Улыбка Алексея стала шире.
– Госструктуры не справляются, у них недостаточное финансирование, не очень современное оборудование и скученность в отделениях. У нас другая картина. И обследование недорогое – господину Шумакову, например, выставили счет всего-то на пять тысяч рублей. Учтите, ему провели множество анализов, его исследовали на томографе и покормили обедом.
– Наверное, вы не в курсе, сколько в нашей стране получают пенсионеры, – вздохнула я, – для них названная вами сумма огромна.
– Стоит ли нам сейчас переходить на социальные темы? – проворковал Алексей.
Мне вдруг стало жарко, потом холодно, по спине потек пот, глаза наполнились слезами, и я выпалила:
– Ну почему мне так не везет с самого детства!
На лице Алексея появилось выражение бескрайнего изумления. Я попыталась побороть желание зарыдать, но не смогла справиться с плачем.
Дальнейшее я помню плохо. Словно из ниоткуда материализовался Юра в смешной зеленой пижаме. Шумаков обнял меня, что-то спросил. Я видела, как шевелятся его губы, но не слышала ни звука. Затем комната неожиданно закачалась, пол стремительно ушел из-под ног, стены завертелись, и погас свет.
– Вилка, ты как? – долетели до меня слова, как сквозь вату.
– Хорошо, – ответила я и открыла глаза.
Первый, на кого упал взгляд, был Юрасик.
– Ну и напугала ты нас! – выдохнул он.
– Подобное случалось с вами ранее? – деловито осведомился Алексей, который стоял с другой стороны кровати.
Я села.
– Ничего не помню. Кто принес меня в палату?
– Ты начала размахивать кулаками, – проигнорировав мой вопрос, сказал Шумаков, – говорить странные вещи.
– Я попросил устроить вас в лучшей палате, – влез со своим замечанием Алексей. – Вы беременны?
– Нет, – решительно ответила я. – А почему вы интересуетесь?
– В процессе вынашивания ребенка у будущей матери изменяется гормональный фон, – пустился в пояснения доктор. – Женщина становится излишне эмоционально возбудима, плаксива и истерична. Аналогичная ситуация случается с подростками и с дамами в климактерический период.
Я легла, натянула одеяло повыше и старательно закуталась в него.
– Давно забыла о тинейджерских проблемах, а до климакса мне еще далеко, и я не жду ребенка.
– Принимаете лекарства? – не отставал Алексей. – Противозачаточные пилюли? Медикаменты по жизненным показаниям?
Я поежилась.
– Иногда от головной боли цитрамон. Могу выпить аспирин. Очень редко, может, раз в год, – валокордин.
– Невинное лекарство, – задумчиво протянул Алесей. – Вам холодно?
– Слегка знобит, – призналась я.
Дверь в палату приоткрылась, появилась симпатичная медсестра.
– Алексей Николаевич, анализы готовы.
Врач пошел к выходу.
– Сейчас посмотрю на результаты и сообразим, что с вами, – пообещал он.
Мы с Юрой остались вдвоем. Шумаков кашлянул и неожиданно произнес:
– Вилка, я тебя люблю.
Меня охватило беспокойство.
– Доктор о чем-то умолчал? Я умираю?
Юра замахал руками.
– Нет, конечно! Почему ты спросила?
– Ты решился признаться в своих чувствах, – с подозрением пояснила я.
Шумаков поджал губы.
– Я часто говорю тебе хорошие слова.
– Нет. Может, хочешь сказать, но вслух не произносишь, – не согласилась я.
– Я стараюсь доставлять тебе радость, – продолжал Юра, – иногда покупаю цветы, детективы. Хм, смешно, ты ведь сама себе все это приобрести можешь… Еще картошку жарю на ужин. Не часто, но готовлю! Извини, больше я ничего не умею.
– Картошка у тебя замечательная получается, – облизнулась я. – Знаки внимания тоже очень приятны, но вот слов «люблю тебя» я практически не слышу.
– Зачем они? – пожал плечами Юра. – Неужели ты сомневаешься в моих чувствах?
Я протянула к нему руку:
– Нет, но хочется послушать.
Шумаков почесал в затылке.
– Ну, ладно. Правда, на мой взгляд, глупо талдычить про амуры, но, если тебе так надо, я постараюсь.
Я откинула одеяло.
– Еще, пожалуйста, говори мне побольше комплиментов. Слова «Вилка, ты самая красивая, умная, талантливая, великая писательница всех времен и народов» подействуют на меня лучше любых конфет. Сразу скажу: знаю, что они неправда, но это не имеет значения.
– Ты обиделась, что я попросил тебя не лезть в дело Кирилловой? – грустно спросил Юрасик.
– Кто тебе сказал? – удивилась я.
– Ты сама, – вздохнул Шумаков. – Рыдала и жаловалась на жизнь, расстраивалась, что я тебе нагрубил, переживала из-за несчастливого детства, сравнила меня с долдоном Куприным. Я ощутил себя редкостным скотом, помесью альфонса с гиеной.
Я обняла Юрасика.
– Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша… Это про меня. Я подцепила какой-то вирус. Ты лучший!
– Да уж, – покачал головой Юра, – просто бобр в норковой шубе.
Мне стало смешно.
– Зачем бобру манто из норки?
– Для красоты и статуса, – хмыкнул Шумаков. – А вообще не очень я хороший кадр. Ты заслуживаешь богатого и знаменитого.
– Упаси бог! – подскочила я. – На свете есть один замечательный мужчина, и он принадлежит мне.
– А теперь вам жарко, – заметил Алексей, возвращаясь и оглядывая меня.
– Наверное, температура поднимается, – предположила я. – Подцепила грипп.
– Нет, – не согласился врач, – вас угостили интересным коктейлем из нескольких препаратов.
Глава 24
– Чего? – вздрогнул Юра.
– Кто угостил? – в свою очередь спросила я.
Алексей сел в кресло.
– В крови у вас обнаружилось высокое содержание лекарств. Журналисты любят щеголять в статьях словами «сыворотка правды». На самом деле единого препарата, который лишает вас воли и заставляет честно отвечать на вопросы, не существует. Или, может, я не владею точной информацией, и в арсенале спецслужб он, вероятно, и есть. Но врач или опытный провизор может составить коктейль, который превратит человека в психопата-истерика либо в покорное существо.
– Зачем? – не понял Шумаков.
– Явно не для лечебных целей, – сказал Алексей. – Дестабилизированной личностью легко управлять. В особенности женщиной. Я подозреваю, что те, кто отправляет смертников взрывать себя в людных местах, кормят камикадзе подобными препаратами. Не зря среди воинов Аллаха большинство женщин. Они более эмоциональны и зависимы от гормонов. Но вернемся к нашему случаю. Виола, ваши временные изменения настроения и поведения вызваны большой химией.
