– Да, миссис Бэгшот.
– Кто-нибудь в это время ночью разжигал огонь в плите? Чтобы сварить или вскипятить что-нибудь? Подумай хорошенько.
– Хорошо, миссис Бэгшот… Нет, никто не разжигал печь. Я бы сразу заметила, потому что знаю, сколько угля кладу в нее.
– Ты уверена?
– Да, миссис Бэгшот.
– Ладно, можешь возвращаться к своей картошке. – Кухарка вновь посмотрела на Монка. – Уголь трудно разгорается; надобно много щепок. Разжечь плиту не так просто, надо уметь это делать. Не сразу бывает тяга, надо уметь открывать заглушки… Не каждая леди или джентльмен умеют разжечь огонь в плите. И не каждый знает, как работать лопатой, как бросать уголь, чтобы не загасить огонь, как убрать золу из печи… – Она мрачно улыбнулась. – Так что ваш яд не был приготовлен в моей кухне.
Детективу ничего не оставалось, как поблагодарить ее и уйти.
Он тщательно допросил слуг, останавливаясь на каждой детали, и перед ним предстала более ясная картина жизни в поместье Уэллборо-холл, чем при первом знакомстве. Уильяма поразило прежде всего огромное количество еды, которая готовилась и тут же, несъеденная, выбрасывалась. Стоимость этих продуктов и их качество потрясли его особенно сильно. Добавив хлеб и картофель, ими можно было бы накормить средней величины деревню. А еще больше Монка возмущало равнодушие людей, готовивших пищу на кухне в Уэллборо-холле, подававших ее на столы, а затем уносивших горы недоеденного. Они никогда не задумывались над чудовищной расточительностью и не испытывали по этому поводу никаких эмоций. Все, что происходило, было в порядке вещей, как нечто, о чем не стоило и говорить. Хотя Уильям и сам прежде воспринимал это спокойно, когда бывал в поместье Уэллборо или в Венеции и Фельцбурге.
От слуг сыщик узнал, что когда здесь гостил принц Фельцбургский, это время отличалось особой роскошью сервировки стола, весельем и множеством развлечений.
– Такая страшная трагедия… – сокрушалась горничная Нелл, шмыгая носом. – Очень красивый джентльмен был этот принц. Никогда не видела у мужчин таких глаз. А как он смотрел на нее! У меня сердце таяло. Он был всегда так любезен… Всё «пожалуйста» да «благодарю»… – Она заморгала, а потом быстро добавила: – Не то чтобы принц Уэльский был хуже, он тоже такой вежливый! Но принц Фридрих был такой… такой… джентльмен. – Она умолкла, испугавшись, что вместо того, чтобы поправить сказанное, кажется, все испортила.
– Я никому не передам того, что вы мне сказали, – успокоил ее Монк. – А что вы скажете о принцессе Гизеле? Она тоже была любезной?
– О да… хотя… – Горничная с опаской покосилась на детектива.
– Ну, говорите! – подбодрил ее тот. – Но только правду, Нелл.
– Нет, она, по правде сказать… такая… О, я не должна так говорить… – Девушка растерялась. – Бедная леди, она убита горем… Я не то хотела сказать… Простите, сэр.
– Нет, то. В каком смысле она «такая»?
– Пожалуйста, сэр, я не должна была так говорить! – умоляла служанка. – Я хотела сказать, что они все не такие, как мы. Она принцесса, и все они на нас не похожи!
– Похожи! – рассердился Монк. – Она родилась так же, как вы, и была голой и орущей, когда сделала свой первый вдох…
– Пожалуйста, сэр, я не должна была вам это говорить о господах, тем более из королевской семьи…
– Она стала принцессой только потому, что на ней женился принц одной маленькой страны в Европе! – отрывисто и резко возразил Уильям. – И из-за этого он отказался от трона и своих обязанностей. Что она сделала полезного для людей? Что построила или создала? Кому помогла?
– Я не понимаю, что вы говорите, сэр. – Горничная совсем растерялась. – Ведь она леди!
По мнению служанки, это все объясняло. Леди не работают. От них никто этого не ждет. Леди развлекаются, как им захочется. Поэтому неуместно и глупо говорить об этом.
– Слуги любили ее? – решил переменить тактику сыщик.
– Не наше дело любить или не любить гостей, сэр. Но она была не из тех, кто нравится, сэр, если вы это хотели узнать.
Это был не тот вопрос, который следовало обсуждать с прислугой, но Монк решил не уходить от него.
– А что вы думаете о графине фон Рюстов? – спросил он.
– О, сэр, она такая веселая! И язык у нее, как у землекопа, но она хорошая. Всегда бывала справедливой.
– Она любила принцессу?
– Думаю, что нет. – Эта мысль развеселила горничную. – Они были на ножах. Не скажу, что принцесса всегда брала верх, бывало и наоборот. Она любила шутить, а пуще всего куражиться над кем-нибудь, знала их слабости и недостатки и поддевала, когда могла.
– А у графини были слабости?
– О, ее слабость – молодой итальянский джентльмен! – не задумываясь, воскликнула Нелл. – Барбер… или как его там…
– Флорент Барберини?
– Да, так его зовут. Такой красавчик! Но ему нравилась принцесса, она для него была как из сказки… Я и сама так о ней думаю. – На мгновение глаза девушки потеплели. – Наверное, здорово, когда тебя так любят… Любовь принца и принцессы никогда не забудется, как любовь лорда Нельсона и леди Гамильтон, или Ромео и Джульетты. Печальная любовь, за нее они отдали все.
* * *
– Сущая ерунда! – воскликнула другая служанка, личная горничная леди Уэллборо. – Нелл снова начиталась дешевых книжонок. Забивает себе голову всякой дрянью. Быть замужем – это не все сахар да мед, как говорила моя матушка. Так и горя не миновать. Мужчины, как и мы, женщины, не из сказки. Они болеют, за ними нужен уход… – Она презрительно фыркнула. – То они устали, то у них плохое настроение или что-то их напугало; кроме того, они все неряшливы, а половина из них так храпят, что хоть беги из дома. А выйдешь замуж – назад хода нет, что бы ты ни делала. Глупым девчонкам следует хорошенько подумать, прежде чем гоняться за мечтой, начитавших глупых книжек. Кое-кого учить грамоте совсем не следует.
– Я уверен, что принц и принцесса были счастливы, – настаивал Монк. Хотя он мало надеялся на нужный ему ответ, ему хотелось продолжить разговор.
Они с горничной стояли на лестнице верхнего этажа и смотрели вниз – в холл, где несколько служанок хихикали от того, что им нашептывал лакей. Где-то по коридору звучали торопливые шаги.
– Думаю, что да, но и у них, как у всех, бывали ссоры, – быстро сказала девушка. – Во всяком случае, принцесса иногда сердилась. О чем-то ему все время напоминала, когда они оставались одни, а иногда и при людях… А он даже не перечил, – добавила она. – Ее брань была ему милее чужой приветливости. И все от той самой любви, о которой все говорят, – она покачала головой. – Что до меня, то я напрямик сказала бы все, что думаю, если б со мной так обращались. И заставила бы отвечать за это. – Горничная печально улыбнулась. – Но любовь не для таких, как я.
Так Монк впервые узнал о ссорах Фридриха и его супруги – если не считать случая в Венеции на опере Верди. Но там все уладилось еще до начала спектакля. Гизела одержала бесспорную победу, причем к обоюдному удовлетворению.
