Миссис Лейси промолчала, а Рэтбоун опять поймал себя на том, что слушает рассеянно. Краем глаза он видел и тщательно приглаженные головы мужчин, и уложенные в колечки и локоны прически дам, белые плечи и прямые спины, темные сюртуки и сверкающие белизной манишки… Но он определенно не слышал, о чем говорят все эти люди, не слышал хрустального звона бокалов и звяканья серебра. Интересно, как бы повела себя Зора фон Рюстов в этой вежливой и такой предсказуемой среде… Недоброжелательность, которую присутствующие могли испытывать к ней, была бы не сильна, да к тому же задавлена строгими ограничениями их статуса. Они боялись неизвестного. Они осуждали, потому что это гораздо легче, чем узнавать новое – ведь это новое могло сделать негодными их сложившиеся убеждения. Но у всех были свои мечты, желания и уязвимые места, им были свойственны и внезапные добрые порывы.
Тем не менее в сравнении с Зорой все эти люди были невероятно плоскими и приземленными. Адвокат жаждал встать и уйти от них к кому-нибудь действительно умному, храброму, заставляющему думать… и возбуждающему чувство. И если присутствие такого человека отчасти таило бы в себе опасность – что ж, это лишь обострило бы удовольствие.
* * *
Зора оставила Оливеру свою визитную карточку, и на следующий день он навестил ее, заблаговременно предупредив запиской о предполагаемом визите.
Фон Рюстов встретила его с энтузиазмом, который многие хорошо воспитанные дамы сочли бы неприличным. Но Рэтбоун уже давно понимал, что люди, которым предстоит суд, гражданский или уголовный, часто проявляют страх, не свойственный их характеру. Хотя, если вглядеться поглубже, станет ясна такая видимость – всегда проявление чего-то, действительно лежащего в их природе, но затаенного в более спокойные времена. Страх, таким образом, вопреки намерениям, срывал защитные покровы с истинных мотивов.
– Сэр Оливер! Я в восторге, что вы пришли, – сразу же объявила Зора, – и я взяла на себя смелость пригласить барона Стефана фон Эмдена. Я сэкономила вам время ожидания – ведь вы все равно пригласили бы его к себе, а вы, я уверена, очень занятой человек. Если вы захотите переговорить с ним наедине, у меня найдется для этого подходящая комната. – И она повела юриста по довольно скучно и казенно обставленному вестибюлю в помещение с таким необыкновенным убранством, что у гостя невольно перехватило дыхание. На дальней стене висела гигантских размеров шаль – золотисто-пурпурного, густо-коричневого и совершенно черного цветов. Шаль кончалась длинной шелковой бахромой из хитроумно вывязанных кистей. На столе черного дерева стоял серебряный самовар, а на полу было разбросано несколько медвежьих шкур, тоже коричневого, но мягких оттенков, цвета. Красная кожаная кушетка была завалена подушками с разными вышитыми на них узорами.
Около одного из двух высоких окон стоял молодой человек с каштановыми волосами и обворожительным лицом, которое в данный момент было очень озабоченным.
– Барон Стефан фон Эмден, – сказала Зора почти небрежно, – сэр Оливер Рэтбоун.
– Здравствуйте, сэр Оливер. – Стефан поклонился, перегнувшись в поясе, и свел каблуки вместе. – Я испытал огромное облегчение, узнав, что вы собираетесь защищать графиню фон Рюстов. – По его лицу было ясно, что сказал он это искренне. – Ситуация чрезвычайно сложная, и я буду рад оказать вам всемерную помощь.
– Спасибо, – принял это предложение Рэтбоун, не зная, простая ли это любезность или друг графини действительно может помочь. Вспомнив, как искренна была сама Зора, он тоже заговорил прямо. Впрочем, в этой комнате, с таким необычным убранством, и невозможно было что-то утаивать. Требовалось одно: или проявить совершенную честность, невзирая на последствия, или в страхе отступить и ни во что не вмешиваться. – Вы верите, что принцесса виновна в убийстве мужа?
Стефан вздрогнул от неожиданности, а потом в его взгляде промелькнула смешливая искорка.
Фон Рюстов вздохнула, возможно, вкладывая в этот вздох одобрение. По крайней мере, Рэтбоун не был слишком осторожен и корректен, как это принято у англичан.
– Понятия не имею, – сказал молодой человек, округлив глаза, – но я не сомневаюсь в справедливости суждений Зоры. Уверен, что она не могла бросить такое обвинение по легкомыслию или из дурных чувств.
На взгляд Рэтбоуна, фон Эмдену было немногим за тридцать – наверное, лет на десять меньше, чем графине, и сэр Оливер полюбопытствовал про себя, какие могут быть между ними отношения. Почему барон готов жертвовать именем и репутацией, поддерживая женщину, которая сделала такое рискованное заявление? Может ли статься, что он уверен не только в справедливости этого заявления, но и в том, что его можно доказать? Или за всем этим стоит более эмоциональная, менее рассудочная причина – любовь или ненависть к кому-нибудь, причастному к этой трагедии?
– Ваша уверенность очень ободряет, – вежливо сказал адвокат, – и ваша помощь будет оценена очень высоко. Но что вы имеете в виду?
Если он рассчитывал вывести Эмдена из равновесия, то был разочарован. Стефан заметно подобрался, оставив прежнюю, довольно небрежную позу, подошел к стулу, стоявшему посредине комнаты, сел на него боком и внимательно посмотрел на Рэтбоуна.
– Я подумал, что у вас может возникнуть желание послать кого-нибудь в Уэллборо и опросить всех, кто присутствовал там, когда с Фридрихом случилось несчастье. Большинство из них снова там соберутся – разумеется, по причине фурора, произведенного обвинением. Я могу рассказать вам все, что вспомню, но, полагаю, мое свидетельство может показаться пристрастным, а вам требуются более веские доводы. – Барон пожал худощавыми плечами. – Но, как бы то ни было, я не знаю ничего, что могло бы оказаться полезным, иначе уже давно рассказал бы обо всем Зоре. Я не знаю, на что нужно прежде всего обратить внимание, однако хорошо знаком со всеми, кто там был, и поручусь за любого, кого бы вы ни послали туда. Вы и сами можете туда поехать, если хотите…
Оливер удивился. Это предложение было продиктовано добрыми побуждениями. В темно-карих глазах Стефана можно было прочитать только искренность и легкую озабоченность.
– Спасибо, – опять согласился Рэтбоун. – Мне это кажется великолепной идеей.
Он подумал о своем друге Уильяме Монке, который ушел из полицейского ведомства и стал частным детективом. Если кто и мог выявить истину – не важно, хорошую или дурную, – то лишь он. Его не могли испугать ни значительность дела, ни его возможные последствия. Хотя для успеха расследования этого еще недостаточно…
– Это очень трудное дело, – добавил юрист. – Интересы очень многих людей, затронутых им, прямо противоположны нашим.
Фон Эмден нахмурился.
– Да, конечно, – кивнул он и очень серьезно поглядел на Рэтбоуна. – Нет слов выразить вам мою благодарность, сэр Оливер. Другие люди, гораздо мельче вас, не отважились бы взяться за это дело. Я совершенно во всем и в любое время к вашим услугам, сэр.
Он сказал это настолько искренне, что адвокату оставалось только еще раз поблагодарить его, после чего он обернулся к Зоре, сидевшей на красном кожаном диване, облокотившись на валик. Ее тело чувствовало себя удобно и вольготно в пышных золотистых волнах юбки, но лицо было напряженным, а взгляд – прикованным к Рэтбоуну. Она улыбалась, но веселья, блеска и свободы в ней не чувствовалось.
