– За независимость.
– Граф фон Зейдлиц?
– За объединение.
– Откуда вам это известно?
– Он не делал из этого секрета.
– Он агитировал за это?
– Не открыто. Пока нет. Но граф любил говорить о преимуществах объединения. Он в дружеских отношениях со многими влиятельными людьми в Пруссии.
Зал выразил свое неодобрение гулом голосов. Это была скорее эмоциональная реакция, а не понимание сути проблемы.
– Каково было мнение принца Фридриха по этому вопросу? – спросил Рэтбоун. – Он его высказывал? Вы его знали?
– Он был за независимость.
– И готов был отстаивать свои взгляды до конца?
Барон прикусил губу.
– Не знаю. Но мне известно, что именно для выяснения этого граф Лансдорф и прибыл в поместье Уэллборо. Иначе он ни за что не принял бы приглашение и не оказался бы в одном доме с принцем.
Судья озабоченно нахмурился и посмотрел на Оливера, словно хотел прервать допрос, но не сделал этого.
– Искал встречи он или принц? – спросил Рэтбоун, отлично понимая, что делает.
– Мне кажется, инициатива исходила от графа Лансдорфа, – сообщил Эмден.
– Кажется? Вы точно не знаете?
– Нет, не знаю и не строю догадок.
– А зачем на ужине был граф фон Зейдлиц? Ведь он противник независимости? Все съехались, чтобы поговорить? Открыть дискуссию?
По лицу барона пробежала улыбка.
– Разумеется, нет. Это всего лишь предположения. Я не знаю, состоялась ли какая-либо беседа… Возможно, Клаус фон Зейдлиц приехал именно для того… чтобы замаскировать политические мотивы встречи.
– А что вы скажете о графине фон Рюстов и о мистере Барберини?
– Они за независимость, – ответил Стефан. – Но Барберини – наполовину венецианец, он как бы нейтральная фигура, вот его и пригласили. Ведь принц Фридрих и принцесса Гизела живут в Венеции. Все было представлено как обычный званый ужин.
– Но под прикрытием праздничного застолья, пикников, театрального представления, музыки и пиршеств это была, по сути, серьезная политическая встреча?
– Да.
Рэтбоун понимал, что он не узнает от барона, что было предложено принцу Фридриху и о чем его просили, и поэтому не стал больше ничего спрашивать.
– Благодарю вас, барон фон Эмден, – сказал Оливер и повернулся к Харвестеру.
Тот поднялся; в его лице проявились страх и раздражение. Чуть сутулясь, но твердым шагом, будто решившись на что-то важное, Эшли вышел из-за стола.
– Барон, вы участвовали в этом тайном соглашении, ставящем целью возвращение принца Фридриха в страну для того, чтобы, изгнав брата, узурпировать право на престол? – задал он первый вопрос.
Сэр Оливер промолчал. Коллега Харвестер был довольно бесцеремонен с его свидетелем, но Рэтбоун знал, что сам виноват, задав такой тон.
Стефан, однако, улыбнулся.
– Если вас, мистер Харвестер, интересует, существовал ли план возвращения принца на родину, чтобы возглавить борьбу за сохранение независимости, то отвечу вам прямо: я в этом не участвовал. Но если б я знал о существовании такого плана, то не преминул бы присоединиться к нему. Если вы считаете это узурпированием власти, то это говорит о том, как мало вы осведомлены в данном вопросе. Принц Вальдо готов отречься не только от престола, но и от независимости своей страны. Он не возражает, если она будет поглощена и станет частью более крупной державы.
Барон облокотился на перила и говорил теперь, обращаясь только к Харвестеру, словно больше вокруг никого не было.
– Скоро в Фельцбурге не станет ни трона, ни короны, за которые стоило бы бороться. Мы превратимся в провинцию Пруссии или Ганновера, либо в новый конгломерат государств. Никто не может знать, кто окажется во главе его: король, президент или император. Если б Фридриха действительно пригласили и он дал согласие вернуться в страну, то это делалось бы ради сохранения трона в герцогстве Фельцбург, независимо от того, кто занял бы этот трон. Возможно, принц отказался бы от него, возможно, он проиграл бы битву за независимость и нас проглотила бы другая держава. Или вспыхнула бы война и мы ее проиграли бы. Однако возможно и другое: нас поддержали бы соседние малые и свободные государства, и мы все вместе воспротивились бы натиску реакции. Но теперь мы никогда не узнаем, как бы это было, ибо принца нет в живых.
Харвестер мрачно улыбнулся.
– Барон, если таковой была причина встречи в Уэллборо-холле – а мне кажется, вы так и полагаете, – то, возможно, вы ответите на несколько вопросов, которые так и напрашиваются в связи с подобным предположением? Если б Фридрих отклонил предложение вернуться, это дало бы кому-нибудь повод пожелать ему смерти?
– Не думаю.
– А если бы он согласился?
Фон Эмден недовольно сжал губы, как бы противясь тому, что его заставляют выразить вслух свое мнение, но при этом понимая, что не ответить он не может.
– Возможно, графу фон Зейдлицу… – предположил он неуверенно.
– Потому, что тот за объединение? – вопросительно поднял брови Эшли. – Мог ли принц Фридрих один успешно выполнить то, о чем его просили? В ваших предыдущих ответах на вопросы все выглядело гораздо более запутанным и трудным. Я не подозревал, что принц продолжал обладать такой силой и властью.
– Он мог и не достигнуть длительной и прочной независимости, – терпеливо пояснил барон. – Возможно, война стала бы неизбежной, но именно этого страшится фон Зейдлиц. В этом случае он потеряет слишком многое.
Харвестер не скрыл своего удивления.
– А разве не грозит то же самое всем вам? – Адвокат стал вполоборота к галерке, словно приглашая ее разделить свое удивление.
– Конечно, – согласился Стефан с печальным вздохом. – Но разница в том, что многие из нас надеются кое-что и выиграть в этой войне. Или, вернее будет сказать, сохранить.
– Независимость своего государства? – В голосе Эшли не было ни иронии, ни даже намека на неуважение к уверенности свидетеля. Задавая этот вопрос, он исходил из наличия жестокой и неумолимой реальности. – Разве это стоит войны, барон фон Эмден? Кто будет в ней воевать? – Он сделал жест негодующего недоумения. – Кто захочет лишиться дома и земли? Кто будет готов умирать? Я не вижу ничего позорного в желании вашей страны избежать войны даже ценою трагической смерти вашего принца. По крайней мере, многие в этом зале поняли бы это, и я им верю.
– Возможно, – согласился свидетель, и его застывшее лицо вдруг преобразилось от чувств, которые он все время сдерживал. – Но вы живете в Англии, и у вас конституционная монархия, парламент, где возможны дебаты, избирательное право, при котором любой может проголосовать за то правительство, которое ему нравится. У вас есть свобода читать и писать то, что вы хотите. – Барон не жестикулировал ради убедительности, но его слова произвели впечатление на всех. – У вас есть свобода собраний и дискуссий, вы критикуете власти и их законы… Вы можете задавать вопросы, не боясь репрессий, создавать партии любых политических направлений, молиться любому богу. Ваша армия подчиняется политикам, а не наоборот. Ваша правительница никогда не позволит, чтобы ею командовали генералы. Они нужны для того, чтобы защищать страну от внешнего вторжения, чтобы завоевывать слабые и менее удачливые страны и народы, а не для того, чтобы подавлять собственный народ, если тот собирается вместе или протестует против ваших государственных или трудовых законов, низкой заработной платы или условий жизни.
