Но бойцам этим дивным утром предстояло заниматься совсем другим делом.
– Давайте, парни, на штурм, – вновь проявил себя командиром Гусев. – Будем Зимний брать.
– Неплохо бы, чтобы как Зимний, – заметил Сергей. – Так же быстро и бескровно.
– С Богом! – Гусев перекрестился. – Поехали!
Они на несколько шагов отступили от стены и встали за деревьями. Приготовили оружие.
– Давай! – выдохнул Гусев.
Три гранаты, кувыркаясь в воздухе, полетели к серой стене. И – как ветром, как грозным нездешним ветром сдуло царившую в этом уголке эдемскую прозрачную тишину. Троекратный грохот прокатился над лесом, гулким дробным эхом заметался, отскакивая от скал, вспыхнули ужасные цветы дымного пламени – и запахло войной. Беспокойно запрядали ушами кони в лагере таэльринцев, и далеко-далеко внизу, за рекой, покинув гнезда, взмыли в небо потревоженные птицы. Дрожь земли добралась до Огненного Сфинкса – и протяжный угрожающий рык пронесся над владениями подземных мастеров и глухим отзвуком долетел до пригнувшихся под деревьями бойцов ГБР. В стене Истинного Источника возникла большая дыра – словно ткнули горящей сигаретой в листок бумаги. И там, в полумраке, шевелились какие-то полутени, извивались, отступали под напором хлынувшего внутрь куба чистого утреннего света.
– Вперед! – крикнул Гусев, выхватывая еще одну гранату.
Он бросился к образовавшейся бреши, сжимая в другой руке автомат. Сергей и Саня, не замешкавшись ни на мгновение, помчались вслед за ним.
Бойцы влетели в наполненный хаотичным движением теней полумрак и остановились, образовав треугольник: Гусев впереди, оба напарника позади, слева и справа от него. И тут же начали поливать из автоматов свои секторы обстрела. Действовали собранно, четко и быстро, но без суеты – руки сами выполняли привычную работу.
– Гранаты! – сквозь грохот автоматных очередей проорал Гусев.
Почти мгновенно еще три вспышки в клочья разметали полумрак, и грохот, отразившись от стен, ударил по барабанным перепонкам.
Шаг за шагом бойцы продвигались вперед, непрерывно стреляя в парящие в отдалении тени, похожие на сгустки тумана. Вокруг постепенно светлело, и все отчетливее было видно, что база скоддов – это огромный пустой зал. Стены его словно истончались на глазах, превращаясь из темных сначала в матовые, а потом в полупрозрачные, и метавшиеся в воздухе неясные тени исчезали, как исчезает болотный туман при ярком солнечном свете.
Не прекращая поливать автоматным огнем редеющие темные сгустки, бойцы добрались до центра зала. Сквозь тающие весенними льдинками стены все более четко проступали очертания окружающих скал, а под полом виднелись поваленные, сломанные стволы вдавленных в землю деревьев.
Из-за далекой горной вершины выглянул краешек солнца – и в лица бойцов невесомой яркой волной хлынул его свет, окончательно уничтожив остатки призрачных стен и последние бледные тени. Серый куб исчез, как сказочный замок злого чародея, сраженного мечом богатыря, исчез, открыв лощину между скалами. Никакого движения не видно было вокруг – и бойцы прекратили стрельбу.
Со скоддами, судя по всему, было покончено. Или же они просто убрались восвояси.
Однако бойцы не спешили опускать оружие. Они молча вглядывались в окружающее и были готовы отразить любую атаку. Но серый куб безвозвратно растворился в воздухе, и в ничто превратились серые тени, впервые, видимо, напоровшись на силу, которая превосходила их собственную.
– Пять минут… – приглушенно сказал Гусев, обводя напарников ошалело-восторженным взглядом. – И скоддам кранты! Всего за пять минут… За пять минут! – вдруг заорал он и, вскинув автомат, выпустил в небо короткую очередь.
Вновь всполошенно покатилось по скалам угомонившееся было эхо. Саня Веремеев запрыгал на месте, как болельщик после долгожданного гола любимой команды, радостно улыбаясь и приговаривая:
– Кран-ты! Кран-ты! Кран-ты!
Сергей почувствовал, как вмиг исчезла ставшая уже привычной тяжесть на сердце, и тело стало невесомым. И краешком сознания удивился, почему он до сих пор стоит на земле, а не парит в небесах.
«Господи, как все классно-то, а?» – с умилением подумал он, ощущая нечто похожее на нисхождение в душу благодати.
Хорош был что-то выкрикивающий Гусев. Хорош был танцующий Саня Веремеев. Прекрасно было небо над головой, и прекрасна была земля под ногами, вернее, не земля, а расплющенные ветви деревьев. И чудесными были скалы вокруг – прочные, основательные, устойчивые, такие скалы не по зубам скоддам… да весь этот мир не по зубам скоддам! Потому что этот мир есть кому защитить!
– Ниспро-вергли печаль! Ниспро-вергли печаль! – пританцовывал Саня Веремеев.
– Мы сделали это! – явно подражая персонажам кинобоевиков, выкрикивал Гусев.
И тут в отдалении, под боком скалы, шевельнулась, поднимаясь, серая тень.
Гусев даже в приступе эйфории оставался Гусевым. Он мгновенно наставил автомат на последнего врага и уже собрался нажать на спусковой крючок, но Сергей успел схватить его за рукав:
– Погоди, Геныч! Давай хоть рассмотрим. Надо поближе подойти.
– Ага, а он нас прихлопнет, – возразил Гусев, но стрелять все-таки не стал.
– Он нас не видит, – сказал Саня Веремеев, тоже держа серую тень под прицелом. – Однако рисковать не стоит. И отсюда видно.
– Ничего-ничего, пусть только дернется, я его на ноль помножу! – пообещал Гусев.
Изменив свое решение, он поправил шапочку и крадущимся шагом начал приближаться к серой тени. Сергей, переступая через вмятые в землю стволы, последовал за ним и краем глаза заметил, что Саня Веремеев держится сбоку и чуть сзади.
То, что слабо колыхалось под скалой, не имело четких очертаний. Это был полупрозрачный сгусток какой-то субстанции. Формой своей она походила на крест полутораметровой высоты с короткой поперечиной, расположенной гораздо ближе к вершине, чем к основанию. Крест медленно, словно нехотя, извивался – возможно, это была агония, – и становился все более неразличимым на фоне скалы. Клубилась, двигалась легкая дымка – медленнее, медленнее, словно уходили последние силы, словно садился аккумулятор, словно кончался бензин…
Гусев сделал еще один шаг и остановился. И опустил автомат. До крестообразной субстанции было не более пяти метров. Сергей вплотную приблизился к нему – и утренний свет померк столь внезапно, словно его выключили. Наступила такая тишина, что ее хотелось кусками выковыривать из ушей.
Лукин обнаружил, что каким-то непостижимым образом оказался висящим над бездной. В этой бездне, далеко внизу, проступали из темноты смутные картины. Они наплывали друг на друга, медленно растворялись и сменялись новыми и новыми. Распахивались в темной глубине какие-то иные пространства, иные миры, наполненные солнечным светом и зеленью листвы, агатовыми провалами горных пещер и бирюзовыми волнами морей, палевыми барханами и лазурными лентами рек… Возникали из мрака города и селения, утонувшие в белой пене цветущих садов, и горные пастбища с диковинными животными, и заснеженные леса, и белые и розовые паруса кораблей в океане, и величественные монументы, и квадраты полей, и мосты, и плотины, и пестрая калейдоскопная круговерть карнавалов, и похоронные процессии, и игры с мячом на лугах, и жрецы в белых одеяниях на площадках ступенчатых пирамид, и вереницы повозок на обсаженных деревьями дорогах, и колышущиеся цветы на склонах холмов…
