До конца осознать, а тем более упорядочить эти мысли он не сумел, потому что был послан в нокаут новыми словами собеседника. Возможно, примерно так же он бы чувствовал себя, если бы, покинув Землю на борту «Арго», внезапно обнаружил, что родная планета действительно покоится на слонах и черепахе.
— Я отнюдь не аферист, мистер Батлер, — сказал человек, назвавшийся Полом Доусоном. — И все это не имеет никакого отношения к вашему вознаграждению за полет на Марс. И к НАСА я тоже никакого отношения не имею. Хотя именно я им сказал, что вы — живы.
Окаменение было полным. Батлер сидел с раскрытым ртом, впервые в жизни прочувствовав внутреннее состояние камня. Бить посуду он не собирался, поскольку просто не мог пошевелиться.
Голова у него все-таки работала — помогла предполетная психологическая подготовка. Выходит, штука полезная не только на Марсе, но и на Земле…
— Вы что, еще и телепат? — наконец выдавил он из себя.
— Временами. Я действительно Пол Доусон, и это действительно мое настоящее лицо. Вы не откажетесь меня выслушать, мистер Батлер?
— Интересно, кто бы отказался? — пробормотал Алекс.
— Итак, я Пол Доусон. Живу в Мемфисе. Я давно ждал этой встречи, мистер Батлер, потому что, судя по всему, именно вы можете кое-что прояснить.
Алекс поерзал в кресле, но промолчал. Слушать он умел и с вопросами решил не спешить.
Тот, кто назвал себя Полом Доусоном, начал издалека, чуть ли не с собственного рождения, словно давал пространное интервью проныре-журналисту.
Родился он в Мемфисе, и был единственным ребенком в семье владельца «Рифриджеретори системс» Роберта Доусона и его жены Киры Доусон. Причем ребенком поздним: отцу тогда уже стукнуло сорок восемь, а мама была на четыре года младше. Более того, он был не родным, а приемным сыном, как выяснил совершенно случайно, за год до смерти отца в девяносто четвертом. Кира Доусон пережила мужа на пять лет. Пол Доусон ни разу, ни единым намеком не дал им понять, что знает семейный секрет, ведь подлинные родители — это те, кто вырастил тебя. Однако тайком он навел справки: может быть, женщина, родившая его, не бросила ребенка, может быть, с ней случилось какое-то несчастье? Увы, то, что он узнал, было вполне обычно: его доставили в приют полицейские. Скорее всего, какая-то подзалетевшая малолетка почему-то не стала делать аборт — вероятно, не желая рисковать здоровьем — и, родив, сразу же отказалась от совершенно ненужного ей младенца. Возможно, она была студенткой, причем приезжей, и родители ее остались в неведении о поступке дочери. А уж отцом Пола Доусона мог быть любой из тогдашних молодых мемфисских самцов — или даже и не очень молодых…
Чета Доусонов обеспечила приемному сыну безоблачное существование, и Пол рос, как лилии, как птицы небесные, не зная горя и бед. После школы он поступил в местный университет, где изучал историю. Исключительно для собственного удовольствия, ему нравилась история. А дальнейшую жизнь так или иначе предстояло связать с отцовской фирмой, а не с историей.
Он был вполне обычным парнем — немного играл в баскетбол, гулял с девчонками, ходил с ровесниками-приятелями на матчи местных бейсболистов, смотрел телевизор и обожал группу «Квин». Фаррух Булсара — Фредди Меркьюри — был его кумиром. Именно с лидером этой культовой группы и оказалась связанной его первая «девиация» — так он впоследствии стал называть свои внезапно обнаружившиеся странные способности.
В тот июльский день пятнадцатилетний Пол как зачарованный сидел в своей комнате и смотрел по телевизору грандиозное музыкальное шоу на лондонском стадионе «Уэмбли». Это был один из двух концертов, организованных Святым Бобом — бывшим панк-рокером и лидером группы «Бумтаун Рэтс» Бобом Гелдофом — для сбора средств в помощь голодающим Эфиопии.
Концерт начался в полдень с выступления команды «Статус Кво», а музыканты «Квин» появились перед зрителями почти семь часов спустя. Фредди легко скользил по сцене, в белой майке и голубых джинсах, с серебряным амулетом на шее. Хиты «Квин» довели собравшуюся на стадионе публику до полнейшего экстаза, а вместе с ней — и прилипшего к экрану Пола…
После финальной песни в исполнении всех участников концерта Пол выключил телевизор и в каком-то сладком оцепенении уставился на красочный постер «Квин» с Фредди на переднем плане, прилепленный скотчем к стене над кроватью. Он буквально пожирал глазами своего кумира, неистово желая перевоплотиться в лидера «Квин», — и вдруг лицо его словно обдало горячей водой, и оно стало оплавляться. Он схватился за щеки — и тут же с ужасом отдернул руки, потому что все там было мягким, податливым, как желе, все шевелилось и чуть ли не расползалось под пальцами. Лицо превратилось в пластилиновую маску и, казалось, вот-вот стечет с костей черепа и бесформенным сгустком шмякнется на пол… Вскочив с кресла, он метнулся к шкафу, распахнул дверцу — там, с внутренней стороны, было зеркало, — и успел увидеть завершение метаморфозы. Только что ходившая мелкими волнами кожа, нос, губы перестали шевелиться, лицо вновь обрело четкость очертаний. Лицо Фредди Меркьюри. Именно это лицо отражалось в зеркале…
Сказать, что Пол испытал шок, — это значит ничего не сказать. Он сел буквально там, где стоял, — прямо на пол возле шкафа. Предположение о галлюцинации, возникшее, когда к нему вернулась способность мыслить, он сразу отмел. Пережитое две-три минуты назад ощущение изменений собственного облика было слишком реальным и никак не могло оказаться всего лишь ложным восприятием того, чего на самом деле не существует. Его лицо, лицо Пола Доусона, действительно превратилось в лицо Фредди Меркьюри.
Он сидел перед зеркалом, и в нем бурлили самые противоречивые чувства: восторг… изумление… страх… растерянность… Он не знал, что ему делать с этим новым своим лицом, и у него хватило ума не являться в таком облике родителям и уж тем более не бежать на улицу, чтобы раздавать автографы от имени лидера группы «Квин». Потрясение постепенно не то чтобы прошло, но немного сгладилось. Пол вдоволь насмотрелся на свое невероятное отражение и принялся наконец шевелить мозгами, намереваясь докопаться до причин столь внезапного разительного преображения.
Особо напрягать мыслительный аппарат не пришлось, объяснение лежало на поверхности: он каким-то образом сумел воплотить собственное страстное желание. Возможно, это граничило с чудом или же на самом деле было чудом, проявлением неких высших сил, — но, возможно, тут дали знать о себе заложенные в нем, Поле Доусоне, (или — в любом человеке?) скрытые способности. Пол был в гораздо большей степени прагматиком, нежели мистиком (если допустимо такое противопоставление), в нем не усохла еще юношеская вера в скрытые потенции человека и человечества, которую поддерживали фильмы о суперменах… А что если и сам он, до сих пор не подозревая об этом, был суперменом, переходным звеном к новой, высшей расе, кем-то наподобие «детей индиго»? От всяких заманчивых перспектив кружилась голова. Но, преодолев это головокружение, Пол сформулировал, в общем-то, само собой напрашивавшееся предположение: при столь же страстном желании можно добиться возвращения привычного облика.
