Бывшую жену Гедду с дочкой Айрин он навещать не стал. Они не поддерживали никаких контактов с его родителями, хотя внучка могла бы и по-другому относиться к дедушке и бабушке… они-то в чем перед ней виноваты? Но там, безусловно, все решала Гедда… Что ж, у каждого своя линия поведения и свой жизненный путь…
Все чаще вспоминалась ему Джейн — последняя его любовь, уже давно оставшаяся в прошлом. Почему он сказал: «Джейн», выбравшись из Сфинкса? Ее ли он имел в виду? Или тут что-то другое?
Джейн была недосягаема — Алекс не знал, куда она уехала из Трентона.
А вот старший братец Ник дал о себе знать буквально на следующий день после визита Алекса в родительский дом. Мама позвонила Нику в Филадельфию, сообщила о том, что Алекс вернулся, да еще и заработал кучу денег, — и Ник тут же связался с братом и изъявил желание повидаться. Такое желание возникало у Ника не часто, они время от времени встречались в доме родителей, а лет пять назад Алекс посетил его в Филадельфии, когда приехал на симпозиум, организованный местным университетом имени Томаса Джефферсона. Ник тогда был на мели — впрочем, он чуть ли не постоянно был на мели. Хватался то за одно, то за другое, но ничего у него не получалось, играл в казино, надеясь на хорошее настроение фортуны, однако фортуна почему-то его не очень жаловала. И с семьей у него тоже не сложилось, — а было Нику уже без малого сорок.
Алекс ничего не имел против такой встречи, и Ник сказал, что позвонит на следующей неделе и сообщит, когда он отправится в путь.
В Принстоне давно начался учебный год, но Батлер не собирался возвращаться в университет. Во всяком случае, в ближайшее время. Не то было у него настроение, совсем не то…
И кидонийское золото его сейчас не интересовало, и то ли марсианский, то ли земной зверь сирруш… Никаких сообщений на этот счет в теленовостях не появлялось, и не приходилось рассчитывать на то, что они появятся в ближайшем будущем.
А вот о коллегах по Первой марсианской он не думать не мог. В голове всплывали их образы. В голове звучали их голоса… И оставалась, и теплилась надежда на то, что они живы. До сих пор — живы. Кроме командира. Если для него, Алекса Батлера, год, проведенный в Сфинксе, пролетел, как день или два, то могло ведь такое случиться и с остальными? Может быть, не все еще потеряно?
Если полеты на Марс будут продолжаться. Если там, в высших правительственных сферах, перестанут секретничать.
Ради спасения тех, с кем вместе он побывал на Берегу Красного Гора, Батлер был готов нарушить обязательство о неразглашении. Впрочем, он прекрасно понимал, что обязательство это никакого значения не имеет. Даже если он заговорит — кто поверит его голословным утверждениям? Что он может продемонстрировать в доказательство своей правоты? Ровным счетом ничего. И где гарантия, что он в тот же день не станет жертвой автокатастрофы? Или пристрелит его какой-нибудь террорист-одиночка. Или он просто тихо скончается в собственной ванной от совершенно неожиданного сердечного приступа. Всякое могло случиться — в этом он нисколько не сомневался. Голливуд предлагал самые разные сценарии возможного развития событий. И такое случалось не только в кино, но и в жизни.
Шумели, шумели дубы за окном, и эти звуки что-то ему напоминали. Что-то связанное с Марсом? Да нет, откуда там деревья?… В шелест листьев, которым не давал покоя неугомонный ветер, изредка вплетался легкий гул проезжавших мимо коттеджа автомобилей. Вторник, разгар дня, все на работе… Тихо… как на Марсе…
Батлер с трудом, как железный брус от магнита, оторвал взгляд от заоконного пейзажа и посмотрел на часы. Пятнадцать тридцать две. В шестнадцать за ним должен заехать Джереми Вайсбурд, крупный специалист по криолитосфере Марса из университета Сент-Луиса. В свое время он вместе с коллегами разработал кратерный метод определения глубин кровли льдосодержащих пород, был постоянным участником анализа марсианских сейсмограмм и создателем одной из моделей внутреннего строения Марса. Которая все больше подтверждалась в ходе исследований Красной планеты. В мире было не так много ареологов, и время от времени почти все они съезжались на симпозиумы, чтобы обсудить свои специфические проблемы. Именно свои, а не Марса, — у Марса проблем не было. Батлеру не раз доводилось бывать в одной компании с доктором Вайсбурдом, хотя с глазу на глаз за коктейлем они не беседовали.
Часа три назад доктор Вайсбурд позвонил на городской телефон Батлера и сообщил, что прибыл в Трентон по своим делам, но был бы рад встретиться с коллегой. Он уже звонил в Принстон, рассчитывая найти собрата по ремеслу именно там, и ему в университете дали номер этого, домашнего, телефона. Голос Джереми Вайсбурда звучал в трубке приглушенно и сипло, словно доктор сорвал его накануне, болея за своих хоккеистов-«блюзменов»
[20]
.
Алекс совершенно не был настроен ни на какие встречи, но отказать коллеге в общении просто не мог. Как бы он глядел в глаза почтенному доктору Вайсбурду на очередном симпозиуме после такого свинства? Продолжая разговор, он уже прикидывал, какие продукты нужно будет срочно заказать в ближайшем супермаркете с доставкой на дом. Но ареолог из университета имени Джорджа Вашигтона, не желая, по-видимому, создавать Батлеру проблемы, предложил свой вариант: он заедет за Алексом, и они тихо-мирно посидят в каком-нибудь не очень шумном ресторанчике и обсудят свои «марсианские» дела.
Услышав эти слова, Батлер с огромным трудом заставил себя не отказываться от встречи. Беседовать о Марсе — и даже не заикнуться о том, что был там, своими ногами ступал по его песку, своими глазами видел его небо и камни, своими ушами слышал шорох ветра, летящего над Кидонией, над Сфинксом… Лучше уж было вовсе не подходить к телефону.
«Принимай это как испытание, — подумал Батлер. — В конце концов, многое в нашей жизни есть именно испытание… Возможно, сама наша жизнь — испытание…»
Договоренность была достигнута. Алекс объяснил доктору, как добраться до его жилища — и вот теперь наступила пора побриться и решить, во что облачиться.
Побольше слушать, поменьше говорить самому. Может быть, даже сослаться на головную боль. Или на измучившую бессонницу.
Алекс протяжно вздохнул и встал со стула, с усилием упираясь руками в край стола.
Дубы за окном продолжали уныло шуметь.
8
Оказалось, что у доктора Вайсбурда изменился не только голос, но и прическа, и цвет волос. Голос теперь был нормальный, не сиплый, но не тот, что помнил Батлер. Хотя отметил он это мимолетно и не стал недоумевать по этому поводу. Возможно, он что-то перепутал. Или же воспринимал действительность как-то не так. Возможно, здесь имела место этакая аберрация восприятия, связанная, быть может, с марсианскими перипетиями. Аберрация, о которой совсем не обязательно знать психиатрам.
Сент-луисский ученый подкатил к коттеджу в шестнадцать ноль три. Судя по номерам, «мустанг кобра» цвета металлик был взят напрокат здесь, в Трентоне. Алекс Батлер сел в машину, пожал руку Джереми Вайсбурду, и они направились в центральную часть города.
