— Что-то ты меня совсем с толку сбил… — Дарий потряс головой. — Алькор… Будильник… О чем мы говорили-то?
— О том, что я хороший, — напомнил Спиноза.
— Ага… Что ж, хочется верить. — Танкист поднялся. — Но командую здесь все-таки я! И только я!
Он быстро шагнул к двери, чтобы оставить за собой последнее слово. Но, уже выйдя в коридор, услышал голос супертанка:
Командуем всю жизнь, казалось бы,
Но подчиняемся велениям судьбы…
— Ф-философ!.. — с чувством прошипел Дарий. — Стихоплет… Психолог…
Он и сам не знал, в каком значении употребил все эти определения: в ругательном или все-таки в уважительном.
…Для того чтобы отыскать мутантов-магов на здешних просторах, потребовалась всего одна коррекция курса, произведенная с помощью Аллатона. Не прошло и часа, как супертанк опустился возле ручья, в котором болтали босыми ногами пандигий и иргарий. Хорригор сразу вцепился в преобразователь, и вскоре чуть ли не все пространство между бронеходом и кромкой воды оказалось усеянным самой разнообразной едой в легких тарелках, которые наштамповал удивительный аппарат. Оба мутанта с воодушевлением накинулись на нее, а четверо вышедших из танка с изумлением и восхищением поглядывали на них. Точнее, поглядывали только танкисты и Шерлок Тумберг. Станис Дасаль, пригорюнившись, сидел на берегу, размышляя о своем далеко не радужном близком будущем.
Когда Аллатон и Хорригор насытились, Силва стал прикидывать дальнейший путь. Бывшему предводителю иргариев не терпелось как можно быстрее вернуться на Можай, чтобы оттуда, на яхте Троллора Дикинсона, отбыть к сестренке. Поскольку ни Хорригор, ни Аллатон не знали, где искать выход, ведущий на планету Тиндалия, Дарий тоже решил вывести танк на Можай и уже оттуда связаться с Управлением археологии. Полицейскому следователю ничего не оставалось, как вместе с Дасалем присоединиться к танкистам. Разумеется, такой вариант вполне устраивал и Аллатона, которому именно на Можай и было нужно. Так что теперь предстояло добраться до того прохода, откуда попали в Авалон пандигий и иргарий.
Захватив остатки еды, которые не смогли осилить два древних властелина, все направились к танку. Дарий шагнул в бронеход вслед за Дасалем и Шерлоком, а Тангейзер остановился возле бортового люка, пропуская вперед Хорригора. Тот с тарелками в руках начал подниматься по откидной лестнице, постлейтенант собрался последовать за ним — и вдруг обратил внимание на затылок иргария.
— Господин Хорригор, у вас кровь засохшая на голове, — сказал он. — Где это вас угораздило?
— Из арбалета саданули, — не оборачиваясь, буркнул иргарий. — Пробили насквозь, паршивцы.
— Где саданули? — поразился Тангейзер. — Здесь, в Авалоне?!
— Да нет, в другом месте. Какие-то парни, знать ничего не знающие о Межзвездном Союзе.
— Ничего себе… Но по вам и не скажешь, что это как-то вам повредило.
— Регенерация — замечательная штука, — усмехнулся Хорригор.
Он вошел в башню танка и поставил тарелки на пол у стены. Дасаль предпочел уединиться в боксе, а Тумберг направился в туалет.
— Бенедикт, куда тарелки? — донесся из коридора голос Аллатона.
— Здесь и оставьте, — отозвался Спиноза. — Чистомой заберет.
Дарий уселся в командирское кресло, а Тангейзер, остановившись посреди башни, все не отставал от Хорригора.
— А если бы вам голову отрубили, новая бы выросла? — поинтересовался он.
— Такого со мной не случалось, но, в теории, именно так, — ответил иргарий и опустился на откидное сиденье у стены. — Только мне все-таки не хотелось бы, чтобы кто-то из вас решил проверить это на практике. Это же больно.
— Ну, если успеть подготовиться, то болевые ощущения можно свести к минимуму, — заметил появившийся в башне Аллатон. — Я пробовал.
— Что, рубили себе голову?! — живо повернулся к нему Дарий.
— Нет, палец. — Аллатон сел рядом с иргарием и выставил указательный палец правой руки. Сидеть ему было гораздо удобнее, чем стоять, пригнувшись, потому что помещения танка не были рассчитаны на таких высоких индивидуумов. — Как видите, он отрос.
— А если, например, вас сжечь? — не унимался с вопросами Тангейзер.
— Ага, и пепел развеять по ветру, — кивнул Хорригор. — Какой-то вы, юноша, кровожадный, однако…
— И вовсе не кровожадный, — смутился постлейтенант. — Просто мне интересно…
— А кто вас знает, — прищурился бывший «темный властелин». — Скажу, что восстану из пепла, а вам вздумается проверить — так ли это?
— Да за кого вы меня принимаете?! — взвился Тангейзер. — Я, кажется, не давал повода…
— Ладно, пошутил я, — перебил его иргарий. — Опять же, теоретически, покуда сохранилась хоть частичка моего тела, я смогу регенерировать. Конечно, если меня бросить на солнце или долбануть атомной бомбой, то вряд ли.
— Это вы что, родились таким или тут дело в магии? — продолжал допытываться любознательный танкист.
Хорригор неопределенно развел руками и повернул голову к вошедшему в башню Тумбергу.
— Шерлок, обратите внимание на этого парня. Задает вопросы с напористостью следователя.
— Это хорошее качество, — заметил Тумберг. — Но вопросы тоже надо уметь подбирать.
А Дарий деловито сказал:
— Тан, занимай свое место, будем выдвигаться.
Постлейтенант молча прошел к своему креслу и сел, всем своим видом показывая, что готов выполнить любую задачу.
— Бенедикт, запускай разведчика. На всякий случай.
— Слушаюсь, Дар.
— Ваш подопечный в порядке? — спросил командир у Тумберга, который устроился на откидном сиденье возле противоположной от мутантов стены.
— Затосковал мой подопечный, — ответил майор полиции. — Не хочет в тюрьму. Но, как говорится, «тебя посадят, а ты не воруй».
— И это правильно, — кивнул Хорригор. — Хотя уж кто-кто, а я-то его понимаю. Столько отсидел, что и сроков таких ни в одном кодексе нет.
Он бросил многозначительный взгляд на Аллатона, но тот молча прикрыл глаза, явно не собираясь вступать в разговор на одну и ту же тему, которую то и дело поднимал иргарий.
— Поехали, Бенедикт, — скомандовал Силва.
— Слушаюсь, Дар.
Спиноза еще не успел договорить, как оба мутанта дружно охнули. А потом Аллатон согнулся и обхватил себя руками, будто у него скрутило живот. Хорригор же, страдальчески скривившись, сдавил ладонями голову.
— Что такое? — обеспокоенно повернулся к ним Дарий.
И в тот же момент все экраны одновременно мигнули и погасли, а по башне словно прокатилась какая-то волна. Свет померк, и внутреннее пространство стало серым. Окружающее потеряло очертания, исказилось и задрожало, и у постороннего наблюдателя могло сложиться впечатление, что вот-вот всё и вся в башне рассыплется на атомы. Или даже на элементарные частицы. Из динамика раздалось что-то неразборчивое, на высоких нотах — и все стихло. Секунд через пять-шесть колебания прекратились, свет вновь появился, и каждый объект приобрел прежнюю четкость линий. Только экраны так и не включились.
