Через несколько месяцев содержание пси-передач изменилось. Теперь Доусон словно стал незримым участником Первой марсианской экспедиции. Связь была односторонней, он не мог сообщить астронавтам о своем присутствии, но видел все происходящее то глазами Батлера, то Флоренс, то Каталински, то пилота и без труда проникал в их мысли. Он не злоупотреблял возможностью копаться в чужих головах и делал это только для того, чтобы выяснить для себя цели экспедиции, о которой знал весьма ограниченный круг людей.
Дабы окончательно убедиться в том, что эти пси-сеансы не плод его воображения, Доусон «прозондировал» сотрудников НАСА, информацию о которых выудил из сознания «аргонавтов».
— Я не имею ни малейшего представления о том, как это у меня получается, — ответил он на вопрос Батлера. — Вы ведь вряд ли сможете объяснить, как вы дышите, какие именно процессы при этом происходят. Просто дышите — и все. Захотелось вам прочитать газету — вы берете и читаете. Вот так и я…
Не раз и не два Доусон задавался вопросом: зачем все это? Может быть, марсиане ошиблись с адресатом, может быть, их послания предназначены вовсе не ему? Что он мог сделать, кроме того как просто принимать к сведению всю эту информацию?
Увидеть глазами «аргонавтов» внутренние лабиринты Сфинкса Доусону не дали — никаких «картинок» он не воспринимал. Зато по тому же неведомому каналу узнал, что время внутри кидонийского колосса течет по-разному. Еще он узнал о том, что Маклайн применял оружие, и что все «аргонавты» живы. Теперь уже влезть в их головы ему не удавалось, — но Доусону словно бы внушали такую мысль.
А дальше случился совершенно неожиданный кульбит. Как будто фокусник вытащил за уши кролика из, казалось бы, пустого цилиндра. Как будто пока ты, моргая, на мгновение закрыл глаза, на пустыре перед тобой воздвигся дворец с колоннами, арками и резными башенками. Прямо средь бела дня в сознание Пола Доусона воткнули некий информационный блок — ящик с немногими, вполне определенными, точно разложенными по своим местам предметами. Это были не обрывки, не отдельные капли, не кусочки пазла — это была четкая информация.
«Все астронавты живы. Четверо находятся в Сфинксе. Пятый собирается покинуть Марс. Один. Без них. Остальных можно будет потом забрать. Они живы. Они дождутся. Они — дождутся».
И такое сообщение Доусон не мог просто принять к сведению. Это сообщение обязывало его действовать. В очередной раз погрузившись в информационный океан, он узнал, что в НАСА поспешили похоронить пропавшую четверку и все внимание сосредоточили на командире миссии полковнике Маклайне, который должен довести «Арго» до Земли. Мертвые уже не требовали никакой заботы.
И вот тогда Доусон помчался в Хьюстон, чтобы, изменив облик, встретиться со Стивеном Лоу…
После этого пси-передачи прекратились, и он обрел наконец желанный покой — чертовщина эта все-таки основательно давила на психику, приходилось чуть ли не горстями глотать транквилизаторы. В конце мая Доусон отправился в Европу, на берега Венецианского залива, где неподалеку от устья реки Тальяменто покоится под водой древний Бибион. Это было не первое его посещение Адриатики, и он с группой дайверов вдоволь нанырялся в поисках погребенных в море раритетов. Однако полностью отрешиться от марсианских дел Доусон не мог. Он все время помнил о них и периодически «прощупывал» сотрудников НАСА, чтобы узнать, готовится ли вторая экспедиция на Марс. Такое решение было принято в июле, когда он уже распрощался с Европой и прибыл к родным пенатам.
Ему было известно о гибели полковника Маклайна, а контакт с другими «аргонавтами» так и не получался. И только осенью вновь иглой вонзилась в его сознание короткая информация: он должен встретиться с Батлером. Когда тот вернется на Землю.
Пожалуй, самым правильным было бы самому заявиться в штаб-квартиру Национального аэрокосмического агентства и все-все рассказать. Но Доусон слишком дорожил своим независимым существованием и не желал лишаться превосходного во всех отношениях статуса. Кроме того, были у него и опасения на этот счет: а вдруг, расскажи он о контакте с марсианами, те смогут нанести ему такой мозговой удар, что он сойдет с ума или и вовсе умрет?
Умирать ему не хотелось. Не рвался он, подобно героям кинофильмов, спасать планету от потенциальной угрозы ценой собственной жизни. На исходе четвертого десятка своего безмятежного существования под земными небесами он уже давно умел разделять кино и действительность. В кино сильные выручали попавших в беду хороших людей. В жизни сильные, расталкивая и топча слабых, по их телам выбирались из охваченного пожаром небоскреба. В кино несгибаемый капитан погружался в морскую пучину вместе с кораблем, обеспечив спасение пассажиров. В жизни капитан с командой чуть ли не первым бежал с корабля, забрав единственную шлюпку. В кино астронавт на орбитальной станции без раздумий бросался в открытый космос, чтобы вызволить угодившего в переплет напарника. В жизни никто из русских вертолетчиков-спасателей не решился присоединиться к командиру отряда, поплывшему в пургу в резиновой лодке, чтобы добраться до упавшего в озеро спускаемого аппарата космического корабля «Союз-23» с двумя русскими же парнями — об этом спустя тридцать лет писали газеты…
Целый год миновал с момента того последнего информационного укола, и все это время Доусон жил обычной жизнью. Но продолжал помнить: ему зачем-то нужен Алекс Батлер. Возвращение «Арго-2» не стало для него секретом. Решив, что за Батлером могут следить, Доусон придумал трюк с перевоплощением в доктора Вайсбурда — отыскать необходимую информацию о докторе не составило для него особого труда.
Свои подозрения насчет возможной слежки Доусон обосновывал следующим образом. Пред очи высокопоставленного работника НАСА Стивена Лоу предстал некто, осведомленный о строго засекреченной миссии и утверждающий, что пропавшие на Марсе астронавты живы. Значит, этот некто заинтересован в том, чтобы астронавты были живы. (Или же он выступает в роли посредника.) Значит, он войдет в контакт с вернувшимся на Землю Батлером. Вот тут-то и можно будет хватать его и вязать, и превращать в лабораторную белую мышь…
— Подождите, — сказал Алекс. — Если вы такой специалист по чтению чужих мыслей, то что вам стоило узнать вполне определенно: есть слежка или нет?
— Я не знаю, где искать, — ответил Доусон. — Все не так просто, нужно копаться и копаться… Но будем исходить из того, что слежка есть.
— Мда-а… — протянул Батлер. — Неприятно знать, что кто-то может рыться у тебя вот тут. — Он постучал согнутым пальцем по собственному лбу. — Кажется, я временами ощущал ваше присутствие в моих мозгах… «Неприятно» — это еще очень мягкое определение, мистер Доусон. — В голосе ареолога чувствовался холодок.
— Понимаю, — кивнул тот. — И впредь не собираюсь этим заниматься. Честно говоря, когда меня оставили в покое, я твердо решил плюнуть на все и забыть. Ну зачем мне это нужно? Жизнь у меня и так насыщенная. — Он усмехнулся. — Сам себе иногда завидую…
— Почему же не плюнули? — осведомился Батлер.
Пол Доусон вскинул голову:
