– Да, – сказал наконец Галлахер. – Могли. – Лицо у него стало совсем белым.
– Именно такие симптомы? – не отступал сыщик.
– Ну… – Доктор колебался, и лицо стало совсем несчастным. – Да… я не могу считаться экспертом в этой области, но иногда случается видеть деревенских ребятишек, запихавших себе в рот листья тиса. И женщины, как известно, – он замолчал на мгновение и затем грустно продолжил: – Используют их, пытаясь вызвать выкидыш. В соседней деревне примерно восемь лет назад от этого умерла молодая женщина.
Стефан опять пошевелился.
– Но ведь Гизела ни на минуту не выходила из комнат Фридриха, – сказал он тихо. – Даже если его и отравили, она из всех была меньше всего способна это сделать. И поверьте, если б вы знали Гизелу, вам бы никогда и в голову не пришло, что она может кого-то просить доставить ей яд. Никогда в жизни она не поставила бы себя в такую роковую зависимость от кого бы то ни было.
– Но ведь все это чудовищно! – жалобно сказал Галлахер. – Надеюсь, вы сделаете все возможное, чтобы разрушить такие мрачные подозрения и, по крайней мере, очистить от них доброе имя несчастной женщины!
– Мы сделаем все возможное, чтобы найти истину и доказать ее, – многозначительно пообещал Монк.
Галлахер в этом нисколько не сомневался. Он встал и схватил руку сыщика.
– Спасибо, сэр! Вы снимаете бремя с моей души. И если я еще могу вам чем-нибудь помочь, то, пожалуйста, скажите. И вы тоже, конечно, барон фон Эмден. Всего хорошего, джентльмены, всего хорошего.
– Ну, вряд ли мы что-то установим, – заметил Стефан, когда они с детективом уселись в коляску и Монк взял в руки вожжи. – Возможно, это был тисовый яд… но Гизела его отравить не могла.
– Да, по всей видимости, это так, – согласился Уильям. – Боюсь, нам еще предстоит проделать довольно длинный путь.
Глава 3
Эстер Лэттерли, о которой недавно вспоминали и Монк, и Рэтбоун, знала об их причастности к судебному делу принцессы Гизелы и графини фон Рюстов и вообще слышала немало всяких толков об этом предмете.
После возвращения из Крыма, где при осаде Севастополя она вместе с Флоренс Найтингейл была сестрой милосердия в госпитале для раненых, мисс Лэттерли продолжала работать сиделкой и няней, но главным образом в частных домах. Сейчас она только что закончила ухаживать за пожилой дамой, выздоравливающей после неудачного падения, и была не у дел. Поэтому женщина с радостью встретила свою приятельницу и бывшую патронессу леди Калландру Дэвьет. Калландре было хорошо за пятьдесят, и она выглядела старше своих лет, что могло не очень понравиться ей самой, если бы она снизошла до беспокойства на этот счет. Лицо у нее было умным и свидетельствовало о твердом характере, но даже самый пылкий поклонник никогда не назвал бы ее красивой. Слишком много силы было во всем ее облике, а еще больше – эксцентричности. У нее была очень приятная горничная, которая много лет назад оставила попытки укладывать волосы леди Калландры в изящную прическу. Если они как-то держались в пределах, ограниченных шпильками и заколками, это уже можно было считать большой победой.
А сегодня миссис Дэвьет была растрепанной даже больше обычного. Она вплыла в дом с охапкой цветов и с очень возбужденным и целеустремленным видом.
– Это для вас, дорогая, – возгласила леди Калландра и положила цветы на столик в маленькой гостиной Эстер. Последняя не нуждалась в более просторном жилище и вряд ли сняла бы такое, даже если б это позволили ее средства, потому что дома, да еще в гостиной, она задерживалась очень редко.
– Хотя и не думаю, что у вас есть частая возможность ими любоваться, я их все-таки принесла, потому что они такие прекрасные, – заявила ее гостья.
Затем Калландра опустилась на ближайший стул, и ее кринолин задрался углом, а юбка легла криво. Она рассеянно хлопнула по ней, но положение юбки осталось прежним.
Эстер села напротив и с непритворным вниманием приготовилась слушать гостью.
– Спасибо, во всяком случае, – кивнула она на цветы.
– Есть один случай, и я была бы очень рада, если б вы могли оказать помощь, – начала Дэвьет. – Это молодой человек, с которым я, однако, очень мало знакома. Он сначала представился как Роберт Оливер – несколько утрированный англицизм, – наверное, по той причине, что он родился в Англии и чувствует себя здесь совершенно как дома. Однако его настоящее имя Олленхайм, и его родители, барон и баронесса, – экспатрианты из Фельцбурга.
– Фельцбурга? – удивленно переспросила молодая медсестра.
Теперь она понимала, откуда проистекает заинтересованность Калландры. Леди Дэвьет покровительствовала Уильяму Монку, помогая ему продержаться в трудные времена, а он в ответ делился с нею самыми сложными или волнующими эпизодами из своей практики частного сыщика.
– Понятно, – кивнула женщина.
– Нет, вы не понимаете, – возразила, улыбаясь, Калландра. – Это не имеет никакого отношения к Гизеле и графине фон Рюстов, насколько мне известно.
Внезапно ее лицо омрачилось и выразило глубочайшее сожаление, и она продолжила рассказывать:
– Молодой Роберт очень серьезно заболел лихорадкой, и, когда кризис прошел, оказалось, что он недвижим от пояса и ниже. Он не встает с постели и нуждается в постоянной заботе сиделки. До сих пор при нем постоянно находятся врач, мать и домашние слуги, но ему требуется и уход профессиональной сиделки. И я взяла на себя смелость предложить вас в силу трех убедительных причин.
Эстер слушала молча, но со все возрастающим интересом.
– Во-первых, и самых главных, – усердно стала перечислять Калландра, – Роберт пострадал и, очевидно, очень серьезно. Он, может быть, никогда не встанет на ноги. И если так, то ему будет крайне тяжело с этим примириться. Ему потребуется вся помощь, которую может оказать мудрый человек. А у вас, моя дорогая, большой опыт, как у сестры милосердия на войне, ухаживавшей за молодыми людьми с самыми ужасающими увечьями. И вы знаете лучше других, как ему помочь. Вторая причина – это то, что Роберт знаком с Викторией Стэнхоуп. Некоторое время, когда мы расследовали убийство бедняжки Пруденс Бэрримор, – лицо миссис Дэвьет исказилось от боли и незабытой любви, – я провела некоторое время с Викторией и узнала, что она стала жертвой инцеста и неудачно сделанного аборта, в результате которого навсегда получила неизлечимую физическую травму. Она испытывает почти постоянные боли, иногда очень сильные, и не имеет перспективы выйти замуж, потому что будет не в силах исполнять супружеские обязанности
[4]
.
Калландра подняла руку, чтобы Эстер ее не перебивала, и заговорила быстрее:
– Я была с нею, когда она познакомилась с Робертом, и их сразу же потянуло друг к другу. Разумеется, я поспешила удалить Викторию, чтобы предупредить трагедию. Но теперь положение изменилось. Роберт тоже пострадал. И мужество и порядочность этой женщины способны помочь ему примириться с этим изменившимся положением.
