— Не сгущаете краски? — с сомнением спросил Батлер, уже как-то по-новому глядя на сидящего боком к столу человека с ничем не примечательней внешностью участника киномассовки.
— Не только не сгущаю, а даже, напротив, разбавляю, — ответил Доусон. — Причем это только набросок. Эскиз.
— У вас, случаем, еще одной необычной «девиации» нет, как у Иоанна Богослова?
— Нет, в будущее заглядывать не умею. Да и какая в этом нужда? И так понятно, куда мы идем. То есть катимся.
— Или куда нас несет, — добавил Батлер. — Интересный вы человек, Пол, только дискуссию я сейчас не вытяну. Я лучше еще воды выпью. — Он кивнул на бутылку. — Хорошая вода, из айсберга. Не хотите?
— Нет, спасибо, — отказался Доусон и покосился на лежащую на столе пачку сигарет. — Я бы лучше закурил…
— Ладно, курите, — разрешил Батлер, наполняя стакан. — Я уже почти в норме. Отделался, скажем так, легким испугом.
Доусон быстро придвинул к себе пепельницу, щелкнул зажигалкой и с удовлетворенным видом выдохнул первую порцию дыма. Сразу же сделал новую затяжку и сказал:
— Действительно, что-то я разошелся. Вернемся к нашим марсианам. Что вы собираетесь предпринимать дальше, Алекс? Докладывать НАСА?
Батлер оторвался от стакана и ответил:
— Нет. Пока — нет. Вспомнил-то я еще не все. Я бы съездил в местную клинику Святого Марка. Флоренс меня просила… Если хотите, можете составить мне компанию. Тут какая-то туманная история…
11
— Пожилая женщина? Не может ходить? — переспросила сидящая за толстой прозрачной перегородкой темнокожая медсестра, пристально глядя на Алекса Батлера. — Вы что, не знаете, как ее зовут?
— Забыл, — ответил Батлер. — Меня… нас попросили проведать ее, поговорить. Ее возят в кресле… Так нам сказали. Ну, забыл я имя, дырявая голова…
Медсестра продолжала сверлить его взглядом, и ее черные зрачки были похожи на два револьверных дула. Потом оба дула переместились на стоящего сбоку, в двух шагах от Батлера, Доусона, и вновь взяли Алекса на прицел.
— Кажется, я знаю, о ком вы. Только сомневаюсь, что вам удастся поговорить с миссис Стоун.
— А… что с ней?
Медсестра поднесла руку к виску и слегка пошевелила короткими пальцами.
— Проблемы с головой. Очень серьезные… и безнадежные. — В ее выпуклых, похожих на теннисные мячи глазах засветилось любопытство. — А кто вам о ней сказал? Она тут уже лет сто или двести, и никто никогда ее не проведывал. Вроде бы и имя-то у нее ненастоящее, никто не знает, как ее зовут, а сама не говорит.
— Одна знакомая сюда приходила, — не стал уклоняться от ответа Алекс. — Точно не знаю, в чем там дело, но просила навестить, если буду, — он мельком взглянул на Доусона, — если будем в Чаттануге. Ну, вот… — Он поднял пакет повыше, чтобы медсестра увидела со своего вращающегося кресла. — Надеюсь, фрукты ей не противопоказаны?
— Сейчас вас проводят. — Медсестра щелкнула клавишей селектора. — Миссис Стоун в палате. Ее вывозят на прогулку, только позже.
— А что у нее с ногами?
Медсестра подняла голову от селектора.
— Доходилась. Кто-то из бывших медсестер рассказывал: ушла в город, незаметно, и ее машина сбила. Давно. Ну, не сто лет назад, а лет тридцать пять — сорок точно. Присядьте вон там, сейчас я провожатую вам найду.
Батлер садиться не стал, а отошел к стене вестибюля, где рядком выстроились декоративные невысокие пальмы в больших зеленых, под цвет настенной плитки, вазонах. Доусон, немного помедлив, тоже перебрался в этот зеленый уголок. И, посмотрев на Алекса, сочувствующе спросил:
— Что, новая трансгрессия?
Батлер непонимающе поднял брови.
— Рецидив похмельного синдрома? — более ясно сформулировал Доусон. — Вы белы, как флердоранж. Или как холодильник. Голова болит?
— Да вроде нет, — сказал Батлер, прислушиваясь к себе. — Пусть пока и не высший сорт, но вполне приличное состояние. Просто… Просто как-то не по себе… Волнение какое-то непонятное… — Он встрепенулся: — Слушайте, Пол, а вы не могли бы узнать, кто она? Ну, пошарить у нее в голове… Почему Фло вдруг вспомнила тогда, ни с того ни с сего?
— Пошарить-то можно, — помедлив, ответил Доусон. — Но если у нее там… — он, поднеся ладонь к голове, повторил жест медсестры, — то вряд ли что-то получится.
— Ничего не понимаю, — растерянно сказал Батлер, слепым взглядом уткнувшись в волосатый ствол пальмы. — Сердце колотится, как тогда, при старте…
— Вчерашнее продолжает играть, — пояснил Доусон. — Вы ведь в этом плане человек нетренированный.
…Проворная белозубая смуглая девчушка в слишком тесном для ее бедер и груди халатике открыла перед ними белую дверь палаты и заглянула туда.
— Миссис Стоун, к вам гости. — Она повернулась к Батлеру и Доусону. — Проходите. — И, посторонившись, добавила: — Только вам ее не расшевелить.
Батлер первым вошел в палату, где витал неистребимый запах лекарств. Доусон последовал за ним. Смуглянка-медсестра неплотно прикрыла дверь и то ли осталась в коридоре подслушивать, то ли тихонько удалилась.
Прямо напротив двери, возле зашторенного окна, стоял на тумбочке большой телевизор. Его экран был повернут в сторону застеленной по-армейски кровати — клетчатое сине-зеленое покрывало лежало ровно, без единой складки, и подушка располагалась в изголовье строго по продольной оси кровати. Наволочка на подушке отсутствовала. Справа от телевизора, почти закрывая вторую тумбочку, возвышалось кресло на колесах. Подставка для ног была опущена наподобие ножа бульдозера и почти касалась бледного линолеума. Кресло упиралось в другую кровать. Там, на двух подушках, полулежала женщина. Руки ее были вытянуты поверх легкого одеяла цвета кофе с молоком, почти неотличимого от больничной пижамы, пальцы чуть подрагивали, словно женщина представляла, что работает на компьютере. Короткие, но довольно густые еще волосы были седыми, а лицо походило на сухой осенний лист, которому никогда уже не суждено налиться живительными соками. Женщина смотрела в сторону двери, где стояли Батлер с Доусоном, и глаза ее напоминали пятна луж, отражающих серое-серое небо. Безжизненное небо.
И все-таки оцепеневший Алекс почти сразу узнал ее, разглядел знакомые черты — не обычным зрением, а каким-то иным, глубинным, что, наверное, до поры таится в каждом человеке. Он разглядел знакомые черты, и это опять было как удар током, а за ним тут же последовал еще один удар: он понял, почему не давало ему покоя лицо Пола Доусона.
И едва он это понял, как Доусон издал странный звук у него за спиной — словно, задохнувшись, со стоном втянул в себя воздух. Почти одновременно с этим женщина приподняла голову над подушками и всем телом подалась к краю кровати.
— Алекс… Наконец-то… — Ее ломкий голос казался последним шорохом опавших листьев. Она перевела гаснущий взгляд на Доусона. — О-о…
