– Не совсем, – улыбнулась та. – Но Зора мало стесняется, если считает себя правой.
– По отношению к Гизеле?
– И в вопросах объединения, – подтвердила Эвелина. – Зора очень мало бывает на родине, но в сердце своем она патриотка. Любит индивидуальность, характер, чрезвычайные обстоятельства и право выбора. Сомневаюсь, что она ищет материальные выгоды и покровительство более крупной страны. Это неромантично, однако ведь большинство людей ведут очень неромантическую жизнь.
– А ты? – спросил Монк, целуя женщину в щеку и шею. У нее была такая мягкая и теплая кожа…
– А я очень практична, – серьезно ответила фон Зейдлиц. – Я знаю, что красота стоит денег, что нельзя устраивать роскошные балы, покупать прекрасные картины, посещать театры, балы, оперы, если все твои деньги уходят на вооружение и амуницию, на всякие военные нужды… – Она ласково затеребила волосы Уильяма. – Мне известно, что бывает, когда в страну вторгается иноземное войско: луга вытаптываются, деревни разоряются, урожай горит, а мужчины погибают. И нет смысла бороться с неизбежностью. Я бы предпочла притворяться, что со всем согласна, и покорилась бы, но не без изящества.
– Но разве объединение неизбежно?
– Очевидно. Я плохо разбираюсь в большой политике и знаю обо всем только из разговоров.
Эвелина откинулась назад и пристально посмотрела на Монка.
– Если ты хочешь узнать обо всем побольше, то, может быть, тебе стоит поехать в Фельцбург вместе со мной? Мы отправляемся туда на следующей неделе. – Лицо ее засияло, и она добавила с еще более сильным воодушевлением: – И там разузнать, действительно ли существовал заговор с целью вернуть Фридриха на трон и кто убил его, чтобы предотвратить возвращение.
– Вот хорошая мысль! – Детектив снова поцеловал свою приятельницу. Да, ехать просто необходимо.
Глава 6
Рэтбоун выхватил у Симмса письмо и торопливо вскрыл его. Оно пришло из Венеции, а значит – от Монка. Письмо было не таким длинным, как он ожидал.
Дорогой Рэтбоун,
Мне кажется, я истощил все источники информации здесь, в Италии. Все уважительно говорят о взаимной преданности Фридриха и Гизелы, даже и те, кого они не слишком заботят, особенно она. Чем больше я анализирую свидетельства, тем меньше нахожу в них оснований предполагать, что это она его убила. С его смертью принцесса должна была потерять все. Никто не верит, что он смог бы оставить ее, даже для того, чтобы начать борьбу за независимость.
Однако не исключено, что его смерти могли желать другие – из-за политических причин. Для этого, очевидно, мог быть избран Клаус фон Зейдлиц: он явно был заинтересован в объединении по личным и финансовым мотивам, а возвращение Фридриха могло бы нанести им ущерб, хотя, повторяю, никто не считает, что Фридрих был способен вернуться без Гизелы, а герцогиня ни за что не разрешила бы ей приехать, даже во имя независимости страны. Хотелось бы знать, почему герцогиня питает к Гизеле такую испепеляющую ненависть, даже спустя десять лет… Мне все говорят, что это не в ее характере – позволять личным чувствам мешать исполнению долга, тем более патриотического.
Собираюсь теперь отправиться в Фельцбург – может быть, узнаю что-нибудь там. Вопрос заключается в том, действительно ли существовал заговор с целью вернуть Фридриха в страну или нет. Я, естественно, дам вам знать обо всем, что раскопаю, независимо от того, на пользу это Зоре или нет. Сейчас я опасаюсь, что это может быть совсем не в ее интересах.
Полученные о ней сведения не всегда ее красят. И если б вы смогли убедить ее взять назад обвинение, это, возможно, стало бы самой большой вашей услугой ей, как официального консультанта. Если Фридрих был убит, то не исключено, что это мог совершить кто-то из значительного количества лиц, но Гизела к их числу не относится.
Желаю удачи, Монк
Оливер выругался и швырнул письмо на стол. Может, это было глупо, но он надеялся, что детектив обнаружит нечто неизвестное о Гизеле – например, наличие любовника, более молодого, чем был Фридрих; что-нибудь вроде страстного помешательства, которое заставило ее жаждать освобождения от брачных уз… А может, свидетельство того, что Фридрих все узнал, пригрозил публичным скандалом и разводом…
Но Монк был прав. Это было почти, несомненно, политическое преступление, если вообще можно было говорить о нем в данном случае, а обвинение Зоры было продиктовано скорее ревностью, чем какими-нибудь фактическими данными. И единственно честный юридический совет, который мог ей дать адвокат, заключался в том, чтобы снять обвинение и как можно безоговорочнее извиниться.
Возможно, если она мотивирует свое поведение горем, переживаемым из-за смерти Фридриха, и глубоким разочарованием в связи с тем, что он навсегда выбыл из стана борцов за независимость страны, это вызовет к ней некоторое сочувствие. Издержки и материальный ущерб можно свести к умеренным. Но даже и в этом случае фон Рюстов почти наверняка поплатится своим добрым именем и разорится.
* * *
– Извиниться? – спросила она, не веря своим ушам, когда Рэтбоуна ввели в ее гостиную с экзотической шалью и красным кожаным диваном. – Я не хочу и не стану извиняться!
Погода была уже гораздо холоднее, чем когда юрист приходил сюда в первый раз, и за каминной решеткой пылал яркий огонь, вздымая языки и отбрасывая дрожащие красные тени на покрывающие пол медвежьи шкуры. Все это придавало гостиной какой-то первобытный вид, при этом, однако, странно согревающий душу.
– У вас нет никакого другого разумного выбора! – горячо сказал Оливер. – Мы не нашли никаких доказательств справедливости вашего обвинения. У нас на руках только предположения, которые, возможно, и справедливы, но мы не можем представить их в суд, а если б даже и смогли, то суд не примет их во внимание.
– Тогда я должна сделать неразумный выбор, – высокомерно отозвалась его клиентка. – И наверное, ваш совет дает вам возможность, соблюдая приличия, оставить мое дело?
Взгляд ее был горд и холоден, в нем сверкал вызов и ясно угадывалось острое разочарование.
Рэтбоун рассердился, хотя, честно говоря, он был несколько уязвлен.
– Если вы так полагаете, мадам, то вы не правы, – отрезал он. – Это моя обязанность – давать вам советы, касающиеся фактического состояния дела. И высказывать мнение относительно того, что эти факты могут означать. А затем вы дадите мне указания, как действовать дальше, при условии, что они ни в коем случае не идут вразрез с законом.
– Ох, как это ужасно по-английски!.. – Лицо графини выразило одновременно насмешку и презрение. – И до чего же вы невозможно самодовольны и уверены в своей безопасности и праве жить во всяческом удобстве и комфорте! Вы существуете в самом сердце империи, которая простирается по всему миру… – Она была уже сильно сердита. – Назовите мне любой континент, и окажется, что ваши красномундирники уже воюют там, доставленные туда вашим британским флотом, чтобы подчинить туземцев и преподать им христианские заповеди, желают они этого или нет, и научить туземных царьков вести себя по-английски, – добавила Зора.
