей обнял девушку, поцеловал в губы. Поцелуй затянулся. Когда оторвался от сладких губ, Мария засмеялась:
– Орденоносец! Я думала – ты никогда не отважишься!
– Обидеть боялся, – сконфузился опер.
– Мне домой пора. Мама заждалась, да и на учебу завтра.
– А мне на службу. До Нового года считаные дни. Надо встретиться обязательно.
– Новый год – праздник семейный, домашний. Приходи к нам, мама рада будет, пирожков напечет.
– Так мама рада будет или ты?
– Не придирайся к словам.
Мария крутнулась на одной ноге, юркнула за калитку. Андрей подождал, пока она в дом зайдет, побежал в общежитие. Ноги в сапогах мерзли на снегу. Завтра суббота, отработает день – и выходной. Выспаться можно, с Марией погулять. Уснул с улыбкой.
Утром в отделе Николай носом потянул.
– Да не пил я, не пил.
– А чего такой довольный?
– Вечер удался, потанцевали всласть.
Отдохнуть ни сегодня, ни завтра не удалось.
Уже через час затрезвонил телефон. Николай снял трубку.
– Угро, Феклистов у аппарата. Да, понял, выезжаем. Эксперт пусть выходит.
Трубку на телефон бросил.
– Едем. Инкассаторов у сберкассы убили.
Андрею собраться – только куртку надеть. Через минуту уже у дежурного были. Тут же Григорий с чемоданчиком отирался. Вид помятый слегка, видно – перебрал немного вчера. Уселись на мотоцикл. Григорий с чемоданчиком в коляске. На ходу продувало изрядно, зима все же. Повернули на Советскую. У сберкассы народ толпился. Постовой милиционер любопытных разгонял.
– Расходитесь, граждане!
Отходили немного дальше, но не уходили. Николай поморщился. Все следы затопчут. Он повернулся к зевакам:
– Граждане, кто свидетель? Вы!
– Нет, нет, меня тут не было.
Толпа быстро рассосалась. Свидетелем быть никто не пошел. Опера подошли к сберкассе. На мостовой стояла инкассаторская машина. Дверца со стороны водителя открыта, сам он убит, головой и грудью на рулевом колесе лежит.
