«Я серьезно, Фэй, – говорит она. – Разреши мне идти с тобой. Что бы нас ни ожидало, я не боюсь».
«Нам ее помощь не помешает, – вмешивается Ли Вэй. Я вижу, что промедление его беспокоит. – И к тому же так мы не сократим свое число».
«Я – жительница поселка, – горячо добавляет Чжан Цзин. – Это и моя битва».
Я не могу противиться сразу двоим и неохотно соглашаюсь. Немного утешает то, что так она хотя бы будет у меня на глазах.
Мы возвращаемся в поселок, продолжая двигаться скрытно. Ли Вэй разведывает дорогу, высматривая сбившихся в бродячие банды солдат. Мы хотим, чтобы они нас поймали, но нам нельзя выходить прямо на них – пленение должно выглядеть как можно более «естественным» и не вызвать подозрений.
Ли Вэй поспешно возвращается: на его лице отражаются волнение и радость.
«Прямо впереди, – сообщает он. – Патруль из трех солдат».
Мы двигаемся наперерез солдатам, неуклюже шагая по лесу, чтобы создавать как можно больше шума. Наша уловка срабатывает, и спустя считаные мгновения нас уже окружают трое солдат, решивших, будто им удалось захватить группу неудачливых поселян, пытавшихся спастись бегством. При виде занесенных сабель мы изображаем подобающий испуг (по правде говоря, особого актерского мастерства для этого не требуется), а Ли Вэй делает вид, будто собирается броситься прочь. За это он получает удар по голове, заставивший меня вздрогнуть, зато солдаты уверяются в том, что в нашей компании нет ничего необычного. Не пряча клинков, они ведут нас обратно, по направлению к шахтам. На ходу мы с Ли Вэем переглядываемся. Хотя он старается казаться запуганным, его глаза яростно сверкают: наш план осуществляется!
У шахты количество пленных поселян резко выросло, и к ним присоединили закованных в цепи пленных, которых привели снизу. Кажется, что в самой шахте еще кто-то продолжает прятаться, но солдаты заняты охраной собранных пленных, и, похоже, они начали какую-то сортировку. Один из приведших нас что-то выкрикивает, привлекая внимание мужчины, который, кажется, всем тут распоряжается. Он смотрит на нас с некоторым удивлением. По-моему, они решили, что уже успели захватить всех. Группа такого размера становится для них неожиданностью.
Он подходит, окидывает нас оценивающим взглядом и что-то быстро решает. Скупыми жестами он разделяет нас на две группы. В одной оказываемся мы с Чжан Цзин, паренек, чей костюм я получила, и еще одна юная девушка. Ли Вэй с остальными оказывается во второй группе. Я сразу догадываюсь, что нас сортируют по росту и силе. Солдат дает понять, что группа Ли Вэя должна влиться в еще одну группу людей с таким же телосложением. Нас с Чжан Цзин направляют к толпе пленных, которая состоит в основном из малорослых женщин и маленьких детей. Когда мы с Ли Вэем направляемся в противоположные стороны, я ловлю его взгляд. Мы думаем об одном и том же: «План надо воплощать в жизнь».
Чуть дальше главный солдат разговаривает с одним из пленных с плато. Солдат издает все те же непонятные звуки, а пленный жадно всматривается в его лицо. Я решаю, что это тот человек, который умеет читать по губам. Спустя несколько мгновений, он поворачивается и обращается к группе Ли Вэя, пользуясь тем же языком жестов, на котором говорила Нуань:
«Они отправляют вас в шахты работать. Говорят, что, если вы будете достаточно усердны, вам сохранят жизнь».
Хотя его жесты сообщают одно, выражение лица говорит совсем о другом. Остальные пленные это замечают.
«Это действительно так?» – спрашивает Ли Вэй.
Мужчина чуть колеблется, а потом отвечает:
«Наверное, нет. Но разве у нас есть выбор?»
Я поворачиваюсь к той группе, в которой оказалась. Нас окружили солдаты, но в меньшем количестве, чем у группы Ли Вэя. Нас не сковали. Раз мы слабее, в нас, кажется, видят меньшую угрозу. Понимая, что наступил решающий момент, я обращаюсь к нескольким женщинам, стоящим за Чжан Цзин. Я стараюсь как можно незаметнее двигать руками, чтобы не привлекать внимания солдат. По-моему, нас почти никто из них не понимает, но я не хочу рисковать.
«Внимание! – говорю я. – Есть способ спасти всех нас, но участвовать должны все. По моему сигналу вам всем надо закричать».
Одна из женщин смотрит на меня, как на сумасшедшую.
«Закричать?» – переспрашивает она.
Ее винить нельзя. Хотя мы постоянно издаем непроизвольные вскрики и вопли (и сейчас вокруг меня раздается немало печальных звуков), мои соотечественники не делают этого преднамеренно. Ведь когда кто-то издает крик, остальные его не слышат. Это – остаточный инстинкт, что-то, что мы действительно делаем в моменты сильных эмоций. Больше ничего в этом нет… Вернее – не было до этой минуты.
«Да, – повторяю я. – Закричать. Завопить. Выпустить свою боль. Вам всем надо сделать это одновременно, и сделать… – Я чуть приостанавливаюсь, вспомнив, что мне надо облечь это в такие слова, которые будут им понятны. – …Вам надо сделать это с большой напряженностью. Помните колебания, которые вы ощущаете в горле? Вам надо постараться, чтобы они получились очень сильными. Пусть ваше горло… дрожит как можно сильнее. Вы меня поняли?»
Они смотрят на меня с недоумением, но какая-то малышка смело выходит вперед:
«Я поняла».
Мать оттаскивает ее обратно и спрашивает:
«Зачем? Что это может дать? Мы пропали!»
«Нет! – твердо заявляю я. – Не пропали. Я не могу объяснить, что именно это даст, но поверьте: это поможет. Это наша главная надежда на спасение… Но нам необходимо действовать сообща».
Я прохожу по толпе, повторяя те же указания. Мне видно, что на дальней стороне поляны Ли Вэй делает то же самое, стараясь действовать осторожно и не привлекать внимания стражи. Похоже, его слова встречают так же. Большинство поселян испуганы и не верят, что столь странным способом можно будет чего-то добиться. И в то же время люди отчаялись и не видят никакой надежды, и потому готовы ухватиться за любой предложенный шанс, даже самый эфемерный.
«Поверьте мне, – повторяю я чуть ли не в сотый раз. – Это поможет, если мы сделаем это все вместе. Вложите в это все свои чувства – всю надежду и страх, все свои сомнения и веру».
Кажется, выбранные мною слова действуют на женщину, к которой я сейчас обратилась. Она кивает, смаргивая с ресниц слезы. Наверное, эмоции – это единственное, что у нее сейчас осталось… Она только и может, что выразить их в крике, пусть даже сама его не услышит. Отворачиваясь от нее, я проверяю, не пропустила ли кого-то в нашей группе, и боковым зрением замечаю стремительные движения рук. Пожилая женщина в костюме поставщика яростно говорит знаками:
«Это она! Фэй! Та, которая все это начала!» – объявляет она. Кое-кто рядом с ней вздрагивает и смотрит на меня с явным узнаванием.
«Да неужели? – осведомляется другая женщина. – А по-моему, это давным-давно начал город».
«Это если верить ее вранью! – восклицает первая. – Позовите сюда охрану! Они наверняка ее ищут. Если мы ее выдадим, они всех остальных отпустят!»
