Он выбрался из машины, но тут же повернулся. Черноволосый закуривал, а Осипов задумчиво смотрел на то место, где только что сидел Дмитрий.
— Мне об этой беседе помалкивать? — спросил Зимин.
Осипов пожал плечами:
— Да, собственно, как хотите, Дмитрий Алексеевич. Можете рассказать соседям. Мол, общались с экипажем НЛО, они вам память заблокировали, а сотрудники ФСБ хотели разблокировать, но вы не дались. И сама «летающая тарелка» это вовсе не «тарелка», а штучки Коллективного Разума Земли. Про Коллективный Разум тоже можно. О нем же в Интернете и так пишут. Рассказывайте на здоровье…
— Понял, — повторил Зимин и пошел к своему подъезду.
Кому и о чем тут рассказывать? Чтобы смотрели, как на ненормального?
У двери подъезда он оглянулся. Иномарка продолжала стоять под липой, и из салона выползал сигаретный дым.
Вернувшись в собственную квартиру, Зимин первым делом вышел на балкон и закурил. Под липой было уже пусто, словно и не существовало в природе никаких эфэсбэшников, и беседа с ними ему просто пригрезилась.
Потом он сел работать, но мыслями постоянно возвращался к той поистине невероятной информации, которую ему преподнесли с утра пораньше.
Коллективный Разум Земли…
От такого можно было охренеть всерьез и надолго. Просто жуть брала…
Было бы лучше, если бы он имел дело всего лишь с очередным текстом, который ему по ошибке дали для перевода, хотя в переводе текст не нуждался.
И еще он подумал:
«Они говорят, что могут видеть изменения в файле-человеке. А могут ли они эти изменения воспроизводить?…»
19
Гридин затруднился бы сказать, когда, в какой миг вновь начал воспринимать окружающее. Не только вся прежняя жизнь, но и недавние вроде блуждания по зоне представлялись чем-то далеким, давним, происходившим еще в те времена, когда населяли планету лемурийцы или гиперборейцы. А еще казалось ему, что сидит он тут уже целую вечность. Тут, на троллейбусной остановке, у края безлюдного тротуара.
Остановка была самой обыкновенной, сработанной в стиле непритязательного модерна, столь характерного для постсоветских обществ. Состояла она из бетонной скамьи — чтобы заднице было не жарко, дугообразный ее навес был прозрачным, чтобы солнце светило беспрепятственно, и нагревающаяся голова уравновешивала холод, проникающий от бетона в ягодицы. Ну, и боковушки у нее, естественно, отсутствовали, чтобы обдувало, значит, ветерком, а при порывах ветерка еще и обливало дождичком. Одним словом, сооружение было очень комфортабельным. Гридин сидел без пистолета, с одними только бесполезными патронами в кармане, и ощущение у него было такое, что вот только сейчас он помнил о чем-то важном — и бесповоротно забыл.
Мимо остановки тянулась вправо и влево широкая улица, которую, наверное, можно было назвать и проспектом. На противоположной от остановки стороне стояли за зелеными деревьями однообразные пятиэтажки из красноватого кирпича, очень смахивающие на неподвластные времени «хрущевки», и аляповатые разнокалиберные павильончики с железными щитами на окнах и без каких-либо опознавательных знаков. Впрочем, и без опознавательных знаков было ясно, что там ремонтируют часы, меняют стоптанные каблуки, изготовляют ключи в присутствии заказчика и даже, возможно, наливают из-под прилавка что-нибудь забористое, позволяющее аборигенам с утра «встать на нейтрал», а потом, после двух-трех повторов, вновь погрузиться в мир собственных иллюзий.
«Уж не с перепоя ли мне зона привиделась?» — вяло подумал Герман, цепляясь за эту соломинку.
И сразу же выпустил ее из пальцев: не было у него никогда перепоев, и вообще, не могло тут дело быть в заурядных перепоях.
По тротуару, в отличие от той стороны, где сидел Гридин, брели редкие прохожие, которых, скорее всего, на самом деле и вовсе не существовало. Никакого транспорта не наблюдалось. Серое асфальтовое полотно возникало вдали, и так же, вдали, только с противоположной стороны, и исчезало, расстилаясь под фонарями и светофорами.
А за спиной Гридина, параллельно дороге, тянулась высокая ограда парка с частыми железными прутьями. Был ли это парк, в котором он уже побывал, или какой-то другой — Герман не знал. Во всяком случае, деревья были похожими: березы, клены и липы.
Осмотревшись, Герман решил подумать о своих дальнейших действиях — и тут обнаружил, что сидит на бетонной скамье уже не в одиночестве. За то время, пока он разглядывал ограду парка, на дальнем конце скамейки образовалась женская фигура. Женщина то ли слетела с неба, то ли выбралась из-под асфальта, то ли возникла из воздуха — иначе Герман заметил бы, как она приближается к остановке. Это был очередной фантом, и явно не случайный, — потому что женщина повернулась и посмотрела на него. Именно на него, Гридина, а не сквозь него.
Женщина была довольно молодой — Герман не дал бы ей больше тридцати (хотя с определением женского возраста очень легко можно ошибиться), у нее было бледное правильное лицо с большими темными глазами, аккуратными черными бровями, изящным носом и четко очерченными розоватыми губами, в которых так и виделась тонкая длинная сигарета. Черные, с блеском, волосы, симметрично разделенные пробором, стекали на плечи, и Герману сразу пришло на ум вычурное слово «ниспадали». Женщина очень походила на гоголевскую панночку из старого советского фильма, прицепившуюся к несчастному Хоме Бруту, только одета была иначе. Черное платье едва уловимо переливалось багровыми оттенками неба. Стоячий воротник наглухо закрывал шею, рукава доходили до запястий… но из-под подола виднелись неожиданно босые ступни, разрушая демоническую цельность образа. Платье так плотно облегало стройное тело, что казалось не одеждой, а кожей, и было тяжелым на вид. От женщины исходила какая-то почти физически ощутимая мрачная сила, ее глаза затягивали в себя, словно космические черные дыры. Гридин почувствовал нечто похожее на головокружение.
Подобный взгляд был у цыганки… давно, лет десять назад, а то и больше… Душной южной ночью, у костра, под огромной луной. Подобный взгляд временами был и у шамана, выходца из сибирской глубинки. Взгляд Вия, которому наконец-то подняли веки — и две черные пули уставились на Хому. Черные дыры, высасывающие жизнь.
Герман знал, как можно защититься от этих черных пуль. Но применить это свое умение не успел, потому что черная женщина опустила глаза.
— Стоит ли так суетиться? — задумчиво спросила она неожиданно низким грудным голосом, похожим на звук далекого колокола. — Стоит ли тратить время на бренное, на совершенно ненужные поиски, Герман?
Гридин насторожился. Наверное, надо было бы встать и уйти, следуя за внутренней путеводной нитью, но было в черной женщине что-то очень притягательное. Ее хотелось слушать.
И откуда она знала, как его зовут?
Женщина выпрямила спину и обхватила себя руками, словно ей вдруг стало холодно. И вновь стала ронять колокольные слова, глядя прямо перед собой. От этого взгляда задрожали и осыпались листья на другой стороне проспекта. Во всяком случае, так показалось Герману.
