Кинув халат на неубранную постель, Пол Доусон натянул джинсы, надел свитер и достал из шкафа легкую куртку. Пускаться в странствия в дорогих костюмах было не в его стиле. Побросал в небольшую сумку приготовленный заранее походный комплект — бритву, дезодорант и прочее — и опять поиграл кнопками мобильного телефона, намереваясь заказать такси. Билет на авиарейс до Трентона уже лежал в боковом кармашке сумки.
…Где-то над Кентукки землю внизу закрыла сплошная облачность. Она сопровождала «боинг» до самой столицы штата Нью-Джерси. Октябрьский день, казалось, вот-вот готов был позиционировать себя как дождливый вторник, но так и не собрался это сделать — Трентон встретил пассажиров порывами влажного ветра с Атлантики, однако зонты доставать не пришлось.
Пол Доусон неторопливой походкой пересек просторный зал аэровокзала и, изучив указатели, свернул к туалетам.
В кабинке он пробыл недолго. Потом подошел к умывальникам, но открывать кран не стал, а принялся изучать в зеркале свое лицо.
В зазеркальном пространстве прилежно повторял все его движения высокий, средней комплекции мужчина из тех, кому за пятьдесят, с аккуратно подстриженными светлыми, но некрашеными волосами. Форме его массивного носа мог бы позавидовать любой ястреб, тонкие губы казались каменными, а из-под пшеничных, стрельчатых, густых бровей серьезно смотрели глубокие темные глаза. Вдоволь наглядевшись на себя, Доусон достал из нагрудного кармана куртки очки в тонкой дорогой оправе и водрузил их на свой ястребиный нос.
«Нормально, — сказал он себе. — Благообразный и респектабельный. Почти настоящий доктор».
Стекла в очках были обыкновенными, потому что на зрение он не жаловался.
7
За приоткрытым окном шумели на ветру дубы. Крепкие морщинистые стволы с раскидистыми ветвями занимали все пространство между домом и сплошь обвитой плющом оградой, и землю с редкой травой усеивали желуди. Отсюда, с высоты второго этажа, был виден только кусок противоположного тротуара, протянувшегося вдоль пустыря. Говорят, там когда-то было кладбище, и строиться на этом месте никто не желал. Здесь, в южном пригороде Трентона, царила тишина. Тишина вполне устраивала Алекса Батлера, перебравшегося сюда после развода. Из всех предложений агентства недвижимости он остановился именно на этом коттедже. И арендная плата была вполне приемлемой. А соседствующее кладбище — если оно там действительно когда-то было — его совершенно не смущало.
Второй день подряд он то бесцельно бродил по дому, то лежал на диване, то прогуливался под дубами. Или, как сейчас, сидел за столом, навалившись грудью на сложенные перед собой руки, и смотрел мимо экрана компьютера в окно, на равнодушные деревья, зачем-то пытавшиеся дотянуться до серого октябрьского неба.
Состояние его было очень и очень странным. С одной стороны — полнейшая, всепоглощающая апатия, абсолютнейшее нежелание что-либо делать и о чем-либо думать. С другой стороны — какой-то непонятный зуд, ничем не обоснованное стремление куда-то идти, ехать, плыть, лететь, что-то искать… Куда идти? Что искать? Он словно раздвоился, в нем словно жили два Алекса Батлера, и безразличие смешивалось с тревогой, а отрешенность — с настойчивой тягой к каким-то немедленным действиям…
Возможно, лучшим средством примирить эти противоположности, забыться, отключиться, мог бы стать коньяк или виски, большими порциями и часто, — но Батлер давно уже не жаловал спиртное. Он не раз имел возможность убедиться в том, что алкоголь не приносит облегчения, алкоголь отравляет и разрушает мозг, и вернуться потом в нормальное состояние удается ценой слишком больших мучений. Наркотики же он никогда не пробовал, и пробовать не собирался. Самым крепким напитком для него в последние годы было пиво — да и то довольно редко.
Скорее всего, его теперешнее восприятие мира, точнее, себя в мире, требовало вмешательства психиатра, — но Батлер не желал иметь дело ни с какими психиатрами.
Он не знал, что с ним творится, откуда взялась эта депрессия, перемешанная с изматывающей тягой к каким-то немедленным действиям, и у него не было никакого желания анализировать собственное состояние.
И ведь, казалось бы, — ну почему не радоваться жизни? Заветная мечта осуществилась — он побывал на Марсе. Более того, ангел-хранитель или кто-то другой уберег его — и он вернулся домой, целый и невредимый. Правда, с урезанной памятью, — но могло быть гораздо хуже.
Он вообще мог остаться там, в Сфинксе… как другие… Или погибнуть вместе с командиром.
А он вернулся.
И вот уже целый месяц не находил себе места под голубыми земными небесами. Голубыми, как глаза Фло…
Там, на Марсе, он все-таки сумел ночью выбраться из модуля и устремился к Сфинксу в надежде преодолеть невидимый барьер. Но далеко не ушел. Нарбутис и Миллз не позволили ему далеко уйти. Догнали, скрутили, затащили назад в модуль. Вкатили слоновью дозу транквилизаторов, так что в себя он пришел только на орбите, на борту «Арго-2». Да и то ненадолго — его чуть ли не сразу переправили в «усыпальницу», от греха подальше.
Техническая новинка — абляционный позитронный двигатель, разработанный под эгидой НАСА компанией «Позитроникс Рисеч», — не подкачала: через три с половиной месяца после старта с ареоцентрической орбиты «Арго-2» совершил посадку в Космическом центре Кеннеди на мысе Канаверал.
Карантин… Беседы с высокими чинами НАСА… Обязательство нигде и никогда не проронить ни слова о визитах землян на Берег Красного Гора — до тех пор, пока не будет принято решение о предании огласке этого секрета… Пополнение его банковского счета. Более чем солидное пополнение. Он, Алекс Батлер, преподаватель Принстонского университета, стал миллионером, и мог до конца своих дней не заботиться о хлебе насущном и жить на проценты. Конечно же, он поинтересовался насчет вознаграждения всем остальным участникам Первой марсианской, и его заверили в том, что оно непременно будет выплачено родственникам пропавших и погибшего. Свен Торнссон, Леопольд Каталински и Флоренс Рок считались пропавшими — в отличие от командира «Арго» полковника Эдварда Маклайна… Разумеется, по легенде НАСА, несчастье произошло здесь, на Земле, а не на далеком Марсе.
После карантина, который сопровождался тщательным медицинским обследованием, Батлер прошел добрый десяток сеансов регрессивного гипноза по методике знаменитого гипнотерапевта доктора Голдберга. Однако они не дали никаких положительных результатов. Он не смог вспомнить ни одной детали, связанной с его заточением в Марсианском Сфинксе. Более того — само космическое путешествие теперь казалось Батлеру не совсем реальным, и собственное пребывание на Красной планете представлялось всего лишь отрывком какого-то фантастического фильма. Посмотрел — и можно забыть. Глядя из окна на небо, перечеркнутое ветвями дубов, он уже не мог поверить, что действительно был там, что все это ему не приснилось.
Распрощавшись наконец с НАСА, Алекс в начале октября вернулся в Трентон. Проветрил свое забывшее хозяина жилище, навестил родителей. Они знали, что сын участвует в правительственном проекте, связанном с подготовкой марсианской экспедиции, и вряд ли сможет посвятить их в детали — поэтому лишних вопросов не задавали. Жив, здоров — и слава богу! Да еще и с большими деньгами. Отец, правда, не удержался от того, чтобы не полюбопытствовать насчет перспектив полета на Марс. И Алекс искренне ответил, что ничего о таких перспективах не знает. Никто в НАСА на эту тему с ним не говорил, и участвовать в дальнейших марсианских программах ему не предлагали. Хотя он, конечно же, не отказался бы от возможности вновь побывать на Марсе. Только не сейчас, а через год или два, не раньше.
